Кое-что об аритмии сердца. 4

       И вот я ослаб так, что с трудом мог двигаться. Экклесиаст подмечал: «все, что может рука твоя делать по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости».

       Я дошел, видно, до той грани, за которой не было ничего, и должен был смириться с этим фактом. После некоторых размышлений я пришел к мысли, что, собственно, в этом нет ничего страшного. Я вспомнил, как однажды, и единственный раз в жизни, я потерял сознание. Просто стоял у окна, спиной к окну, и как помню, ничего в тот момент не почувствовал, что бы предвещало опасность. Вдруг начал клониться всем телом вперед. И тут в глазах потемнело. Очнулся в кабинете врача.  Я так и не узнал, что это было со мной. Если это был обычный обморок, о котором я знал понаслышке – его причину. Врач снял кардиограмму и велел прийти на другой день, но я не пришел.

       Вот так просто, - думал я, - потемнело в глазах, и меня не стало. Даже не успел почувствовать боли от падения. Может это и была смерть, ее мимолетное дуновение, и без вмешательства посторонних, того же врача, меня бы уже давно не было бы, и сейчас мало кто вспомнил бы обо мне.

       И теперь, может быть, вот так же буду что-то делать, и вдруг потемнеет в глазах и я упаду. Только не было никого поблизости, кто бы мог вызвать «скорую». К чему оттягивать неизбежное, и что за удовольствие умирать дважды?

       Я представил себя уже готового, убранного стараниями какой-нибудь из прихожанок церкви, с которой я все эти годы отстаивал воскресные службы, лежащего в той же комнате, где лежала в свое время моя супруга. В головах иконка, горящие свечи, тишина, покой. Время от времени тихо входит кто-нибудь из соседей, бесшумно садится на стул, некоторое время созерцает меня, потом встает так же бесшумно, и уходит с сознанием исполненного долга.

       Меня чрезвычайно умиляет эта, вызванная моим воображением картина, и если бы в этот момент подступила бы ко мне смерть, я бы с радостью возгласил бы: «Ныне отпущающе раба твоего…». Это вечером. А на следующий день жарко светит солнце, и хочешь - не хочешь, хоть и через силу, но надо идти выполнять свою работу.

       Был конец августа. Стояла жаркая, сухая погода. Запасы воды иссякли. Из крана вода сочилась тонкой струйкой. Огород обрел жалкий вид и невольно приходило в голову: «Столько вложено труда – и вот результат».

       Листья тыквы повисли потемневшими грязными тряпками. Кусты помидоров лежали на земле и помидоры чернели от какой-то болезни. Я остановился в задумчивости перед грядкой моркови, листья которой уже кое-где начали желтеть. Вспомнил, как женщина в поезде протянула мне книгу «Эликсир молодости». Помолодеть бы хотя бы на месяца три, обрести бы снова форму того времени, когда я без устали, без особого напряжения махал косой.

       «Морковь, - соображал я, - все равно уже больше не вырастет, а только будет вянуть в потрескавшейся от жары земле, а ботва еще пока зеленая – можно и попробовать».

       Я выкопал морковь, срезал ботву и расстелил ее в комнате на шкафу. В тот же день решил попробовать целебный напиток. Для начала взял двухлитровую банку. Нарезал ботвы секатором может чуть больше стакана, засыпал в банку, задумался. Внутренний голос подсказывал, что надо бы еще что-то добавить.

       На наших двадцати сотках произрастало много всякой растительности, кроме того, что было посажено нами, с которой мы вели с весны и до осени безнадежную войну. Пырей, полынь, портулак, спорыш,  два - три вида молочая, цикорий. И каждое растение обладало какими-то целебными свойствами.

       Недолго ломая голову, я добавил несколько листиков малины – может потому что в молодости использовал ее из соображений экономии в качестве заварки вместо магазинного грузинского чая. Еще подумал и подрезал несколько веточек мяты, которую мы несколько лет назад посадили зачем-то, взяв несколько корешков у кого-то из знакомых. Она со временем разрослась, в жару вяло засыхала, весной снова оживала, а мы ее так и не использовали.

       Залил эту смесь кипятком. Через часа два налил в чашечку, попробовал и достал из холодильника варенье. Внутренний голос удовлетворенно молчал. Каждый день утром натощак я выпивал чайную чашку напитка за пол часа до еды.

       Через несколько дней заметил, что напиток хорошо утоляет жажду, гораздо лучше чем простая вода. Стал пить и среди дня. Уже через неделю почувствовал себя лучше, а через недели две окреп настолько, что без особого напряжения выполнял свою работу, возился целый день до вечера, и в награду мне был «мирен сон и безмятежен».

       Я был вполне доволен результатом и продолжал пить. Может через месяца два я обратил внимание, что мои варикозные узелки на ноге, которые уже, не помню сколько лет, занимали свое место, но никак не меньше сорока лет, к которым я привык и не обращал внимания, стали уменьшаться. А в настоящее время я не мог бы точно показать,  где они были.

       Но вот главное, ради чего я взялся за перо, Однажды, уже лежа в постели, мне пришло в голову, что я по своей беспечности последние дни не обращаю внимания на работу своего сердца. Нащупал пульс и был приятно удивлен: сердце билось ровно, без сбоев, менее семидесяти ударов в минуту. Правда позже все же дважды случились приступы аритмии, но слабее и непродолжительные, так что не вызвали тревогу.

       Я уже не помышлял о смерти. «Ну что ж, - думал я по этому поводу, - однажды по чьей-то воле я был заброшен зачем-то в этот мир, и, похоже, другого подобного случая не предвидится. Так что стоит ли торопиться? Уж нести свой крест, сколько хватит сил; испить чашу жизни до капли.

       Может поживу еще эдак… Сколько? Ну хотя бы до тех пор, когда кончится эта идиотская война  между Украиной и Россией, чтобы узнать, с какой стороны у власти больше здравомыслящих представителей этой человеческой породы. Думаю, что это случится нескоро.

       Какой-то умный человек сказал, что каждый народ имеет власть, какую заслужил. Другой умный человек заметил – что миром правит глупость.