Повесть Петля Мёбиуса

Повесть:
«ПЕТЛЯ МЁБИУСА»

Глава первая
«Мне понравились ваши стихи», – высветилось на экране монитора. Фраза, конечно, для меня со всех сторон приятная, но никакого продолжения не последовало. Что это могло означать? Кто этот аноним, коему по душе мои рифмы?  Понравились кому-то стихи, так что мне, истекать в ответ елеем благодарности?  Автор и сам знает, что пишет хорошо, а какой от этого толк? Да, говорю я, где отдача, где признание поэта массами? Здесь я слегка перегнул палку, но всё же, всё же… обидно отираться на задворках литературного процесса. Вы уже поняли, что процесс есть, чьи-то стихи поют и под гитару, и под аккомпанемент оркестра, может быть, даже из ста музыкантов,  но подобная картинка не для провинции намалёвана.  Галёрка, или как говорили когда-то в школе про последние парты – «камчатка», обречена.  Её удел – прозябание, в лучшем случае точечные публикации.  Но не в том смысле, что они попадают прямиком в цель, а имеется в виду, что из точки они не перерастают в нечто большее, не трансформируясь даже в многоточие, оставаясь скромной и вечной пробой пера.
Говоря про себя, а читателя пора бы уже ознакомить с автором, скажу только одно: пишу и стихи, и прозу, и драматургию. Раздвигая горизонты творчества, говорю о шести написанных пьесах. «А сколько из них поставлено?» – спросите вы, и этим вопросом сильно меня огорчите, ибо…  На эту болезненную тему мне  даже говорить с вами не хочется. Что толку переливать эмоции из пустого сосуда в порожний? Кроме разочарования и последующей депрессии, которую и алкоголем не так просто вымыть, ничего эта операция исполнителю не принесёт. Так что считаем, вопрос до поры до времени закрыт.
Стихи, как я уже довёл до вашего сведения, я писать умею. Этот факт подтверждают и сборники, и публикации в разношёрстных альманахах. И редкая похвала доморощенного аналитика в какой-либо мелкого масштаба газетёнке.  И это вы называете общественным признанием? В большинстве случаев возвеличивание автора до небес  происходит по некой схеме.  На ум приходит басня дедушки Крылова про неких двух голосистых птиц – ты похвалишь кого-то, в свою очередь не обойдут вниманием и тебя. Такой вот незамысловатый литературный пинг-понг.  Потому поступаем как все, чья душа терзаема рифмами – выкладываем писанину  на бюджетный сайт «стихи.ру». Не в столе же виршам, написанным тёмными ночами, томиться, они, как и всё живое, света просят. Мечтают и надеются из закутков небытия выпорхнуть в полный чудес день двадцать первого века. Мечтают… А на деле зависают,  как зелёная домашняя муха, в сетях мировой паутины.  В сеть-то попасть проще простого, лишь клавишами слегка пощёлкай, а выпорхнуть из них в журнальчик, даже простенький, не моги. Поэтов разного ранга и калибра в окружающем пространстве хоть пруд пруди, не запрудишь, стишки хоть ночи напролёт читай, не перечитаешь…  Рифмы подобрать много ума не надо: окошко, кошка, ложка, окрошка… Посади эту полосатую мяукающую особь на окошко, дай ей в качестве питания окрошку, а в качестве воспитуемого помести под крыло, вернее, под лапу, котёнка-крошку, вот тебе и законченный стих. Ладно, сказал, что не буду  этой темы больше касаться, значит, оставим её в стороне.  Хотя обязательства не всегда выгодно выполнять, но хотя бы придерживаться их надо. Потому – молчу.
Но тема, как это ни странно, получила дальнейшее развитие.
«Стихи понравились,  хотелось бы с вами встретиться. Думаю, что своим коммерческим предложением смогу  заинтересовать». – Как вы понимаете, это послание анонимного любителя поэзии на мой почтовый ящик.
Каково читать подобное предложение если не дружбы, то, возможно, будущего  сотрудничества? В чём кроется интерес визави?  И есть ли этот интерес? Вопросов, кои роились в моей голове, был мильон, но что толку их озвучивать? Полёту возвышающей нас фантазии почти  всегда противостоит убогая реальность. Вот я сейчас думаю: стихи наконец-то оценены по достоинству и будут востребованы (только не ясно кем?), а на самом деле Некто пишущий всего-то хочет подсунуть мне свою рукопись, полную до краёв дилетантскими измышлениями. Мол, будьте так добры, посмотрите итоги трудов моих неземных, и если кое-что не то, подправьте. По гроб жизни буду вам обязан… А если вдруг и издал он книжицу за свой счёт, то на страничках её будет всё то, что мы только что в разговоре упомянули, а на обложке, как это нынче вошло в моду, во всей красе портрет автора на фоне живописного пейзажа.  И название у этой книжки соответствующее мировоззрению поэта: «Розы и слёзы», «Сроки и строки» и так далее.
Я иной раз думаю: может быть, это некий  зарифмованный вирус поразил наше ещё неокрепшее в духовном плане государство? Но возможно и такое, что чёртовы американцы, завидуя нашему образу жизни, напуская на славянское сообщество всякую невидимую невооружённым взглядом нечисть? Иначе откуда бы взялось это повальное желание рифмовать меж собою всякую непотребную чушь и муру? А потом, недоедая и не допивая, бежать в издательство, чтобы она, мура наша вышеупомянутая, увидела божий свет под цветастой обложкой? Правы мудрецы, много ещё в нашей жизни не до конца понятого и таинственного.
По своей природе я далёк от техники, даже скажем яснее: человек, в моём лице, и разнообразные бытовые приборы, включая сюда и автомобиль, находятся в откровенном противоречии. Причина конфронтации скрыта в тумане, но в какой-то момент я решил, что корень этой взаимной не любви таиться в генах. Чем я виноват, что с таким набором дезоксирибонуклеиновых кислот я рождён на свет моими многоуважаемыми, но уже  отдавшими Богу душу родителями? Они навсегда ушли за кромку дня, так и не рассказав мне ничего о замыслах и планах, что таились в их сердцах в минуту моего зачатия. Но, слава Всевышнему, что хоть передать мне маломальские  литературные способности мама с отцом  в этот час близости   всё же успели.
Но оставим и этот вопрос в стороне, от чистой теории перейдём к практике, то есть реальности дня сегодняшнего.  И что мы с вами увидим? Мой восторженный абонент просит о встрече, вернее, не просит, а предлагает провести её, опираясь на реальную коммерческую выгоду.  Вы что-либо понимаете в создавшейся интрижке? Я растерян и, опять же, согласно своему характеру, голова полна разнообразных фантастических предположений.  А вдруг?
Встреча мне назначена, но ни в заброшенных заводских цехах, как это обычно бывает в телевизионных сериалах, где сценарист решил натравить на главного героя бандитов, чтобы он продемонстрировал миру приемы боевых искусств, а встретиться с господином Икс мы должны у памятника В.И. Ленину.  Что ж тут скажешь? Просто и со вкусом.
О своём абоненте я знаю только одно: он мужчина. Хуже было бы иметь дело с женщиной, ведь  неясно, что у дамского пола на уме. В большинстве случаев, могу даже озвучить  личную статистику – 92% всех их деяний и стараний лишь интрижки. Я, в некотором роде, человек серьёзный, даже скажем яснее – человек с богатым жизненным опытом.  Женитьба в 27 лет и последовавший вскоре развод лишь насторожили нервную систему. Эксперимент был повторён в течении десяти лет дважды, но тоже, в конце концов, закончился полным крахом идей и мечтаний. Что, почему?  Не будем оправдываться перед общественностью, не будем никого обвинять и судить… Не хватило ума, не хватило любви… А с годами я чётко понял, что данной субстанции в человеческом обществе наблюдается ощутимая нехватка, говоря языком торговли – явный дефицит. А раз я человек, то… вывод напрашивается сам собой.
– Я к вам сам подойду, ваше фото я видел в интернете. Думаю, что узнаю. Да и меня не трудно будет угадать. Со мной будет собака Рони, крупный коричневый  буль-мастиф. – Это, вы уже поняли, сообщил мне жаждущий встречи незнакомец из виртуального мира.
Что тут непонятного? Человек, собака… Согласно карточному раскладу и встретимся…
Я живу в пяти минутах ходьбы от соответствующей площади, на которой общественный порядок обеспечивает статуя забронзовевшего В.И. Ленина.  Но памятнику от признания его заслуг перед страной ни холодно, ни жарко. Он давно стоит выше личностных амбиций, не волнует его ни поведение ренегата Каутского, ни происки исчезнувшей в лабиринте времён грозной Антанты.  Будет интересно узнать, что Ильич однажды попытался сочинять стихи, но ничего толкового, по его же собственному признанию, не получилось. «Я ещё в Красноярске стал сочинять стихи:
«В Шуше у подножья Саяна…»
Но дальше первого стиха, ничего, к сожалению, не сочинил». Это строки из письма В. Ленина к сестре Марии.
А что 5асается всяческих его наставлений и обещаний, то разочаровавшиеся во всём и вся люди дня сегодняшнего и слышать их больше не хотят.  Мол, сами с усами, как можем, так добро и наживаем.

– Здравствуйте, Вадим. Имя моё – Захар. Фамилия созвучна имени – Захаров. Будем знакомы.
Что ж, и ты здравствуй, дорогой товарищ.  Я в представлении не нуждался, как впоследствии оказалось, всё, что было нужно Захару Захарову, он обо мне уже знал, только не понять из какого источника.  Приведу наш несколько занимательный разговор почти  полностью, чтобы и вы прочувствовали, как разматывалась нить обсуждаемого вопроса.
Сидел рядом со мной на лавочке человек лет сорока-сорока пяти, представившийся, как вы собственными ушами слышали, Захаровым. На тротуарной плитке, уже у лавочки, сидела, поглядывая на мир карими глазами, чрезвычайно умная собака по кличке Рони.  Если я ещё вам не сказал, то уточню: на дворе первый летний месяц, даже могу сообщить число, потому как этот день у меня  в памяти гвоздём засел, – на календаре 16  июня 2014 года. Согласно погоде и одет Захар Захаров был незамысловато: во всё светлое. Лицо, в общем-то неприметное: несколько удлинённый череп, короткая стрижка, щепотка усов… Но чёрные и блестящие  как антрацит  глаза, отражающие в себе душу,   из под лохматых бровей  смотрели внимательно и понимающе.  Не совсем простой человек сидел рядом со мной на чугунной лавочке, совсем не простой. Собака слушалась хозяина беспрекословно, как была ей отдана команда: «сиди», так и сидела,  лишь слегка поводя головой,   провожая взглядом декольтированный девичий пол, спешащий по своим неотложным делам.  На мужчин, и это было удивительно, собака практически не реагировала.
– Предложение моё ясное, как слеза, безо всяких хитростей и ловушек. Я, Захар Захаров, хочу выкупить у вас несколько стихов в личное пользование.  Подождите,– поднял он ладонь, заметив мою непроизвольную реакцию.  – Я выскажу свои соображения, потом будете говорить вы. Возражений нет? Тогда двинемся далее. Покупаю я у вас стихи за деньги, за хорошие деньги. Хотите в национальных денежных знаках, пожелаете, получите оговоренную сумму в валюте.  Выбор у человека всегда должен быть…  За понравившийся мне стих я буду выплачивать вам гонорар –  50$ США. Вы ведь не богатый человек? Верно?
И не дожидаясь моего ответа, продолжил:
– Стих поступает с момента оплаты в полную мою собственность. Цель? От вас мне скрывать нечего, ведь две стороны заинтересованы в конфиденциальности, просто хочу мистифицировать своих друзей.  Признаюсь: склонен к авантюрам,  возможно, в прошлой жизни мне довелось плавать  пиратом, потому особых препятствий в нашем  деле не вижу. У вас этих стишков, судя по подборке, куры не клюют. Вот такой мой меркантильный интерес. Дело наше выеденного яйца не стоит – вы меня ссужаете литературной продукцией, а я вас денежными знаками.  А коли  сдружимся, вполне возможно в будущем олигархом станете. Чего в наше непростое время не бывает… Я человек состоятельный, в некоторых кругах даже за богача почитают, но это я так, в качестве пояснения к сказанному.  Над копейкой не плачу, а беру её  и трачу, – с улыбкой закончил свой монолог Захаров. –  Как рифма? Одобряем?
Я молчал. А мыслей в голове, разношёрстных этих мыслей –  без счёта. Так и кружат они, осами жалят, но и между собой у них  взаимопонимания никакого нет – одна мыслишка в болото тянет, другая в небо взлететь надумала. В общем, разброд и шатание в голове отдельно взятой личности. А кто эта растерявшаяся в окружающем пространстве личность, вы уже знаете.
Совсем недалеко, у троллейбусной остановки, жизнь бурлила, как ей и предписано часом пик. Плакал малыш, обманувшись в щедрости свой мамаши, отказавшей в очередной порции мороженого, о чём-то спорили меж собой излишне агрессивные молодые люди. С лёгким  рычанием, словно злясь на светофор,  мчались по неотложным делам машины… А я, наблюдая эти разноплановые картинки обычной городской жизни, лихорадочно пытался докопаться до скрытой сути предложения. Где и в чём подвох? Всё это выглядит не то чтобы сомнительно, а как-то даже… подозрительно. Как это так – я ему стих, а он мне деньги? Да я его этими рифмами  забросаю, так что, господин Захаров мне пожизненную ренту платить будет? Что-то здесь не то… Журнал, в лучшем случае, платит считанные рубли за подборку стихов, да и то не шибко торопясь.
– Я вижу, что вас несколько озадачило моё предложение. Всё новое и неизвестное настораживает, это закон жизни. Не правда ли? Но посмотрим на это предприятие открытыми глазами – что здесь непонятного? – Собеседник даже развёл в стороны руки, выражая своё недоумение. – Поэт-песенник продаёт направо и налево свои опусы. Композитор пишет за большие деньги на них музыку. Раз есть спрос, то будет и предложение. Хотя музыка не всегда приятна для уха обывателя, но заказчик диктует моду. Вам нравятся все эти  блестящие лесбиянки,  вихляющие телом геи или на всё готовые  трансвеститы? Вы жить не можете без песен  продавшегося дьяволу Сердючки, с его накладным бюстом, а, может быть, вам по душе милашка Кончита, при усах и бороде? Вы без ума от их песенной аранжировки? Нет? И я того же мнения, но за вкус и цвет, как говорил один мой чрезвычайно умный знакомый, сам держи ответ. Мысль понятна?   
Тогда продолжу: в известные годы Илья Резник написал песню «Кабриолет». И что?  Она, никому не нужная, скучала в ящике письменного стола.  Тяготился ею и Резник, ведь ясно, что песенный товар должен приносить хозяину прибыль, ведь питаться вкусно, по большому счёту,  хочется каждому, даже будь ты хоть трижды известный поэт. Пристроить продаваемую вещь в нужные руки совсем не просто… Взвесив все «за» и «против», он  продаёт её некому, назовём его так, посредническому музыкальному центру. Получил на руки денежку… Что ж, неплохо – гора с плеч.  А тут, откуда ни возьмись, появляется Любовь Успенская… и выкупает песенку.  Чего проще – один продал, второй купил…  Но чудеса на свете всё-таки есть: становятся популярными, а в последствии и известными, и Любаша, и её красный кабриолет.  Успенская в миг разбогатела, а Резник до сего дня в трауре…  Для чего я вам это рассказываю? А для того я воздух сотрясаю, милый моему сердцу Вадим, чтобы вы поняли – о том, что отдали, или продали, никогда не жалейте… Всё покупается и всё продаётся, дело, оказывается, только в назначенной цене. А я вам хорошие, по всем меркам  хорошие деньги обещаю, так что прочь сомнения, отбросим их за ненужностью, как вчерашний сгоревший в вечности день. Ну что, по рукам?
– И вот вы, Захар, берёте у меня, предположим, десять стишков, и тут же готовы выложить за них пятьсот долларов? – Наконец-то я конкретно сформулировал мучавший подкорку вопрос.
– Немедля. Ударим по рукам, и сделка, считайте, состоялась. Вы ведь не обманщик? Не мошенник на доверии?  На сайте стихи действительно неопубликованные копите? Я думаю, кроме всего прочего, у вас и заветная папочка есть с тесёмочками, где кое-что ждёт своего часа. Ведь верно? Угадал?
Заверять в своей добропорядочности неумно, а порой и глупо, потому я промолчал, лишь головой одобрительно покачал.  Ну, какой из меня мошенник… И стихов, действительно, много неопубликованных…
– Вот первоначальный список произведений, которые вы тот час же удалите с сайта. – Захаров достал из карманчика белоснежной рубашки небольшой листок, исписанный микроскопическими буковками, развернул его. – За двадцать стихов я вам уже задолжал определённую сумму… Не поленитесь сосчитать…
Я взял и листок, и конверт с деньгами, как-то уж очень быстро появившийся в руках Захарова.  В списке первым номером стоял «Колокольчик».
– У вас определённо имеется литературный вкус. Выбраны неплохие экземпляры. – Здесь я, по-видимому, из-за щекотливости момента и спешки, как-то принизил статус стиха, принизив их сказанным, до уровня… скажем, баранов.
– Я хороший читатель, – кашлянул Захаров. – Мы с вами очень близки внутренне: мне нравится ваш образ мыслей, нравятся ваши поэтические решения.
Мне самому нравится «Колокольчик». Хорошо помню, где и когда я его написал. В Карелии на излёте белые ночи, а мы на байдарках плывём по шхерам Ладожского озера. Я думал и гадал, не находя ответа, почему карельские пейзажи  так легко и просто пробирается в душу человека. Красот по миру тьма, век смотри, не пересмотришь. Зачарованно глядел я на дыхание океана, наблюдая, как разбиваются в бессилье пенные валы, пытаясь  сокрушить скалы; стоял на десятке вершин, подпирающих небо своими головами; сплавлялся по тихим и бурным рекам, и везде, я повторюсь, везде видимое радует душу и сердце. Но в Карелии наблюдалось нечто иное,  там было не просто красиво, там, среди неба и воды, была скрыта завораживающая тайна, заставляющая душу обмирать и, не предаваясь бесполезному анализу, растворяться всем своим существом во всем виденном.    
И вот однажды взял я лодку и поплыл со стоянки на дальний остров, коих вдоль береговой линии,  изрезанной глубокими шхерами, было не счесть. Почему-то хотелось побыть одному. Остров, поросший сосной,  невелик – метров двести длиною. Но есть свой, пусть и крохотный, мелководный заливчик с осокой – мой причал;  имеется обзорная возвышенность, убелённая, словно инеем времени,  мхами и лишайниками. А вокруг, сколько видит глаз, только вода и скалы, а верху, над шапками сосен, украшенное ватными облаками синее небо. Умиротворение царит над землёй, и ты, глядя на этот диковинный мир, постепенно исчезаешь в нём, становишься – точечкой, штришком, пылинкой этой чудной картины бытия.  Ты видишь перед собой первозданный мир, в который пришли наши прародители –  Адам и Ева.  А на скале, укрывшись от ветра в маленькой расщелине, клонил голову одинокий колокольчик.  И летел над водой, утверждая собой право на жизнь, лёгкий призрачный колокольный звон. Я его слышал, и до сего дня он иной раз звучит где-то в лабиринтах моей памяти.

Среди мха и пожухлой травы
на скале колокольчик синеет.
Наклонившись, услышите вы,
что хоть мал, но звонить он умеет.
Если день будет тихий, спокойный,
хорошо слышен звон колокольный…

Но как трудно порою ему
слыша шум вековечный прибоя,
среди скал и воды – одному,
под ветрами холодными стоя,
в мир нести благодатную весть –
звонари на Руси ещё есть!

Судя по списку, в который я успел заглянуть одним глазом, Захаров был не лишён поэтического чутья.  Мне даже стало как-то не по себе – жаль было отдавать свои мысли в чужие руки, но я сумел, образно говоря, всех сверчков рассадить по своим законным шесткам.  Стихи я отдаю, деньги, и я признаюсь вам, не лишние для меня деньги, получаю в качестве оплаты, но я не продаю свою память, её из головы рублёвой  сорговой метлой не выметешь. То, что я когда-то чувствовал, паря в облаках, останется со мной. Да, тексты я продаю, вроде бы сдаю стеклотару в пункт приёма, я отдаю в чужие руки  напечатанный на принтере стих, но не пережитые минуты вдохновения. Оно, случается,   заворачивает и в наш домик. Данное размышление потихоньку и понемножку стёрло все сомнения и недомолвки.
Он говорит: считайте… А что тут считать и пересчитывать? Что мы,  арифметики не учили? Двадцать легко умножим на пятьдесят и получим…  в итоге тысячу американских долларов. Я озвучил цифру.
– Вы прямо как вычислительная машинка счёт ведёте, что весьма и весьма похвально. Вот что высшее образование с человеком делает, –  глаза Захарова светились улыбкой.   Сделка, заверенная крепким рукопожатием, состоялась.  Обе стороны, что бывает не так уж и часто, остались при барыше и довольстве.
Заметив, что я пытаюсь сунуть конверт с деньгами в карман, Захаров  не поскупился и на совет:
– Деньги счёт любят. Я бы рекомендовал вам содержимое конвертика всё-таки пересчитать. Не ленитесь… Мало ли что, и на старуху, говорят умные люди, бывает проруха. Может быть, я вам чего-то не додал, чего-то не доложил…  Считайте… Данная операция и для психики полезна, и, кроме прочего, руки к деньгам привыкают, а это немаловажно. Спорить не будете?
Конечно, я передаю вам не слово в слово нашу беседу, потому как было сказано много чего –  даже намечены дальнейшие планы сотрудничества.
– Я позвоню, – сказал напоследок владелец собаки Рони. – Вскоре обязательно вам позвоню. Чрезвычайно доволен нашим знакомством…  Чрезвычайно…


Глава вторая
  Кто бы возражал, но сказано умными людьми: деньги в кармане лишними не бывают. Даже трезвомыслящий тугодум, слегка, конечно, порассуждав над проблемой, найдёт им применение. Вы не думайте, что на выданную мне  тысячу я так уж сильно разжился. Вскоре опять встретились мы с Захаровым, и во второй раз успешно уладили свои дела. Вы слышите звон колокольчика? Этот приятный уху звон и перезвон вещает нам о том, что обоюдовыгодное сотрудничество продолжается. Я передал клиенту (как же иначе моего визави называть?) при очередной встрече полсотни стихов, с названиями и без, за что была тут же получена круглая, и тем особо желанная и приятная сумма в валюте.
– Что ж, уважаемый Захар, – решил я обнадежить радужными перспективами своего собрата по перу,  – вы вполне созрели для издания отдельного сборника. Подошёл час потихоньку становиться на поэтические рельсы.
Последняя фраза показалась мне слегка напыщенной, но для дилетанта от рифмы должна была пройти за милую душу.
– Пора уже вам издать свою собственную книжку, – повторился я.
– Вы удивитесь, Вадим, но с моей стороны возражений не будет, – без излишней скромности заявил Захаров.
Тут же обсудили мы ближайшие перспективы, составили подробный план действий. От услуг местного издательства наш Захаров тут же открестился: книга должна быть издана в столице, на хорошей бумаге и обязательно в твёрдом переплёте.
– Хозяин-барин, – только и заметил я. – В чём видятся сложности? Деньги решают всё.
Последнее утверждение я ввернул специально  для уважаемого Захарова, потому как многое, особенно проблемы душевного плана, никакие деньги закрыть не в силах. Но это так, между нами…
Не принижая авторитет капитала, скажу, что Захаров без излишних хлопот решил все свои вопросы. Издательство «Артвест» проявило и оперативность, и изобретательность. Мне даже со стороны чуток,  в этом вам признаюсь, завидно стало. Гравюры Шаронова благородно оттеняли поэзию. Действительно, художник не то чтобы понял написанное,  он прямо таки чуял заложенную автором идею. Хороший художник Шаронов, спору нет. Над названием сборника мы с Захаровым думали не один день, но  всё предлагаемое казалось пресным и вялым.  Издатель предложил свой вариант, и он показался мне находкой. Красным готическим шрифтом по зелёному фону было вытеснено название книги – «Лента Мёбиуса». Я принял его сразу, в нём таилось и читалось многое. Для непосвящённых, то есть незнакомых с уже умершим учёным Августом Мёбиусом и его изобретением, я поясню суть проблемы.
Склеенная своими краями бумажная лента – это по сути дела обруч, или, по-другому говоря, обод. Двигаясь, конечно, условно, по центру этой склеенной вкруг ленты, мы вскоре, совершив полный оборот, придем к исходной точке.  Но Мёбиус был не только умён, но и учён: он видел дальше, а, главное, глубже обычного человека. Потому соединил ленту, на пол оборота  изогнув её в плоскости. И теперь двигаясь по её центру, как  условились, мы, совершив полный виток, окажемся с обратной стороны ленты, под точкой старта.  И только со второго оборота мы придём к началу нашего пути.  Не знаю, что вы поняли  из моих несколько путаных объяснений, но я в этой конструкции увидел упрощённую модель Вселенной. Побывав в другом измерении, можно сказать в глубине Земли, но всё время двигаясь только прямо, мы, в конце концов, оказываемся на месте, с которого начали свой долгий путь. В поэтической интерпретации это означало пребывание с помощью фантазии в эфирных мирах, возможность полетать вместе с беспутным ветром на крылышках мечты, полетать, не отрываясь от наследия живших до тебя стихотворцев. Чувствуя их где-то рядом, подспудно опираясь на всё срифмованное до тебя, но стараясь идти вперёд. Ведь каждому ясно, это ещё утверждал Экклезиаст, что всё, что есть и будет, – уже было…  Но открывать для себя поэтический мир новым словом – это истинное счастье.

Захаров пришёл на очередную встречу, назначенную загодя по телефону, окрылённый. Подарил подписанный гелиевой ручкой экземпляр «Ленты» и предложил этот знаменательный и замечательный день отпраздновать в хорошем ресторане.  Я отказался.  Причина? Просто не могу терпеть этого хмельного панибратства, да, собственно, кроме прямых коммерческих вопросов, мы с Захаровым никого и ничего не касались – ни политики, ни искусства, ни, собственно жизни. Я не знаю, да и знать не желаю, как он зарабатывает деньги, где и с кем он живёт, ничего не хочу знать про его детей – в каком таком Лондоне они учатся. Мне это всё совершенно не интересно, зачем мне эти бредовые побасенки? Никогда, ни за что… Да вы сами мозгами пораскиньте: за двести-триста граммов коньяка целый вечер внимать чужим рассуждениям? А вдруг ещё додумается читать стихи? Нет, уж увольте меня от подобного времяпровождения. Раз и навсегда увольте.
– Зря отказываетесь, – заметил Захаров. – Я же от чистого сердца предложил. О поэзии бы поговорили, планы бы наметили… Честное слово, зря…
Но я стоял на своём. Так мы и разошлись – каждый своей дорогой.  Но, как будущее  показало, и хорошо, что не пошёл.
В областной газете появление нового автора не осталось незамеченным.  Не готов сказать, сколько и кому было проплачено, но рецензия была и умна и хороша. А самое главное,  в ней утверждалось, что автор обладает огромным поэтическим потенциалом, и потому признательные читатели будут с нетерпением ждать будущие книги Захара Захарова, которые, вне всяких сомнений, вскоре порадуют общественность. Расстроился ли от успеха Захарова я? Особо не греша против истины, скажу чётко и откровенно – нет! Стихи-то мои и я знаю, вернее, всегда верил, что придёт время признания. Да, фамилия автора изменена, но мысли, мечты и мечтания – мои.
Это я рассказал вам свои первые впечатления, так  сказать, пробежался мыслью по кронам древ… А они, эти мысли мои, не всегда оказывались на проверку гладкими и ровными, ни с того ни с сего стали они колоться, вроде бы ежа ты желаешь по спинке погладить, да не всё с этим мирным поглаживанием просто. И, не понять почему, являлись колкие мыслишки без зову и спросу  в ночные часы. Я ведь не из рода филинов или сов, а приходилось иной раз мять неуёмной головой подушку вплоть до самого утра. Не спится и не лежится, даже вездесущий радиоприёмник не помогает. Включишь его, а он вроде фона, а мысли разношёрстные, как перепуганные рыбы в аквариуме, так и мечутся, так и снуют туда-сюда. Так-то и так, продал свои заветные стишки, деньги сполна получил, а всё равно, почему то  досада в друзья втирается. А ночью тёмной, поди разберись, кто тебе друг, а кто во враги записался.  И над этим, упомянутым фактом тоже думаешь. Оно хорошо бы, чушь эту пещерную из головы вон, да что-то не получается.
Захаров платил гонорары исправно, жить стало не только веселее, а и лучше. Достаток вырос, но ведь вы знаете, что вместе с ним растут и потребности. Накупил себе по случаю разной дребедени, приоделся… Но  мы сейчас не об этом…
Встретились мы с ним в очередной раз и как-то, вроде бы безо всякого на то основания, повздорили. И это всё наблюдалось на трезвую голову, а что бы было под обещанную когда-то закуску? Захаров надулся и отказал в житии  двум моим  стихотворениям – мол, тема избита.
– Кем избита? – поинтересовался я. – Про весну тема избита? Весна, согласно законам природы, каждый год возвращается обновлённой, – пришлось озвучить для  Захарова прописные истины окружающего мира. – Каждый раз она воспринимается чувственным человеком новой, нехоженой и нетронутой. Я ваших претензий не только не принимаю, а даже не понимаю.
Вы думаете, после сказанного Захаров утёрся и молчал? Как бы ни так, коготки есть оказывается не только у кошки…
– Вы можете писать всё, что вам вздумается. Вернее, всё, что в голову придёт. Это ваше законное право.  Но я у вас покупаю стихи, которые нравятся мне, стихи, которые отражают мой внутренний мир. Мой! Вы понимаете?
А что тут было не понять – мои стихи отражают сложный и ранимый внутренний мир гражданина Захарова. Но не все. Есть строфы, которые этот мир оскверняют и коробят. Всё верно подмечено?
– Говорю я: прощай, а душа тихо плачет – вот и кончился май, не бывает иначе. Дни минули, как сон, дни волшебного мая, а мы думали он без конца и без края…» – Процитировал он несколько строф моего стиха. – О чём это, Вадим? Кому это интересно? Мы вперёд смотреть должны, а не в прошлом, подобно гоголевскому Плюшкину копаться.  А потому, – здесь он в очередной раз переменил личину, из добродушного спорщика тут же превратившись в серьёзного заказчика,– я буду и впредь требовать только то, что мне по душе, только то, что, как я считаю, написано настоящим пером.
– Уж не гусиным ли? Прямо из хвоста? – ёрничал я, но имея понятную вам заинтересованность, обострять разговор не стал. – Хорошо. Вы даже, если есть интерес, можете определить мотивчик будущего стиха. Что вам ближе – гражданская тематика, а может быть, вас привлекают сексуальные вариации? «Однажды повстречал девицу с наколкой синей на руке. Она сказала: похмелиться с утра б хотелось очень мне», – продекламировал я начало давнего юношеского стиха, написанного, понятное дело, для узкого круга. – Это, надеюсь, претензий не вызывает? Такой жанр вашу душу греет? – не успокаивался я, раздражённый его политикой.
Стихи я пишу профессионально, все акценты расставлены по уму.  Это не моё голословное утверждение, так говорят критики. Признаюсь, как родным, конечно, данные стихи не венчают пирамиду моего творчества, но вполне достойны печати. Не хочу оправдываться, но возьмите литературное наследие любого из прежде живших на свете пиитов, и вы убедитесь в моей правоте. Если на белый свет  родилось хотя бы два-три стиха, скажем, как сейчас модно – шедеврального уровня, то о большем и мечтать поэту грех.  Мы не говорим здесь о гениях, у них свой счёт удачам и свои личностные отношения с Музой. А обычный рядовой стихотворец, будь ты хоть трижды Иннокентий Анненский, довольствуется счётом на пальцах одной руки. Вы помните его: «Среди миров, мерцания светил, одной звезды я повторяю имя…» Минута вселенского просветления, общения чувствительной души напрямую с космосом, и вот перед вами результат.  Я не желаю принизить значимость того или иного поэта, но время голосует за их творчество памятью. Уместно будет напомнить вам и о Раисе Кудашевой с её стишком, обратившимся в песенку – «В лесу родилась ёлочка…», припомним и  Петра Ершова оставшегося в большой  литературе   благодаря великолепно срифмованному «Коньку-Горбунку»…
Все эти обрывочные мысли и мыслишки мелькнули в моей голове… и исчезли. Тут Захаров вставил своё слово:
– Вадим, я уважаю вас, признаю в вас талантливого поэта, но поймите и меня, поймите… Я желаю вам только добра… Не будем сориться, это общему делу только во вред.  Ведь, правда? За деньги можете не волноваться, считайте мои финансовые претензии не очень умной шуткой… Винюсь… Я взял у вас стихи оптом, потому право выбора всё-таки оставляю за собой. Ну, не дуйтесь…
Вот такая не особо душевная у нас произошла встреча, такой нелицеприятный разговор. У меня тоже есть свои принципы, меня деньги, полученные за «бракованные» стихи не радуют. Мне пиджак с чужого плеча не нужен.  Своё понимание вопроса я и не поленился озвучить.  Мы хотя люди простые, богатств не нажили, но тоже с гонором – нам чужие копейки не в радость.

 Так мы, ни шатко ни валко, дошли с Захаровым и до второго поэтического сборника.  Вы желаете знать предложенное мной название? Секрета здесь нет – книгу назвали «Зеркало».  Может статься, что подобное что-то уже мелькало  в  литературных анналах, но всё новое, как сказал мудрец, – это хорошо забытое старое.  И до нашего с вами прихода в этот мир жили на свете чрезвычайно умные люди, понимающие время. Открывало книгу программное стихотворение, говорящее нам о двойственности всего виденного.

Вот зеркало: стекло, резная рама,
а в глубине, на дне, из ртути амальгама.
Обычный сей предмет, чем так тревожит душу?
Что там увижу я? Чем свой покой нарушу?
Как ночь – там темнота. А день придет – там свет.
Пока не заглянул, тебя в нем, вроде, нет.
Но в том-то и секрет, что зеркало все знает,
пока в ладах ты с ним – оно грехи скрывает.
Но помни: до поры. Наступит день и час
и зеркало предаст…  Расскажет всё о нас.



Глава третья

Вы должны понимать, что поэтом с бухты-барахты не становятся. Необходимо нажить некоторый литературный потенциал, опыт общения с единомышленниками, умения вести разговор с аудиторией. Ведь кроме окололитературной тусовки, порой приглашают литератора и на творческие встречи с читателями.  Честно признаюсь, со слушающей и, главное, понимающей публикой встречаться всегда интересно и приятно. Эти встречи  в некоторой степени позволяют понять народ, среди которого ты, такой умный и всезнающий, живёшь. Иной раз и приходит некое вселенское озарение, когда так хочется для всякой живой души счастья, так хочется всех и вся в этом мире любить.   Подобные славные минуты, хотя и редко, но бывают.
Есть и такой вид общения, как литературное объединение. Просто собирается некая группа пишущих людей, включая профессионалов и начинающих, которые в тесном общении ищут схороненные в стихах и в прозе истины.  Случается порой, что нечто достойное и удобоваримое среди словесного хлама и  находят. В общем, пишущий люд, не таясь, обогащает друг друга  идеями и открытиями. Конечно,  на 60-80% здесь прописаны графоманы, это их творческая среда, место их комфортного времяпровождения. Но есть и действительно одарённые и талантливые прихожане, способные что-либо когда-нибудь написать. Но общая беда, вроде всепроникающего свиного гриппа – это непрофессионализм. Что всё это значит?  От рождения у человека имеются способности к творчеству: зарифмовать событие или явление ему проще пареной репы. Вы поняли меня? Зарифмовать! А чтобы появился достойный стих, надо потрудиться немало. Надо в текст вложить идею, наполнить его чувственностью и чувством, оставить в нём, пусть крошечную, но частичку своей души.  Без всего перечисленного стих не стих, а отражение в тусклом и пыльном зеркале чадящей свечи.
Привёл я Захарова на очередное заседание нашего литобъединения «Прометей», привёл…  И что вы думаете? Он и стихи читал, и о жизни своей непростой рассказывал – в общем и целом произвёл на коллектив благоприятное впечатление.
«Что ж вы раньше у нас не появлялись? – укоряла его молодящаяся пышногрудая поэтесса по фамилии Пронович, сразу же положившая свой карий глаз на моего Захарова. – Мы бы с вами горы свернули».
Горы, как оказалось, Захар Захаров сдвигать не особо хотел, но общения не сторонился. Прочитал он, согласно условной очерёдности, свои два стиха и получил всеобщее одобрение, кто-то даже в ладоши захлопал. Так сказать, сопроводил чужое выступление аплодисментами. Мол, стихи твои, дорогой наш новоявленный друг и соратник, хороши. Пиши и дальше в том же духе.  В моей протекции, касаемо общения с литераторами, Захаров не нуждался, он, согласно своей коммуникабельности, легко находил с нужными людьми общий язык.
Здесь, даже для меня неожиданно, назрел, если это слово можно употребить, то и употребим его, назрел кризис. Предпосылки были и ранее – до чёртиков мне надоела эта гонка. Пиши, сочиняй, денежки лопатой загребай… А коли настроения нет, или оно, наше сегодняшнее настроение, алкоголем попахивает, то что делать? А вы на разный лад бубните, как свихнувшийся с ума попугай: мол, пиши, пиши… А я в ответ своё скажу: зарифмовал, что хотел, и больше фантазию свою включать не намерен. Это вам не настольная лампа – включил, выключил…  Решил я роман сочинять, есть и желание и сюжет, который год он уже в черепной коробке крутится, пора на волю эту неясного роду-племени птичку выпускать. Надо, надо мне за стол садиться. Созрел для работы. А все эти стишки пока в сторону отодвинем, место  для настоящего дела освободим. Вот тут-то Захаров и показал не только свои коготки, тут он уж зубки свои крысиные оскалил.
– Я вам деньги плачу, хорошие деньги. А вы меня, как последний проходимец, кинуть задумали. У меня с издательством договор, а вы коники выбрасываете. Романы придумали писать… Постыдились бы подобные бредовые идеи  в моём присутствии и озвучивать… Сдайте мне оговоренные пятьдесят стихотворений, и разойдёмся мы с вами, как в море корабли. Ведь разойдёмся? Вы этого добиваетесь?
Я, закусив удила, твердил своё: надоело. Но здесь Захаров сделал ход конём – он удвоил ставку. За любой стих мне с этого дня полагалось  полновесных сто долларов.  Купил он меня со всеми потрохами, на корню купил. Я же с рубля живу, а здесь тысячи в проекте.  Пришлось пойти на попятную.
– Ладно, – говорю ему. – Напишу, что надо, а дальше…
Захаров, для меня незамеченным не осталось, губы поджал, но молчит – ни слова, ни полслова.  А в глазах его, я как в книге читаю: так бы и порвал меня на клочки, так бы и разбросал мою плоть по закоулочкам – да не моги. Время ещё нужное не пришло, ещё всего не выпотрошил.
Стараюсь особо над происходящим не думать, но как подобную дорожку кривую стороной обойдёшь? Как в зарослях репейника проход  сыскать? Сторонись не сторонись, а всё равно как шелудивый пёс весь в колючках будешь. А здесь, как будто сговорились мне нервы до основания истрепать, в журнальчике литературном критическая статейка. Кто у нас нынче в писатели великие метит? Ответ уже знаете? Так вот, он Захар Захаров и есть восходящая звезда отечественной литературы. Ни больше ни меньше, так чёрными буквами по белому листу и пропечатано. А более другого меня «Яблоневый цвет», приведённый в качестве примера взбесил. Выбрал же, сатана, самое лучшее, можно сказать кусок души  запросто взял и оттяпал. Знал, чем меня вконец унизить можно. Как здесь не сорваться? Тут уж, братцы, как в омут головой, а иначе как подобную насмешку нейронам выдержать?

Лёгкий яблоневый цвет
обрывает свежий ветер,
и мне кажется, что нет
дня печальнее на свете.
И мне верится, что нет
дня прекраснее,  чем этот,
когда яблоневый цвет
облетает с белых веток.
 
Не знаю, сколько там дней в вечность стрелой улетело, что мне часы считать? Считай их, не считай, а за понедельником всё равно, согласно вращению Земли, всегда вторник приходит, а потому  Захаров опять  встречи требует, душа его, видите ли, по поэзии истосковалась. Я в последнее время не работал, а сколько этого последнего времени было, уже и думать забыл.  Да вы ведь в курсе… В папках своих покопался, надёргал пару десятков уценённого наследия – когда-то было интересно, а со временем гляжу – самому стишки не в масть, так чего от читателя ожидать? Что сейчас пишешь, над чем сегодня думаешь, что тебя в сей момент жизни зацепило – то душу и греет, то и радует.  А время прошло, и остыл…  Стишкам-то моим, как девице на выданье, уже под двадцать. Читаешь порой, вроде бы не ты их писал, совсем мысли чужие… Что ни говорите, а меняет время человека, меняет… А с кондачка не поймёшь, в худшую или лучшую сторону, над этим ещё думать надо, хорошо думать.
Захаров носом покрутил, похмыкал, просматривая товар, а сказал одно:
– Я бы, Вадим, вам советовал водки меньше пить. Так, ненароком, и талант прогулять можно.
– А я, уважаемый Захар, хотя и вырос в стране Советов, чужими советами привык пренебрегать. Что, стишки, на ваш нюх, алкоголем попахивают? Так вот, смею вас заверить, – здесь я для пущей убедительности даже руку к сердцу приложил ,– стихи эти мною написаны по вдохновению, клянусь землёй и небом, а не по опьянению.
Я не соврал, а просто правды всей не открыл – в то время, когда я этими строчками жил, мне в качестве стимулятора спиртное не требовалось. Я мечтою жил, я в будущее пристально вглядывался, я верил…  Верил и ждал… Ну вот и дождался счастливых мгновений – считай, Вадя, бабки…
–  Пожалуйста, вот вам, Вадим, заслуженный гонорар. Всё по таксе – двадцать произведений, я сосчитал, за них, и получите своим трудом заработанные  денежки. Только не расстраивайте меня – уж будьте так добры, сочтите валюту. Так и вам и мне как-то спокойнее. Счёт в этаких делах дружбе не помеха.
Вы чувствуете, если, конечно, вы человек душевно не чёрствый, как он – Захаров этот, чёрт бы его четырежды побрал, меня в куль, как карася последнего загоняет? Он меня не только барыгой быть вынуждает, он меня подлецом законченным сделать хочет. Унизить и растоптать… Как же иначе? Всё у нас продаётся и всё покупается…  А что продавать не хочешь, чем тебе твоя больная совесть  торговать не велит, то всё это чушь собачья,  только-то и всего, что настоящая цена ещё не предложена.  Положат на чашу весов золотца – а ты, голубь сизокрылый, своими стишками баланс уравновесь. Сыпь без роздуму свои творенья, посмотрим, что чего тяжелей. А золотце металл не из лёгких, стишков-то надо для уравниловки, как мака… Сыпь, всё мало…
Сижу я как-то в скверике на лавочке рядом с памятником одному давно ушедшему в иной мир литератору. Настроение не плохое, можно даже сказать хорошее, выпитый коньячок к мечтаниям располагает. Сижу себе  тихонечко, никого не трогаю,  на снующий вокруг да около народ посматриваю, да размышляю: «Ты, брат мой памятник,  прославлен, ты в бронзе скульптором отлит, но одно плохо, что носитель плоти, прототип твой, уже умер. Но я-то пока живой, и это по всем меркам неплохое состояние для непривередливого человека. Живой пёс, как сказал в своё время мудрец, лучше мёртвого льва. И вообще, за славой гоняться бессмысленно, она сама нужного ей человека находит, уж поверьте. Но если уж вам так неймётся, то  прославиться можно и в три дня, даже быстрее – устрой, к примеру, покушение на национального лидера, и впишут тебя во все секретные энциклопедии на все грядущие века. Герострата с его авантюрным поджогом помните?  Но хочется ли тебе, дорогой мой современник, подобной славы? Готов ли ты к терновому венку героя?  Ответом я даже интересоваться не стану, он ясен и понятен.  Хорошо, одиноко стоящего на постаменте писателя больше тревожить не будем, займёмся живыми. 
 А если нашему дорогому и уважаемому поэту Захарову  плагиатик подбросить? Ведь до дня сегодняшнего нечто подобное иной раз в природе и наблюдается, чужое добро так порой притягательно. Возьмём стишки из  всеми уже давно позабытого сборника, какого-нибудь случайно засветившегося на горизонте поэта? Можно, к примеру,  из журнала «Юность», за годы 60-е кое-что позаимствовать. Печатайте, Захар Захаров, свои книжечки, упивайтесь поэзией, не скупитесь на добрые слова, делитесь своей, рифмами наполненной душой  с читателями.  Ясное дело, на Пушкина мы замахиваться не станем, Тютчева –  в сторону, а чем плох для вас какой-нибудь Бенедикт Блохин или  Кирилл Клопов? Хорошо бы так сделать, чтобы до Захарова, наконец, дошло, с кем он дело имеет. Оно бы неплохо, – прикидываю эту мыслишку к реальности, – но не упаду я до такой подлости, пусть он хоть трижды дьявол. Стихи не столько чистыми руками пишут, сколько чистой душой.  Потому пошлю я мысли эти коварные, искушением навеянные, подальше, отброшу их в сторону, как последний хлам.   Чур, нас…» –  Но тут же на ум уже другое приходит: «А если мы нашего Захарова к смерти приговорим, как законченного душегуба? Есть у нас ружьишко в загашнике, от папы осталось, есть. За что?  Рубль с кармана украсть, то грех невеликий, может, только для пропитания человек на ваше добро и позарился, а вот когда душу у человека своровали, когда его подонком перед всем миром выставляют, тут прощения быть не должно». – Вы чувствуете, до какой степени кипения  он меня довёл?
Очнулся я от этих мыслей и законченным дураком себя обозвал.  Ведь не совсем последний я человек на земле, не законченная сволочь, а тут такое насочинял… Даже перед собой стыдно.  Забудем… Что я, в самом деле, воду в ступе толку, обокрали, обобрали, добра последнего лишили… Платят тебе деньги, дают возможность сытно жить,  так чего волну на окружающую действительность гнать? К чему эти смертельные обиды?  Сегодня я сам себя не пойму. Советы, как я уже вам говорил, не люблю ни слышать, ни давать, но замечу: не всегда с утра полезно в рюмку заглядывать, не всегда данное действо спокойной жизни способствует». 
День сегодня светлый, и чудес, что вокруг место имеют, не счесть, не пересказать. Вон девчонки молоденькие стайкой к троллейбусной остановке спешат, и все, как на подбор, писаные красавицы, одна лучше другой. Живут себе тихонько, в будущее, может быть, всего одним глазком заглядывая, потому, как уверены – будет оно, это желанное завтра, непременно к ним благосклонно. Умнейший из живших на земле философов, Артур Шопенгауэр, сказал: «Всё, что совершается, с самого великого до самого ничтожного – совершается необходимо». Потому всё у девочек будет хорошо, к чему стремятся, того и добьются.  Только сильно  хотеть надо, очень сильно. И работать, работать…  А если ничего не делая, лишь мечтать и гадать, что там впереди нас ждёт, то кроме волнений и страхов, ничего и не увидишь.   Но вот вопрос, вроде куста розы,  шипами усыпанного, у каждого ли это будущее есть? 
Вон на соседней скамейке бомж мостится. За пару дней последних мне он даже примелькался, не впервой за ним наблюдаю. И лет ему не много, от силы 30, волос чёрный, бородка…  Только одёжка да сумка оборванная  и выдаёт социальное положение, да, может быть, худоба… Подойти да спросить: «А не пишешь ли ты стихи, дружище? А не переполняют ли твою душу идеи свободы и всеобщего счастья? И кто мы все друг для друга – волки или братья?» Но что может сказать обездоленный шаромыга в ответ на мой глупый донельзя вопрос? Мол, сначала накорми, напои, а потом спрашивай, лезь ко мне в душу, копайся в ней, как я по утрам во всяком дерьме копаюсь. Так я в эти мусорные ящики лезу, чтобы пропитание раздобыть, а ты от простого любопытства к человеку во внутренности лезешь. Конечно, поправил я себя, говоря о внутренних органах, имел в виду бродяга, конечно же,  свой внутренний мир. Просто по совокупности  причин  не сумел правильно сформулировать  мысль.
   Вот такой условный диалог вёл я сам с собой. Где сегодня умного человека сыскать себе в собеседники? Нет, что ни говорите, а наблюдать городскую жизнь, сидя в сквере на лавочке, не только интересно, а и полезно – расширяет кругозор до самого горизонта.  Даже рифмы в голове, как птички залётные, щебетать начали. «Нимфа юная идёт… И одета и обута, приключений ищет будто… Я же, словно идиот, в размышленьях  морщу лоб…» Вижу, невдалеке парень с подружкой у памятника в оговоренный час встретились: рады друг дружке, целуются…  Лет по восемнадцать, от силы… Студенты, наверное… 
Радуйтесь нынешнему дню, мои дорогие и уважаемые, ибо завтра, да, да, уже завтра солнышко   будет  по-другому с неба светить, а то вообще среди туч от вас спрячется. Бросит, как пить дать, бросит тебя, красавица, твой нынешний кавалер. А быть может, и сама ты к другому ухажеру, как зелёная стрекоза перелетишь. Другой-то  побогаче, а потому и поумней… С ним куда лучше, он стишки чужие при луне читать не станет, а лучше в ресторан тебя сводит, к зиме, если не последний жлоб,  и шубку своей даме приличную купит.  Со стишками жить и весело и хорошо, а приглядишься – хуже не бывает.  Жизнь сродни шахматисту – она перед боем все фигурки по своим узаконенным   местам расставляет…  По чину и рангу: коня в стойло, пешки на запятки… И коли ты и есть эта пешка законченная, то пиши, что хочешь сочиняй, а в королевы тебе, наш новоявленный Андерсен,  никогда не пробиться.  Туда только одна пешечка из сотен, а может, даже из тысяч, с фигурой точёной и талией осиной, нужный проход нашла, да и то, у  которой в загашнике на этот случай кое-что припасено. А мне, признаюсь, сегодня и богатств никаких не надо, что  на эти, адовой золой меченые, деньги покупать?
    А человек на лавке соседней, этот тощий  бомж с бородкой, сидит и не ноет. Самоедством не занимается. Подставил лицо солнышку, и вроде как дремлет…  Гляжу я на данный контингент  и понимаю – у каждого своя судьба под небесами, как сказал когда-то чрезвычайно умный Овидий.  Своя. Значит, и этого бомжа скрытая от сторонних глаз  судьба ведёт в неком направлении, только невозможно понять, куда и зачем? Да, чужая жизнь – тёмная комната, но заглянуть, хоть одним глазком, в неё  всё-таки хочется. А вдруг что-то интересное там и разглядишь, вдруг что-то и поймёшь. С другой стороны, не ясно, куда меня самого несёт, даже тащит верх тормашками  поток жизни?  Поди разберись, каким боком Захаров, эта пиявка болотная,  моей  судьбы касается… Касается? Да он уже давно в судьбу мою влез, втёрся, на ветвях моей души гнёздо своё  осиное свил. 
И получается:  раз судьба человека на небесах в «Книге жизней» вечным пером записана, то все наши потуги, все наши мечты и надежды напрасны,  лишены всякого смысла? Всё зря? Что должно быть, то и будет?  И мне уже никогда не выскользнуть из лап Захарова? А бомжу, этому червю, рождённому неравенством,  никогда на ноги не подняться? Даже на один день не стать в глазах других человеком?  Так мы обречены?  Нет, я не верю, не желаю верить вашим словам, что каждый из нас лишь упомянутая   пешка на разлинованном судьёй поле.  И так загадываю: если завтра будет на лавочке  этот бродяга отдыхать, то на нём наши умозаключения и проверим.  Сегодня надо бы мне ещё в одно местечко заглянуть, вопросик весьма щепетильный попытаться решить… 
   


Глава четвёртая,
она же последняя

Всё, что вы ранее читали, было взято мной из отрывочных записей Вадима. По-видимому, хроника встреч и бесед  тут же заносилась в тетрадку,  как говорится,  с пылу и жару. Хорошо видно, как невесомые идеи и лёгкие мысли, претворяясь в жизнь,  со временем приобретали разномастные материальные одежды.  Папки, полные черновых записей и всяких намёток, мне  передали родственники Вадима, и, на правах старого друга, я их разобрал. Вывод неутешительный: ранимая душа,  заплутав в лабиринтах нашей суетной действительности, искала   возможный выход,  но не находила. «Эх, Вадим, Вадим», – только и сказал я, поняв, в какой тупик мой товарищ загнал сам себя. Душу, оказывается, желает купить не только дьявол,  в мире есть ещё много охотников за этой субстанцией.
 Последняя глава – это моя попытка восстановить последний день жизни Вадима, последний день его земного существования.  Грустно, и нет особого желания этим заниматься, но я сказал себе: коль он начал рассказ, раз он доверил свои мысли бумаге, то мой долг, уже зная всё, что имело место быть, начатое повествование закончить. Постараюсь, насколько  возможно, сохранить его своеобразный стиль, но не уверен, что мне это удастся. Вадим очень много читал, за свою жизнь перепробовал добрый десяток профессий, а это чрезвычайно расширяет писательский кругозор, и потому  всё им написанное и интересно, и умно.   Повторюсь, но скажу ещё раз – Вадим был очень талантливым человеком с открытой миру душой.  А это порой не способствует долгой и счастливой жизни.



Пришёл очередной день,  и оказалось, что развитие событий диктовала своя, пока скрытая от глаз наблюдателя логика. Греющийся, как обычно, на солнышке бомж отнюдь не дремал, как могло показаться кому-то со стороны, а исподволь контролировал ситуацию вокруг и около своего местопребывания. Уличный образ жизни диктует своему хозяину и соответствующий  стиль поведения –  быть всегда настороже: и от опасности можно вовремя уклониться, и перехватить по случаю то, что  плохо лежит. Подметив интерес к своей особе,  проявленный с соседней лавочки, бомж решил взять инициативу в  руки. Он поднялся, лицо его, как у хорошего актёра преобразилось, приняв вид  скорбный  и печальный. «Прошу… Сколько не жалко… На билет…» – с некой хрипотцой в голосе выдавил он из себя. Вадим не то чтобы растерялся, такого не было, ведь в собственных планах у него была задумка расспросить этого встречного бедолагу о жизни, узнать, что к чему и почём.
Что он может сказать о себе? Наверняка, наврёт с три короба, насочиняет кучу небылиц… Но всё равно интересно сопоставить то, что ты ждёшь услышать от человека, с тем, что он о  себе расскажет.  Ведь никто не хочет  выкладывать свои  секреты неведомо кому, выворачивая наизнанку  душу.  А может быть, никаких тайн в этой жизни, погрязшей в уличной грязи, и нет, а есть только чёрная, как сажа, правда. В подобном даже хозяину претит копаться, что там, в этом дерьме,   выищешь?  Враньё не враньё, но ведь до чёртиков интересно, как и кем  в подобно ситуации позиционирует себя человек.
Они, эти бездомные и обездоленные, как и мы – люди.  Только  люди, угодившие в особые обстоятельства и не сумевшие выйти сухими из воды. Попади каждый из нас в капкан или  ловушку, расставленную на дороге жизни немилостивой судьбой, неизвестно.  где вскоре окажемся мы. Вполне возможно, ночевать придётся на заросшем чертополохом поле, куда даже пресловутый Макар не желал выгонять своих телят. Уличную жизнь бродяги трудно даже сравнивать с криминальной зоной, где у человека есть кров над головой, постель и, пусть скудная, но гарантированная еда. Но не нам с вами судить, что чего лучше, не суди, да не судим будешь.
Конечно, все эти мысли только промелькнули в голове Вадима, просветляя в закоулках мозга реалии дня. Он ещё не решил толком, как поведёт себя в дальнейшем. Идеи и идейки, подобно прорастающему зерну, только проклёвывались.
– Денег? – уточнил просьбу Вадим. –  И много тебе этих денег надо?
– У меня всё отобрали, и паспорт, и кошелёк. А как домой добраться?  Мне бы только на дорогу… – пустился в объяснения бомж, почуяв, что заговоривший с ним человек уже хотя бы одной ногой вступил на тропу благотворительности.  Прохожий, ввязавшись в беседу с незнакомцем, хочет он этого или нет, постепенно  проникается пониманием и сочувствием. Именно так, к слову сказать, ведут себя в людных местах цыганки. Стоит всего только с ними заговорить, как за ваше  благосостояние я не отвечаю.
– Мне бы только домой добраться, – повторился бомж. – Много не надо – двадцать пять тысяч на билет.
По белорусским меркам это всего-навсего два с половиной доллара. Но именно столько, вроде бы, стоит и бутылка плодово-ягодного вина. «Но, – остановил себя Вадим, – почему ты решил, что он врёт? Быть может, ему действительно надо добраться до места проживания? Почему я выбираю всегда худший сценарий развития событий?»

Бомж глядел прямо в глаза, словно дрелью сверлил, и в какой-то момент стало ясно, что он, вот прямо сейчас, прилюдно, упадёт на колени, подкрепляя свою просьбу открытым шантажом. И ты будешь выглядеть перед прохожими последней свиньёй, жалеющей для бездомного бродяги рубль на пропитание. Вадим, предчувствуя неприглядную сцену в этом театре одного актера, махнул рукой, приглашая просителя присесть рядом.
Нужно было пояснить  свои действия:
– Дружище, расскажи мне свою историю, и я  дам тебе денег. Не сомневайся, дам.
От сказанного и задуманного Вадим почувствовал в душе приятную  волну эмоций, сильный всплеск энергии, что обещало в будущем  интересное приключение.  Тут же мелькнула мыслишка: «Почему бы не оживить чужое пресное существование? Почему, как я вчера придумал, не изменить, хоть бы на день, линию его судьбы?  Надо быть полным безумцем, чтобы  не воспользоваться случаем, который сам упал с неба прямо тебе в руки. Вне всяких сомнений, будем двигаться  только вперёд, ведь от всего сказанного и сделанного  можно тут же откреститься, дав попрошайке в качестве отступного   эту желанную  денежку.   А пойдёт развитие фабулы по придуманному сценарию, то увидим на пути  ещё  много чего интересного.  Может быть…»
Деньги в кармане у Вадима были, и довольно приличная сумма по меркам обывателя.  Конечно, никто не собирался швыряться этими,  крещёными рифмами кредитками налево и направо, но отчего же не сделать для нищего  доброе дело?  Отчего не устроить ему подобие некого праздника? Скажем даже несколько заковыристей – именины сердца?
Бомж, как показалось, заученно озвучил перипетии своей судьбы: в школе он учился хорошо, и спортом занимался, и  в авиамодельный кружок ходил…  Мать улетела в Испанию горничной работать, отец исчез еще до  дня рождения сына. Сначала ещё  бабке, на чьё попечение был оставлен малыш,  из-за границы денежки приходили, а потом сгинула маманя, в сети земных  параллелей и меридианов, безо всякого следа. Женился рано. Работал на обойной фабрике сначала грузчиком, а потом завскладом, а здесь, не понять откуда, крупная недостача всплыла. Конечно, в то время с обоями крутили налево и направо, но начальство успокаивало: работаем с излишками. А кто виновным в итоге оказался?  Ясное дело, что материально ответственное лицо, по-другому понимай заведующий складом. «И дали по суду показательному мне семь лет. Много или мало? Это смотря с какой стороны счёт вести… Одному, который руки в крови замарал, и десятка за счастье, а мне повешенного срока по уши хватило, даже с избытком, – бомж, которого, как оказалось, звали Валерой, перевёл дух, покашлял в кулак и продолжил: –  Вышел на волю, от звонка до звонка  свой срок отмотав, а жена уже давно с залётным  хахалем, пиковой масти,  гнёздышко свила. Дочка моя знать родного отца не знает. Да и какой с пацанки спрос? И вообще, ни кола у меня не оказалось, ни двора. Вот так на улице третий год  днюю и ночую. Летом-то ничего, лето за рай почитаю, а зимой колосники без топлива здорово подмерзают… Помогите мне, гражданин хороший, дайте, сколько не жалко».
Что вы на это всё скажите? Верить или не верить, так вопрос не стоит. Какая разница, прикидывал Вадим, так всё было, или не совсем так.  Итог обрисован без прикрас – раз на улице человек, знать дорога его туда и привела. А верстовые столбы и памятные вехи на пути – это только декорации, необходимый антураж.
– А куда ехать собрался? Ведь сам говоришь, что угла своего нет? – Ну что наш знакомец Валера на это ответит?
– К дружку на район поеду. Может статься, где-нибудь в хозяйстве должность получу. Мне всё одно, хоть в колхоз конюхом.
«А  три года чего ждал? Пока я тебе денег на паровоз дам? Чего болтаешься  в городе?» – хотел Вадим спросить про то Валеру-бомжа, да передумал. Все эти басни соловьиные про колхоз, конечно, были откровенной придумкой.   Ведь вы тоже сказанному не верите? Верно? И Вадим, не мудрствуя лукаво, до правды не стал докапываться, да и кто тебе эту правду выложит?  Вроде как цыплёнка-табака на тарелочке – разделывай её, эту правду, с помощью ножа и вилки, препарируй на куски и кусочки. А порой эта  правда наша, может и так оказаться, вроде таблеточки – в рот взял – слаще мёда, а раскусил – горче не бывает. Потому, решил Вадим, пусть всё идёт своим чередом. Ведь мысли, что касались случайно обретённого товарища, уже крутились в жерновах черепной коробки. Процесс пошёл, хотя тяжеловато и со скрипом.  Вот если…
– Валера, послушай внимательно, что я скажу. Живётся тебе не сладко, чтобы понять такое, к гадалке ходить не надо. Да ты и сам всё,  что надо, рассказал. Верно? Но жизнь наша штука непредсказуемая, бывает, и чудеса человека на дороге поджидают. Я тебе говорю, а ты в суть слов вникнуть старайся – считай, что на сегодняшний день ты счастливый лотерейный билет вытянул. В удачу веришь?
– Мне бы денег… Ведь немного прошу… – тянул свою заунывную песню Валера, особо не вслушиваясь в объяснения и пояснения.
Вадиму пришлось пресечь в корне предложенные со стороны планы быстрого обогащения:
– Обожди… Обожди… Не торопись. Я о тебе позабочусь. Сегодняшний день ты долго не забудешь. И накормлю, и напою… Пошли…
Следуя наскоро свёрстанному  плану, нашёл бы Вадим и у себя в квартире во что  одеть Валеру, но его габариты явно не соответствовали поставленной задаче.  Если Вадим среднего роста и чуть излишнего веса, то Валера-бомж, проигрывая в накопленном жирке, ростом намного превосходил своего благодетеля. «День счастья, – так сегодняшний день и назовём, решил для себя Вадим, это простое, в принципе уравнение. – Что за сложности?»
Уже через час-полтора, закупив в бутике на городском рынке всё необходимое, от бейсболки до мокасин с носками, подошли к городской бане.  Направив Валеру в душ, всучив ему пакет с одеждой, Вадим наказал нынешнее обмундирование  в том же пакете оставить в урне.  «Хорошие ещё вещи, грех выкидывать», – пробовал Валера отстоять своё добро, но Вадим был непреклонен. Всю эту дрянь прямиком направим в утиль. И без разговоров.
Валера-бомж лишь слегка поканючил, но, в общем, течению событий не противился. Отчего же не помыться? Дело со всех сторон стоящее.  Чистота залог здоровья. Держался он несколько настороженно, не особо был наш товарищ от природы разговорчив. А может, обстановка новая пугала? Уж как-то, совсем нежданно-негаданно, всплыли все эти нововведения жизни.
У входа в баню крутились вьюнами, опасаясь милиции, нелегальные продавцы веников.  С полчаса наблюдая за процессом купли-продажи, Вадим понял одно – миллионщиками  им никогда не стать.  Веники, как дубовые, так и берёзовые, словно заговоренные, в большинстве своём продолжали томиться в клетчатых сумках – торговля шла из рук вон плохо.  Возможно, в далёкой Африке, где нет соответствующей растительности, они бы пошли на ура? Но поразмыслив, время на это было, Вадим всё-таки решил, что и там бы они не пользовались спросом. При сумасшедшей жаре, кто отважиться идти даже в хорошо натопленную парилку? Зачем?
Но мысли спутал и оборвал появившийся в дверях Валера. Вы помните пословицу, где утверждается мысль, что человека встречают по одёжке? Помните? Вадим не без труда опознал своего нового знакомца. Какие перемены! Вроде бы даже ростом повыше стал? Да, это был, в некотором смысле, другой человек, что-то вроде двойника. Светлые брюки, тенниска в клетку… Да и бородка, так уж получалось, совсем не портила внешний вид молодого мужчины.  Ну, какой же это бомж? Просто не повезло человеку в жизни, сильно не повезло. «Но что ты для него можешь сделать? Чем помочь? – задал себе вопрос Вадим и тут  же расписался в своем бессилии: – Ничем… Чужая душа – потёмки. Хорошо, сегодня я тебе устрою праздник, а завтра, да, уже завтра, всё войдёт в свою обычную колею. Я не волшебник, могу лишь слегка помочь, но изменить что-то в чужой жизни я не готов. Да и не в силах.  Конечно, сравнивать нельзя, но и моя собственная  жизнь со стороны смотрится не такой уж правильной и красивой.  Не можешь жить, как хочешь, живи, как можешь. А вот это, последнее, как можешь, выходит на проверку путано и скверно. Но день счастья я всё-таки устрою, и для него, и для себя».
Подарки, поверьте пожившему на свете человеку, преподносить всегда приятно, особенно не в силу  необходимости, а просто… от души. Под соответствующее настроение… Бери, пользуйся на здоровье… Сегодня я так добр, так великодушен, но что будет завтра? А завтра я, быть может, и разговаривать с тобой не захочу. Нет соответствующего настроения – какие могут быть в этом случае  разговоры? Уж извини, приятель… Такая  у большинства людей подлая  натура, такими их на свет божий матери родили. Не в восторге, честно признаюсь вам, и я от этих, переполнивших собою мир разноцветных людишек.  Коварны, злы и завистливы. Если у вас есть особое мнение на этот счёт, то оставьте его при себе.  Сегодня мы слушаем только Вадима, его ход мыслей нам интересен. 
И не надо копаться, подобно рудокопу, у себя в душе, лучше ты других, хуже… Процесс этот умного человека до добра не доведёт, а с дурака какой спрос?  Людей не убивал? Не воровал? Уже одного этого достаточно, чтобы спокойно жить на земле. Нужно сказать себе: хоть добра не творю, не могу или не хочу, это моё личное дело, но зла стараюсь не делать. Может, не всегда получается, но хотелось бы…
Обедали в кафе, ведь в холодильнике у Вадима было с припасами не густо: пельмени, яйца, сыр.  Да в неприбранной квартире – какой устроишь праздник? И общая обстановка, и содержимое рефрижератора явно не годились для нынешнего дня, названного днём счастья. Вопрос возник со спиртным. Выпить Вадиму хотелось, водочка никогда ещё не мешала празднику. Но если возьмёшь себе, надо наливать и товарищу, а пить с незнакомым человеком чревато. Может быть, он алкоголик и от выпивки дуреет? Вы, что, о таком не слышали? Сразу попадешь в историю. Нет, водочку мы сегодня повременим закусывать, как-нибудь обойдёмся. Валера ел за двоих, и видно было, что аппетит пришёл к нему не во время еды, что должно было произойти по утверждению писателя Франсуа Рабле,  а задолго до обеда. Что тут скажешь? И классики порой ошибаются в выводах. Разговор за обедом велся как-то куце, Валера если и отвечал на вопросы, а они у Вадима были, то односложно: «да», «нет». Никак не получалось втянуть его в разговор. Что хорошего, с другой стороны, когда к тебе в душу пищом лезут?  Потому более пустых разговоров сегодняшнего случайного именинника, назовём Валеру-бомжа так,  занимала пицца.  А съел он её целых две штуки, можете проверить. А ещё умял салат и свиную отбивную с гарниром из картошки.
– Наелся? – улыбаясь, поинтересовался Вадим. – Вкусно?
– Ещё  одну порцию могу  влёгкую навернуть, но лучше бы  винца стаканчик. Так сказать, для полноты чувств. – Как видите и Валерий, на сытый желудок мог говорить образно и чувственно.
А Вадим думал о своём: чтобы ещё такое устроить для общего увеселения?  «Может в парк его сводить?» – была и такая мыслишка, не в театр же, в конце концов, с ним идти. С другой стороны посмотреть, так накормил Вадим друга-товарища, приодел… Может, пора уже и закругляться? Вадим вовсе не обязан, да и не собирается брать бедолагу на содержание. Оно-то так, но провозглашённый день счастья ещё не закончился, ещё солнышко светит… И денежки в кармане пока в наличии, над этим вопросом думать сегодня не будем. Есть деньги…
Сколько споров порой возникает между людьми: и это не счастье, и то не совсем им попахивает. А уж про деньги все чуть ли не в один голос  талдычат, мол, они к этому состоянию души и сердца вообще никакого отношения не имеют. Говорить-то говорят, но, как зачастую оказывается на проверку, думают совершенно иначе.  Деньги действительно счастья не приносят, но без них часто беда, край жизни. Угла собственного и в перспективе не предвидится; детей порой накормить нечем; больному есть шанс за деньги эти проклятые операцию сделать, но где требуемым капиталом разжиться? Как хотя бы не разбогатеть, а жизнь в правильное русло направить? Деньги эквивалент пота и крови, ими не пренебрегать надо, а ценить и уважать. Аль-Фарадж, мудрец из 13 века, сказал так: «Когда человек говорит мне, что он презирает богатство, я требую доказательств. И если он мне их представит, я тут же назову его дураком».
Вы можете подумать, что так вот, тишком да молчком, наши друзья и коротали время. Нет! Да ещё возьмите себе на заметку – сытый человек всегда добреет, проявляя склонность к задушевной беседе.  Ведь действительно интересно узнать, как вольный человек устраивает свой быт, свою уличную жизнь: где ночует, что ест, где достаёт деньги на выпивку. Будь ты хоть трижды законченный шаромыга, принимать пищу, хотя бы изредка, надо. Да и вредные привычки своей доли бюджета требуют.
Валера, не выпуская из руки вилки, отвечал на вопросы, но в детали вдаваться не торопился. А Вадим хотел поглубже узнать чужую жизнь: о чём человек в подобных обстоятельствах думает, что чувствует,  какие строит планы на будущее.    Так вот, насчёт планов Валера сразу всякие разговоры обрезал: «Какие у нас планы? Нету никаких планов. День прожил – лоб перекрести. Такие вот планы…»
–  Ты же, Валера, молодой. Как вопрос с женщинами решаешь? – Ввернул Вадим давно крутящийся в уме вопросик.
– Бабы они и есть бабы. У базара бери любую, было бы что выпить, – прошамкал Валера, что-то дожёвывая, и добавил: – А вы мне денег так и не дали. А говорили – помогу… Одни обещанки-цацанки… 
– Дам я тебе денег, дам. Это не вопрос. Но признайся, ты же никуда ехать не собираешься? Про колхоз, это так, ради красного словца вправил? – На что надеялся Вадим, донимая своими каверзными  вопросами собеседника, не ясно.
– Вам дело… Вот соберусь и поеду… Гриня не обидит… Он для друга никаких бабок не пожалеет. Не то, что некоторые…
Ладно, праздников в жизни не так уж и много, потому, выбросим всё лишнее из головы.  «Будем веселиться, сегодня день наш», – сказал себе Вадим.  И повёл друга своего прямиком в парк культуры и отдыха, покатал на колесе обозрения, хотел ещё и на качели усадить, в этакие летающие на цепях кресла,  да тот заартачился:
– Что вы меня, как ребятёнка, этими чёртовыми каруселями услаждаете? Мотаемся, как проклятые,  по солнцу день-деньской… Ног уже под собой не чую, а вы своё бубните: праздник, праздник… Это ж божье наказание за вами следом ходить. Постыдились бы над человеком так насмехаться.
Вот вам и ответ на все возникающие вопросы. Говорили: молчун, молчун, а он вон какую тираду выдал.
– Хорошо, – это уже Вадим решил расставить все точки над «i». – Не хочешь развлекаться – не надо.  Скажи,  есть у тебя какое-нибудь  заветное желание? Ну, самое-самое…
Мимолётная тень пробежала по лицу Валеры. Было видно, что данное предложение повергло его в некую растерянность. Он некоторое время молчал, а затем совсем неожиданно выпалил: «В цирк хочу. Помню однажды бабка водила…»
– Что ж… В цирк, так в цирк…  Хотя вся наша жизнь, на проверку,  ничем от него не отличается… – как-то уж очень тяжело вздохнул Вадим. –  Но раз хочешь в цирк, пойдём. Конечно, пойдём… Вот только на минутку домой завернём, надо бы мне душ принять да переодеться. Пошли…


Эпилог
Из  протокола центрального отделения милиции города N. «В 22 часа 15 минут дежурным патрулём в составе старшего сержанта Головешкина И.К. и сержанта Иванины Л.Т. на железнодорожном вокзале задержан гражданин, не имеющий при себе  документов удостоверяющих личность, назвавшийся Косенчуком Валерием Тарасовичем, пытавшийся продать мобильный телефон «SAMSUNG». При досмотре в его сумке были обнаружены: фотоаппарат «Canon D1100», наручные часы «Луч» с браслетом, изготовленные из жёлтого металла, и связка ключей с брелком из медвежьего зуба. Связно объяснить, откуда у него данные вещи, Косенчук первоначально не смог. Впоследствии стал утверждать, что ему их для реализации дал товарищ. Как оказалось, телефон  зарегистрирован на гражданина  Агеева Вадима Алексеевича, проживающего по адресу: проспект Ленина, дом 37; кв.19.
Косенчук до выяснения обстоятельств был задержан и помещён под административный арест. Уже утром гражданин Косенчук написал явку с повинной, где  утверждал, что в драке на квартире гражданина Агеева В.А. он, защищаясь, нанёс хозяину несколько ножевых ранений.  При вскрытии вышеупомянутой квартиры (пр. Ленина 37-19) в ванной комнате был обнаружен труп мужчины, приблизительно 45-50 лет, со следами колотых и резаных ран, в количестве 22 (двадцати двух).  В связи с явкой с повинной дело на гражданина Косенчука В.Т. передаётся по инстанции в Следственный комитет  управления внутренних дел по городу N. Труп гражданина Агеева В.А. сдан в городской морг до востребования близкими и родственниками.
Валерий Косенчук, уроженец райцентра Репки Черниговской области (Республика Украина), осуждён по статье 39 ч. 2 УК республики Беларусь (умышленное убийство при отягощающих обстоятельствах) на 15 лет лишения свободы. Дальнейшая судьба его неизвестна.
Захар Захаров вскоре был принят в Союз писателей  Беларуси, но больших высот в творческом плане не достиг, хотя за книжку стихов «Зеркало» и получил ежегодную Премию профсоюзов.  В дальнейшем опубликовал две книги прозы, но его рассказы, хотя и были одобрены прессой, без видимого следа растворились в общем литературном потоке.


На городском кладбище «Стукаловка», на участке 73 за номером 11, расположена могила Агеева В.А.  Родственники, собрав деньги  вскладчину, поставили на ней небольшой православный крест из мраморной крошки. Говорят, что раз в год,  в день смерти Вадима, к его могиле приходит пожилой человек, почему-то всегда одетый во всё тёмное.   Он кладёт на плиту две красные розы и  скорбно стоит несколько минут…  У ворот кладбища его ожидает большая чёрная машина.
2014 г.