По вере вашей вам воздастся

Если бы меня спросили, верующий ли я человек, то я однозначно ответила бы, что верующий. Я была такой всегда с тех пор, как себя помню, хотя родители мои и окружение нашей семьи было чисто атеистическим, и никто никогда не посвящал меня в вопросы религии.
   
Более того, поддавшись общей моде и попытавшись несколько раз, будучи уже взрослой, начать читать Библию, я так и не смогла принять ее сумбурного учения, полного мелочности и агрессии якобы всех любящего Бога. Я отказываюсь верить, что Высшее существо, создавшее нашу Вселенную, подчинившее ее непостижимо совершенным законам бытия, является всего-навсего вздорным и мстительным старикашкой, дрессирующим человечество подобным примитивным образом.
   
Однако я верю в то, что есть Высшие силы, управляющие нашим миром. По крайней мере, мне не раз приходилось наблюдать и ощущать в своей жизни признаки этого мудрого и всесильного управления. Но это так, к слову, потому что мой следующий рассказ, думаю, напрямую связан с этой реальностью, иначе мне трудно было бы найти какие-либо другие разумные объяснения произошедшей тогда истории.
   
Это была одна из черных полос моей жизни, когда я напринимала массу глупых, необдуманных решений, и наступило время расхлебывать их последствия. За четыре года до этого я по-глупому вышла второй раз замуж за местного гусара, который кроме шикарных усов, привлекательной внешности, хорошо подвешенного языка и личного обаяния ничем больше не обладал. И, хотя близкие люди указывали мне на это, я уперлась как баран и вышла за него замуж.
   
Потом я по-глупому покинула родной и любимый город, где все у меня было хорошо, бросив любимую работу, друзей и даже сдав квартиру в горисполком, и отправилась покорять Москву, где по мнению гусара он должен был создать себе головокружительную карьеру.
   
В Москве мы поселились у моих родителей, и у нас родился сын, которому на момент описываемых событий было 2 года, которого мы оба ждали, конечно, однако ради него мне пришлось бросить аспирантуру, а потом и вообще уйти с преподавательской работы, которую я очень любила.
   
Картина не будет полной, если не раскрыть основную причину начавшихся неприятностей. Как позже мне стало понятно, гусар и в самом деле рассчитывал не столько на свои таланты, сколько на связи моего отца, занимавшего в то время высокий пост в номенклатуре Верховного Совета и ЦК КПСС. Однако здесь его просчеты оказались неверны. Мой отец и нам, своим дочерям, никогда не оказывал никаких протекций. Нас вообще воспитывали в том духе, что если мы оказались в такой приоритетной ситуации, то должны обдумывать каждый свой шаг и ничем не очернить репутацию столь достойного отца.
   
На самом деле отец часто помогал другим людям, но только тем, которые, во-первых, не являлись его родственниками, а во-вторых, заслуживали этого либо в силу своих деловых качеств, либо в силу сложности ситуации, в которой они оказались. Исключений из этого правило не было никогда. Столкнувшись со столь неожиданным и непреодолимым препятствием, гусар не сумел достойно держать удар судьбы и начал мало – помалу спиваться, часто появляясь дома за полночь в нетрезвом виде, либо вообще неделями не приходя ночевать.
   
Мне был поставлен родительский ультиматум: либо я расстаюсь с гусаром, либо мы оба должны покинуть родительский дом и жить по своему разумению. Мне хватило гордыни и глупости, что, собственно, есть одно и то же, оскорбиться на выдвинутый мне ультиматум и покинуть родительский кров, переехав на съемную квартиру.
   
До сих пор считалось, что я сижу дома с ребенком, а мой муж обеспечивает наше пропитание. Однако после переезда от родителей, я все больше стала убеждаться в печальной мысли, что спасение утопающих – это реально дело их собственных рук. Муж стал регулярно оставлять меня без денег, пропадая по целым неделям, а по возвращении плел всякие небылицы про срочные командировки, ночные засады и задержки зарплаты. Надо сказать, что в органах МВД, а именно там оперативником и работал мой муж, действительно случалось все такое в начале 90-х годов. Однако сердце мне все чаще подсказывало другое, и я начала просто закисать в своей безысходной патовой ситуации. Не знаю, сколько бы это могло еще продолжаться, но однажды вечером всю мою жизнь перевернуло одно неожиданное происшествие.
   
В один из тех вечеров, когда мужа по обыкновению не было дома уже пару дней, я сидела без денег и с тоской размышляла, чем мне скоро платить за квартиру, и чем кормить детей, как неожиданно постучали в дверь. На пороге стояли два солидных офицера МВД в звании майора и подполковника. Они представились, показали свои удостоверения, оказавшись работниками министерства внутренних дел, и сообщили, что им надо побеседовать со мной по поводу исчезновения моего мужа.
   
С их слов оказалось, что мой муж занял у них большую сумму денег 50 миллионов рублей (по курсу того времени это было примерно 500 тысяч), пришло время их возвращать, а он скрылся неизвестно куда. Я в изумлении ответила посетителям, что денег таких я от мужа не видела, ничего про них не знаю, как и то, где находится сейчас мой муж. Видно было, что гости ожидали такого ответа, потому что сразу же принялись объяснять мне всю сложность моей ситуации, которой я, видимо, не понимала.
   
Оказалось, что деньги эти два блюстителя порядка собрались получать вовсе не с моего мужа, ибо он их, скорей всего, вернуть не сможет, а именно с меня. На мои заверения в том, что я и подавно таких денег вернуть не смогу, они спокойно отвечали, что от меня они их и не ожидают, но они знают, что мой отец являлся не так давно видным партийным бонзой (к этому времени он уже ушел в отставку), а уж про золото партии, спрятанное в плинтусах квартир у таких фигур, знает каждый школьник.
   
Все, что стало происходить потом, я не могу приписать собственной реакции и сообразительности, потому что голова моя практически полностью отключилась от процесса, напоминая о себе разве что резкой болью в затылке. Нет, у меня не возникло никакого плана и никакой спасительной идеи, у меня просто возникло желание немедленно избавиться от этих двух вкрадчивых, толстых, красных милицейских рож и, хотя бы на какое-то время, остаться в тишине и покое. И чисто интуитивно нащупав верный путь к исполнению этого желания, я отвечала стражам порядка, что согласна на их условия, однако мне необходимо 2 недели времени, чтобы подготовить отца и обеспечить получение от него такой суммы денег.
   
В многочисленных перестроечных фильмах, раскрывающих внутреннюю партийную кухню высшего руководства СССР, меня всегда смешили страсти-мордасти и коварные подковерные интриги, которые разоблачались в этих фильмах. Было такое впечатление, что подсмотренные в замочную скважину вожделенные тайны, обогащенные потом собственным богатым воображением лакеев, монтировались недоучками режиссерских факультетов, составляя многочисленные разоблачительные сюжеты зажравшейся жизни жиру бесящихся партийных бонз. Настолько они были смешны, наивны и далеки от реальности, хотя подобным стилем не брезговали и такие мэтры, как Эльдар Рязанов и иже с ним. Ну, да оставим это на их совести.
   
Проводив своих неожиданных гостей, я только диву давалась, каким наивным сказочникам доверено охранять порядок Родины. Эти двое довольно высокого ранга милицейские чины верили, что, мой отец, достигший такого уровня партийной карьеры, а это значит, прошедший огонь и воду многочисленных экстренных ситуаций государственного уровня ответственности, сейчас испугается их натиска и полезет под плинтус доставать золото партии. Да, узнай он про них, ему бы и пятнадцати минут хватило, даже при том, что он был в отставке, обеспечить этим молодчикам немедленную явку на Лубянку со всеми вытекающими из этого последствиями.
   
Однако, несмотря на все это, явка на Лубянку молодчикам не грозила, а вот окончание предоставленного мне двухнедельного срока могло грозить многими неприятностями. Такое это было нелепое время.
   
Я знала не только то, что никакого золота партии под плинтусами родительской квартиры нет, но и то, что я ни за что не пойду к отцу со своими проблемами. Дело в том, что мой отец, тяжело переживавший произошедший государственный переворот, и, возможно, более, чем кто-либо в то время, понимавший последствия этого, находился в данный момент в реанимационном отделении клиники ЦКБ в постинфарктном состоянии.
   
Кроме того, ночные гости предупредили меня, что я могу покидать квартиру только одна, дети должны оставаться дома. Для соблюдения этого условия под окнами нашей квартиры, которая находилась на первом этаже, в течение двух недель круглосуточно дежурили, сменяя один другого, три черные джипа "Чарокки", марка, которую я по сей день видеть спокойно не могу.
   
Я взвесила свои шансы и поняла, что их у меня просто вообще нет никаких. Я не знаю, на что готовы были пойти мои ночные гости, чтобы вытрясти из меня 50 миллионов, но я знала, что мне идти не на что. Куда обращаться? В милицию? Смешно. А знакомых в Москве у меня на тот период не то что, чтобы не было с такими деньгами, их не было вообще.
   
Я была настолько измотана неурядицами последних месяцев своей жизни, что могла, пожалуй, без всякого сожаления наглотаться на ночь каких-нибудь снотворных таблеток и просто не проснуться утром. Но дети? На кого я их оставлю? Нет, надо что-то придумать. В бесплодной тоске прошло три дня. После мысли: "Надо что-то придумать" мыслительный процесс упорно обрывался и заменялся безутешными рыданиями на кухне в полотенце, чтобы не разбудить спящих детей.
   
И вот однажды, среди таких безнадежных рыданий, я как-то почти автоматически произнесла: "Господи! Ну помоги же мне!" Зачем я это сказала, я сама не знаю. Ни до, ни после этого случая я никогда не произносила подобных фраз. Не было у меня такой привычки. То ли необычность этой просьбы для меня, то ли сказалась моя общая усталость, однако рыдания вдруг прекратились. Я стала чувствовать, что успокаиваюсь, и меня даже стало клонить ко сну. А наутро вдруг ни с того, ни с сего и абсолютно само по себе случилось чудо.
   
Утром меня разбудил звонок моего научного руководителя Ларисы Васильевны из аспирантуры, которую я давно уже оставила. Она спросила меня о судьбе моей диссертации, а вернее о развитии ее темы.
   
Дело в том, что последние десять лет перед увольнением я работала в военизированном вузе, в котором английский язык не считался профилирующим предметом, однако был включен в государственные экзамены.
   
Особую проблему это создавало слушателям заочного отделения, которые имели всего десять дней установочных занятий, после которых должны были сдавать экзамен на чтение и перевод текстов по специальности.
   
Те, кто изучали английский язык знакомы с такой проблемой, что даже, если и найдешь в словаре нужное слово, то вовсе не факт, что сможешь его использовать. Как любой аналитический язык, английский обходится без окончаний, одни и те же словоформы этого языка могут иметь массу различных значений и принадлежать к абсолютно разным частям речи. Так что перевод английского текста со словарем для многих лишенных языкового чувства мучеников не только не облегчается наличием словаря, а напротив, усугубляется им. Именно над решением этой проблемы я и работала в своей диссертации.
   
Мною был разработан учебный курс, рассчитанный как раз на десять ежедневных занятий, которые, используя аналитическую природу английского языка, позволяли научить слушателя читать и понимать текст по специальности на английском языке вообще без словаря. Этим способом легко достигалось до 80% понимания текста, что, в свою очередь, гарантировало твердую четверку экзаменуемому.
   
Вот этим-то учебным пособием и интересовалась сейчас Лариса Васильевна. Оказалось, что за время нашей разлуки она стала заведующей кафедрой следственного университета МВД и, сумев заинтересовать новой идеей руководство вуза, хотела организовать на своей кафедре процесс внедрения моего метода обучения чтению английских текстов без словаря. По входящей тогда в моду системе вуз готов был подписать со мной контракт на три года совместной работы. Общая стоимость контракта составляла 150 миллионов рублей, из которых 30% составили мой личный гонорар.
   
Правда, получение мною этого гонорара по срокам намного превышало отведенные мне вымогателями две недели. Однако, как выяснилось совсем скоро, это также не составило никаких проблем, потому что на следующий же после подписания контракта день, Лариса Васильевна повела меня знакомиться с начальником хозяйственной части вуза, с которым мы должны были составить смету по будущим затратам и необходимым приобретениям.
   
Мы вошли в солидный, весь обшитый деревом кабинет, и навстречу нам из-за стола поднялся, кто бы вы думали, посетивший меня недавно вечером красномордый подполковник, правда, на сей раз с более постным лицом.
   – О, Анастасия Витальевна! – воскликнул просиявший от неожиданного счастья подполковник, – как здорово, что я вас увидел сегодня! Вы знаете, та старая проблема уже улажена, все недоразумения прояснились, так что никаких претензий с нашей стороны.
   
Уже в коридоре, по дороге домой, я почувствовала, что кто-то пытается ухватить меня под локоток. Обернувшись, я увидела все того же подполковника.
   – Послушайте, – затараторил он, – честное слово, это какое-то недоразумение…мы получили ложный сигнал…должны были реагировать…ну, надеюсь, вы не в обиде на нас…ведь такое случается. -
   
Я не была в обиде, мне просто хотелось вцепиться в эту жирную морду и всю ее в кровь исцарапать за свое унижение, за моих детей, да вообще за всю нашу отвратительную, подлую, постсоветскую жизнь.
   Но вместо этого я вдруг спросила его: "А вы в Бога верите?"
   – Ну да, конечно, в это же воскресенье пойду исповедоваться, просить прощения, надеюсь, Он услышит меня.
   "Услышит, можете не сомневаться. Он всех слышит", – подумала я с облегчением и предоставила Создателю слушать подполковника дальше. Я уже знала, что Он всем и всегда предоставляет шанс, только бы подполковник не упустил его на этот раз.