Обещаю

— Ну не живётся тебе спокойно, ох, не могу я так, не могу, — в её до безумия тёмных глазах появился тот самый блеск, который предвещает слёзы. Она слегка грубовато поворачивала мою голову, чтобы осмотреть садину. Снова злится на меня. Мажет меня ватой, промоченной спиртом. — Не дёргайся. Как вообще можно бить человека в лицо?
— Запросто: достаточно лишь услышать, как твоё любимое дело, которому ты посвятил всю свою жизнь, поливают дерьмом.
— Ты слишком серьёзно относишься к этому. — Говорит она, но я почти не слушаю, лишь смотрю в её большие глаза, которые со страданием и напряжением бегают от одной моей царапины к другой. В этих глазах больше боли, чем в моих — похоже, она и вправду любит меня. Каждый раз нахожу подтверждение этому, и каждый раз удивляюсь, словно впервые это понимаю. Видимо, отвык от такого тёплого чувства за годы одиночества. Или не привык, не знаю, как сказать правильнее. — Как это произошло?
— Не хочу вспоминать. Давай лучше чаю попьём, устал как собака.
— Ты подумал о том, о чём мы разговаривали утром?
— О чём?
— О работе, которую я тебе подыскала!
— Ох… Даже и не думал, ещё, времени не было. Но, если честно, я совсем не вижу себя в этой сфере.
— Почему же это? Разговаривать хорошо ты умеешь, с компьютером на ты, костюм есть и выглядишь хорошо. Только постричься надо будет.
— Нет! Не много ли критериев, чтобы помогать бабушкам пополнять счёт на мобильнике через терминал у входа в банк?
— Это вначале только, может, полгодика, так все делают, а через год уже повышение дадут, а дальше легче будет, привыкнешь и карьеру построишь. М?
— Милая, мы же уже говорили на эту тему, у меня уже есть работа.
— Ты про эту подработку грузчиком у дяди на складском проезде?
— Не грузчик, а помошник! Ну и грузить бывает тоже приходится, ничего страшного, не сломаюсь, мне так больше нравится, чем целый день у входа в банке маячить. К тому же свадебный сезон только набирает силу, нас с ребятами не часто нанимают играть, но мы потихоньку приобретаем популярность за счёт нашей кавер-программы из хитов восьмидесятых.
— Ты просто не хочешь брать на себя ответственность, не хочешь взрослеть.
— Ты говоришь, как моя мама. Не надо так, я не для этого из дома ушел, чтобы выслушивать то же самое, только от другой женщины.
Она не на шутку разозлилась:
— Ну так может другую женщину себе найдешь?! Взрослую и состоятельную, ей как раз такой мальчик понравится, будешь ей на своей гитарке играть! — Она села на диван, уткнув красное лицо в свои белые ладошки. — Я просто устала засыпать с мыслью о том, как найти денег на аренду квартиры, понимаешь? Устала думать, что завтра есть. Это мой крайний год в университете, мне учиться надо и диплом писать, а я с родителями поругалась из-за тебя и домой еще не скоро вернусь! Сегодня я полдня искала рабочую ручку, потому что после твоих вечеринок в доме хаос.
— Почему ты поругалась с родителями из-за меня? — задумался я.
Она молчала. Я всё понял. Еще несколько идиотов с предрасудками пополнили мою воображаемую базу данных. Мы розошлись по разным комнатам, настроение было совсем паршивым. Меня задели её слова, и, чтобы окончательно не разругаться, я решил прогуляться.   

Тёмная осенняя улица встретила меня последним теплом в этом году. На асфальте плясали тени от листьев, колышущихся на убаюкивающем ветру, который пел прощальные серинады деревьям, обещяя снова стать ласковым весной. Я взял бутылку пива и с тяжёлым вздохом присел на одной из местных скамеек.

Странно, не правда ли? Каждую зиму ждёшь весну, а она, как всегда, не спешит приходить, лишь иногда дразня ярким солнцем, которое, отражаясь от белого снега, становится просто ослепительным. Потом наступает май, который снился сердцу, и дома не сидится ни секунды. Моё самое любимое время года, когда лето еще не наступило, но уже тепло и трава цветёт — кажется, что у тебя вся жизнь впереди, и на сердце спокойно и хорошо. Затем летний зной дурманит голову, и ты не понимаешь, что происходит, всё крутится-вертится, а потом, однажды проснувшись перед рассветом и ощутив прохладу росы на кончиках век, ты понимаешь, что и август когда-нибудь уйдёт на запад багряным закатом. И вот она — ранняя осень, которая своим теплом так милосердна и так жестока одновременно, что хочется сжать сердце в молящем порыве остановить момент. Жестока потому, что зима всё равно неминуемо придёт, и мороз скуёт скулы, так чего же медлить? Не дразни, не балуй, не томи, дёргай зуб, пока я храбр. Нет. Нет… Есть ещё время, есть ещё пульс — это мне сказал ветер, что гуляет в листьях берёзы.

Алкоголь в одиночестве всегда навевает на меня ностальгию и сентиментальность. Я держал в руке почти пустую бутылку и думал, какого чёрта я тут делаю? Ведь я не одинок, у меня есть любимая женщина, которая ждёт меня дома. Я закинул бутылку в урну, пока она не забрала мою силу и молодость, и направился домой. Проходя мимо пекарни, я поймал лёгкий аромат теста и ванилина. Она освещала тёмный бульвар, сквозь большие прозрычные окна, словно та мечта, что ведёт человека, сквозь жизнь, со всем её мраком. Остановившись на секунду, я заметил, что продавщица спешит закрывать магазин, и обрадовался, от того, что вспомнил о скидках на последнюю выпечку, которая осталась на прилавке. На душе стало тепло, ведь мы так любим устраивать чаепития с моей крошкой.
У дома в траве беззаботно ласкался бродячий пёс, почёсывая об землю то один бок, то другой. Дышит громко и сопит от удовольствия, валяясь на спинке так, что большой длинный язык свис на пол лица. Почуяв меня, он слегка насторожился, переврнувшись на брюхо, чтобы в любую секунду быть готовым убежать. Я отломил краешек ватрушки, тот, что без начинки, и бросил ему. Он умял его в полсекунды и смотрит на меня, ожидая добавки.
— Не бойся, братишка, я тебя не обижу, — я отрывал тесто от краёв ватрушки, которое успело слегка подсохнуть, пока лежало на витрине пекарни. Всё равно никогда не любил жевать его — с краёв начинки нет.
— Есть ещё пару деньков поваляться в тёплой травушке, отдыхай, набирайся сил. Готов к зиме? — спросил я его, разглядывая, как он жует тесто своей хищной челестью. — Крепись, а если дела пойдут плохо, то не бойся, ты ведь знаешь, что все псы попадают в рай?
Я было хотел почесать его за ухом, как когда-то баловал своего пса — они это очень любят — но передумал. Хуже чёрствой реальности могут быть только пустые надежды, которые остались после минутной нежности. Я бросил последний кусок подальше от себя и развернулся, чтобы уйти не оглядываясь.

Она всё так же сидела на диване, который мне сбагрил приятель, словно ненужный хлам.
— Помнишь, как мы познакомились? — спросил я; алкоголь вызвавший предсказуемую сентиментальность ещё гулял по моей крови.
— На вечернем пляже у Волги в мае.
— Я сказал, что твои глаза, словно две маленькие шоколадки.
Она расмеялась:
— Что? Правда? Как я могла повестись на такую чушь?
Она улыбалась своими аккуратными зубками так, что я больше не мог не обнимать её. Голые стены вежливо молчали, книги желтели на полках, один лишь чайник на огне подавал признаки жизни.
— Всё образуется. Всё будет хорошо. Обещаю, — шептал я. — Обещаю…