Глава 13. У господина Бука

Глава 13. У господина Бука.

Кроме задуманной операции, завершившейся успехом и, разумеется, полным разгромом секты Оккультармис, у Синая было полно других забот. Сейчас, например, он идёт к особняку одного из самых богатых жителей Канны, да и всей фракции, господина Бука. И не с пустыми руками идёт – в руке небольшой, величиной примерно с молодую кошку, скрутившуюся во время сна в шерстяной клубок, холщовый мешок, полный костяных и металлических деталей окладов книг.

Кстати, о господине Буке. Этот господин Бук, потомственный аристократ, жил когда-то давно на Острове Воды. Но что сподвигло его покинуть родину и переехать в Канну, чем он занимался раньше, - этого никто не знал. Неизвестно также, прогнали его из соседней фракции, или он по собственному желанию изволил уехать. Господина Бука во время беседы с ним не всякий осмелится назвать аристократом хотя бы из-за того, что он не соответствует статусу манерами вести разговор. Простым трибальтянам аристократы представляются как люди благородные, пафосные, педантичные и требовательные. Но господин Бук – аристократ особый. В окружении особо приближённых, со слугами и с родными он общается почти, как простолюдин – он склоняется к просторечию, и даже панибратству, хотя не чурается и свойственного любому трибальтскому аристократу пафоса, который господин Бук мастерски перемешивает с панибратством. Господин Бук – крупный землевладелец, его казна редко бывает пустой: получаемые деньги с аренды его земель, подарки от Великого национального собрания и продажи книг постоянно пополняли её. Он очень любил книги, особенно их оклады. Ведь именно хорошо отделанный оклад, великолепная графика и поражающая душу каллиграфия в строках делают книгу настоящим произведением искусства. Ежели уж разговор пошёл о книгах, то стоит отметить одну значимую здесь прелесть; едва Господин Бук обосновался в Канне, все вдруг узнали, что он отличный реставратор книг. Да-да, Господин Бук, помимо того, что аристократ, землевладелец и владелец книжных лавок, в свободное от работы время занимался реставрацией старых книг, для чего, совершенно не жалея на то средств, скупал у мастеров необходимые для работы материалы. Всё годилось: пергамент, кость, драгоценные и поделочные камни, благородные металлы, чернила, краски. Если и нужно было отреставрировать книгу, аристократы всегда обращались к господину Буку, ибо лучше него их в городе никто больше не реставрировал.

Жил господин Бук в особняке на краю города, на берегу Большого озера, что прилегает к Канне. Обыкновенно богачи строят себе дома за городом, но господин Бук уже староват, чтобы передвигаться из усадьбы в город и обратно. К тому же и к городу, где находятся его книжные лавки, поближе. По трибальтским меркам особняк господина Бука является самым дорогим и шикарным, а по нашим – он кажется скромноватым. Можно даже сказать, слишком скромным. А причин тому пять, и все веские. Первая: Трибальт – страна горная; здесь давно стало обычным такое явление, как частый ветер, временами меняющий направление, что очень влияет на погоду, от которой краски и лепнина легко могут попортиться; летом и осенью часто идут дожди, иногда с градом, который может сильно побить весь декор и окна – из-за этого трибальтяне и строят прочные, но довольно-таки крутые крыши, т. е. с очень крутым скатом. А по-другому никак не получится. Кроме того, и климат Трибальта довольно капризен: с поздней весны и по ноябрь, а также днём – невыносимая жара; с ноября по апрель и, особенно, по ночам – страшный холод. Вторая причина: в горах очень высока вероятность селей, оползней и обвалов – не каждый трибальтянин рискнёт построить себе дом на вершине холма или в горах. Если надо построить дом или возвести что-то большое, то жители долго и упорно ищут места, где грунт достаточно твёрд, чтобы выдержать все капризы трибальсткого архипелага. Трибальтяне в связи с этим чаще строят дома у подножья гор или поближе к воде, лишь бы подальше от зон особого риска. Хорошо, на Трибальте землетрясения – редкость, а вулканов нет вовсе, хотя полно гейзеров и горячих источников, возле которых строят юджеяджу – трибальтские бани (о них позже). Третья причина: дело в том, что на Трибальте не принято хвалиться своим богатством. По крайней мере, внешне (что фасады зданий, что в одежде или украшениях, что убранство) – здесь показная роскошь, помпезность считается дурным тоном. На Трибальте считается, что чем ближе ты к природе, чем благосклоннее она будет относиться к тебе. У трибальтян даже в ходу поговорка есть: «Относись к природе бережно, как к дружбе, и она ответит тебе взаимностью». Уж чего говорить про Остров Земли, где считают, что чем ближе политик (а они нередко выбиваются из богачей) к народу (всё по выше указанной причине), тем больше вероятность того, что его повторно переизберут. Четвёртая причина: Трибальт, как говорилось раньше, земля не очень большая, её богатства ограничены, и жители это знают. Поэтому там никого не смущает сильно прижившийся в этих краях минимализм – всё стараются делать аккуратненько и миниатюрно. Ну, и наконец, пятая, самая веская: на Трибальте ремонт и реставрация обходятся очень не дёшево. Особенно, если здания, суда и порты сносит морской волной или их губит оползень.

Трибальт ещё и морская держава, здесь, помимо культа природы и предков, царит ещё и культ моря. Он угадывается во всём: в орнаменте, в одежде, в элементах архитектуры. Во время праздников трибальтяне поют гимн морю и приносят ему щедрые дары. Даже праздник у них такой есть, день моря, полностью посвящён морю и его дарам, он празднуется в конце лета. И к тому же трибальтяне очень чтут море (как уже говорилось, они даже прах усопших хоронят в море, считая, что души умерших сливаются с морем в единое целое), и боятся его, если взять в учёт, насколько опасны и грозны шторма на море, и насколько масштабны разрушения от него. И насколько страшными могут быть потери и последствия от штормов. Поэтому трибальтяне пресвято верят, что самая страшная угроза придёт именно с моря. Самую большую беду принесёт именно море, а не что-нибудь ещё.

Синай подошёл к воротам усадьбы Бука, постучался в тяжёлую дубовую дверь. Никто не отозвался. Постучался ещё раз – та же реакция. Третий раз постучался – калитку ему открыла старая служанка, которая часто ходила за господином Буком, как нянька.

- Чем могу помочь? – поинтересовалась служанка, хотя, судя по голосу, настроение у неё было такое, будто бы она сегодня с кем-то успела поругаться, и не один раз. И взор соответствующий.

- Скажите, господин Бук у себя? – спросил Синай.

- У себя, но он сейчас занят, молодой человек. Вам известно, что господин Бук не принимает у себя простолюдинов?

- Вообще-то я к нему с товаром для работы.

- Вы меня не слышите, молодой человек?! Я же ясно сказала, господин Бук не принимает у себя простолюдинов.

- Послушайте, Рада! Я здесь не для того, чтобы распинаться перед вами. Я пришёл сюда предложить ему товар, и, кроме самого господина Бука, меня больше ничего здесь не держит. Я, конечно, старость уважаю, но, в случае чего, могу наподдать, да так, что много не будет и мало не покажется…

«Что за невоспитанный нахал мне попался?! Как он грубо обращается к старшим! И потом… Откуда он знает, как меня зовут?» - служанка, выпучила глаза. Очень её впечатлило, что Синай безошибочно назвал её имя, даже не спросив её о нём.

- Что за шум, а драки нет? – раздался голос из-за спины Рады.

Рада развернулась, и учтиво поклонилась пришедшему к калитке старику. Да, это был старик ростом примерно, как и покойный Тайра, сероглазый и седобородый. Под кожаной безрукавкой красовалась малиновая кружевная сорочка; чёрные бархатные штаны по колено и кожаные ботфорты с золочёными шпорами. На голове, откинувшись назад и немного на бок, сидел ситцевый колпак с кисточкой. Расхаживал старик, опираясь на трость из чёрного дуба, постукивая ею иногда по земле – сам-то старик мал ростом, а, постукивая этой тростью, он давал понять другим, чтобы разошлись и уступили ему дорогу, иначе его просто раздавят, и даже не заметят этого.

- Господин Бук, - докладывала Рада, - этот проходимец утверждает, что…

- Дальше можешь не продолжать, - сказал старик, прозванный Радой господином Буком. Да-да, это он и есть господин Бук собственной персоной.

Синай вежливо поклонился, говорит:

- Вечер добрый, господин Бук. Я…

Господин Бук перебил:

- Вообще-то, поклон в мой адрес должен быть учтивее и куда более низким. – После небольшой паузы господин Бук улыбнулся, и добавил: - Но ты – исключение.

Господин Бук, обрадованный приходом Синая, и сам Синай на глазах изумлённой Рады пожали друг другу руки, взаимно обхватив локти друг друга – такое традиционное приветствие на Трибальте. После приветствия господин Бук взял Синая обеими руками за бока, осмотрел его с ног до головы.

- У, - говорит, - как ты вымахал! А ведь, когда я защищал тебя на суде по поводу дома, ты мне до макушки мог лбом достать.

- Всё в этом мире меняется, господин Бук, - произнёс Синай, пожав плечами. – Я тоже непостоянен, равно как и всё вокруг. Время летит быстро и незаметно.

- Давненько я тебя не видел.

- И я вас не мог нигде застать после того суда. Уже столько всего успел вырезать, а вас всё найти не могу. Послать думал голубя, да не знаю, найдёт ли он вас или нет.

- Ладно, заходи в дом, там всё и обсудим.

Бук повёл Синая в особняк, а слегка ополоумевшая Рада закрыла калитку.

К входу в особняк вела мощёная тропинка, пролегавшая через сад, в котором росли сливы и вишни. До чего же хорош сад по весне! Особенно, когда цветки на деревьях сначала поцветют недельки две, а потом, когда немножко потеплеет, начнут опадать – и тогда весь сад и сопредельные с ним территории выглядят так, словно вновь выпал снег, разве что цветной. Вдоль по тропинке росли кусты барбариса и туи, которые в это время подстригал садовник, тем самым приводя их в порядок, делая сад куда опрятнее. В саду слышалось, как завораживающей умы трелью заливался шальной соловей. Прекрасной, сверкающей изумрудной поляной казался сочно-зелёный газон, особенно на открытых участках, которые освещены ярким солнышком больше, нежели тенистые рощи.

- Всё-таки Рада была права, ты немного не вовремя, Синай, - говорил Бук по дороге к особняку.

- Это ещё почему?

- Ну, как сказать?..

Синай вдруг незамедлительно вставил:

- Как оно есть.

Господин Бук также отличался от других аристократов и чувством юмора, хотя его чувство не всякий собеседник назовёт выразительным. Он, конечно, посмеялся над словами Синая, но всё же сказал:

- Ко мне сегодня приехал племянник. Очень капризная натура, но при сём том очень достойный человек. Я хочу, чтобы он стал моим преемником… Выходит…

- Выходит что?

- Выходит, что тебе потом, когда не станет меня на этом свете, ох, как нелегко будет. Я бы сказал даже туговато. Ты – простолюдин по статусу, а Роукс – так его зовут – не любит простолюдинов. Если я соглашусь хоть немного подбросить тебе за детали, то Роукс вряд ли согласится на такое. Такой уж у него характер.

- Ох, и вредина же он!

- Нет, отнюдь. Он не вредина. Просто считает, что ему лучше вести дела с себе подобными. Вообще Роукс – ярый сторонник жёсткого разделения общества. Утверждает, что разговор с теми, кто ниже рангом, званием или статусом, хоть на одну ступень не достойно аристократа. И к тому же считает, что представители разных статусов, страт  и, наконец, классов должны общаться и вести дела только с себе подобными. Золотой середины быть не должно. У меня самого сложилось впечатление, будто бы Роукс собирается перестроить общество по принципу: «Всяк сверчок знай свой шесток».

Синай вздохнул:

- Ну, значит вредина.

Господин Бук, усмехнувшись:

- У, Синай, всегда узнавал тебя. Ты всегда отличался упрямством и упорством.

- Упорство может дать гораздо больше, чем можно захотеть. Железо – материал упрямый, только тогда податливо, когда оно раскалено и, само собой, поддаётся ковке.

- Ну, в общем, будь с ним так же учтив, как и со мной…

- С этим у меня трудностей не возникнет. Дело просто немножко в другом. Судя по вашим словам, Роукс – заложник своего принципа. Своих идеалов, которые вряд ли найдут признания…

Господин Бук перебил:

- Не сказал бы, что это его принцип. Но что его идеал не найдёт себе признания, я соглашусь с тобой. Что такое, в сущности, идеал? Идеал по сути своей – то, что лежит в пределах наших мыслей, идей. Ты не зря сказал, что идеалы моего племянника не найдут признания, и вот почему. Все наши идеалы имеют два свойства, которые в свою очередь взаимосвязаны и в то же время противоположны – они-то нам и не дают воплотить наши идеалы в жизнь, а оставить их мыслями. Первое свойство идеалов - они состоят из наших собственных желаний, потребностей, мечтаний, грёз и прочих. Второе - идеала никто никогда не достигает из-за того, что все наши желания взаимоисключаемы. То, чего хочешь добиться ты, ещё не значит, что того же самого захочет другой. Мне лично непонятно, как Роукс представляет себе, что все представители разных статусов общаются и ведут дела только с себе подобными, себе равными. Это же только сильно осложнит дальнейшую жизнь общества. Я бы даже сказал, сделает её невозможной. Даже если так будет утверждено, неважно кем, найдётся кто-то, кто захочет внести в такой строй несколько коррективов, а то и вовсе упразднить его. Представляешь, какая неразбериха будет?!

- Эта такая природа идеалов. Они строятся на желаниях, которые с другими не совпадают. Ни для кого не секрет, что одной из причин всех конфликтов является разница идеалов, взглядов, мировоззрений. В мире всё взаимосвязано. Если есть идеал и его сторонники, всегда найдётся хоть один, кто будет его противником, чьи желания не совпадут с идеалом.

Они подошли к парадному крыльцу особняка, вход который венчала остроконечная псевдоготическая арка. Громадные двери, сделанные под арку, им открыли два пажа. Особняк Бука поражает не только завораживающими псевдоготическими формами. Впечатлительно и его убранство. Синай был очень поражён убранством особняка своего постоянного покупателя и патрона – ведь ему ещё никогда сюда не доводилось заходить. Сводчатые потолки, пучки колонн, которые подпирали своды; витражи, вазоны, рельефы, мозаика на полу – всё это величаво украшает внутреннее убранство особняка. И опять же, как уже говорилось, во всём угадываются элементы культа моря: волны, ракушки, рыбы и морские обитатели, корабельные детали. Элементы моря так хорошо вписываются в псевдоготические формы, что человек, впервые пришедший сюда, не сразу поймёт, в каком стиле построен этот дом. Хотя по нашим меркам это выглядит скромно, на Трибальте такой особняк считается очень помпезным, роскошным и дорогим (разумеется, по-трибальтски, в меру). Только знатная особа возведёт себе такой и не разорится.

Синай с господином Буком вошли в тамбур, оттуда прошли в коридор, освещённый теми же светильниками и бра, что и главная башня Оккультармиса. А из коридора Синай в сопровождении господина Бука попал в светлую большую гостиную. Полы в комнате - маркетри  из разных пород дерева со вставками из белого и голубого мрамора. По периметру всей комнаты стояли белые колонны, подпиравшие цилиндрической капителью сводчатый потолок, который был расписан маслом под ясное небо. Между колоннами на стенах висели золотые бра со светящимися камнями вместо свечей. На окнах дорогие шёлковые шторы с золочёными ламбрекенами и массивными кистями. В вазах цветы, всё чисто, аккуратно, прямо как в королевской резиденции. На потолке висела хрустальная люстра; на местах, где должны быть светящиеся камни, на люстре, как и на бра, плотно сидели стальные колпачки, которые слуги снимают с наступлением темноты.

Мигом оглядел удивлённый Синай всё это великолепие. И его чуть не посетила мысль быстро покинуть усадьбу, не продав господину Буку ни единой детали. И, слава богу, что не посетила: Синай не желал, чтобы кто-то знал, кто он. Да и потом, не зря он мог бы дать дёру отсюда – Синай же простолюдин до мозга костей, в совершенстве не привыкший к такому великолепию. Ему гораздо по душе что-то попроще, вроде его лаборатории. По крайней мере, простое жильё никоим образом не привлекает воров, а раз уж так, то и живётся намного спокойнее – не надо сутки напролёт беспокоиться о том, что в твой дом ворвутся воры или, - что ещё хуже, - заговорщики (если ты ещё и правитель или чиновник высокого звания).

- Впечатляет? – спросил вдруг господин Бук, глядя, как Синай глаза оторвать не может от столь шикарного убранства. Тот чуть дрогнул – дрогнешь тут, когда тебя внезапно спрашивают.

- Агась, - ответил Синай, чуть выровняв дыхание после испытанного шока.

И сразу же он заметил, что рядом с окном стоял круглый стол, накрытый белой кружевной скатертью, а возле стола, скрестивши на груди руки, стоял молодой человек возраста примерно такого же, что и Синай, но выше на голову и более щуплый телосложением. Сероглазый, как господин Бук, только глаза поярче ввиду того, что он намного моложе последнего. Волосы светлые, как колосья пшеницы; левая часть головы, в области затылка, коротко выбрита, а всё остальное отросло так, что их можно зачесать на бок и зафиксировать, смазав гусиным жиром. Под короткими штанами, сшитыми из синего хоза , красовались белые штиблеты; чёрная бархатная безрукавка с золотыми пуговицами скрывала под собой рубаху с коротким рукавом, а на локтях кожаные наручи, усиленные полукруглыми стальными заклёпками. На левой руке ещё красовался чёрный шерстяной браслет. При виде Синая молодой человек покосил на него такой взор, который первый посчитал холодным и недобрым. «Да уж, не все мне здесь рады», - подумал Синай, беря в учёт ещё то, насколько велика пропасть между своим собственным статусом и статусом того молодого человека.

- Кстати, совсем забыл, - промолвил господин Бук. – Синай, прошу тебе представить, Роукс, мой племянник и преемник. Роукс – Синай Вамну, мой постоянный спонсор по деталям для окладов книг и лучший друг.

Синай сделал учтивый поклон, разведя руки в стороны и загнув кверху пальцы, как это принято на Трибальте. Но Роукс вдруг вставил хладнокровно:

- Какого рожна здесь делает простолюдин?

Господин Бук давай его успокаивать:

- Тише, не петушись, Роукс. Уверен, пройдёт время, и вы поладите… Кстати, Синай, можете показать, что вы там наготовили.

Синай без промедления подошёл к столу, и высыпал на скатерть целую гору деталей, костяных и серебряных. Простые и с резьбой, украшены как рельефами, так и поделочными камнями; есть даже те, которые инкрустированы золотом, медью и платиной. Господин Бук как увидел детали, чуть навеки не застыл. Очень хорошая работа ему была предоставлена.

- Тонкая, однако, работа! - произнёс он, еле дыша от восторга.

- Пока, - говорил Синай, - вы отсутствовали, мне выпала блестящая возможность сделать такие. Это – самое кропотливое творение из всех, что мне приходилось создавать. Я долго искал материалы, и ещё дольше – способы их обработки, но результат стоил того.

- Как раз для очередной партии на реставрацию. Сколько же ты хочешь за такое великолепие, Синай?

- Четыре с половиной сотни адлеров, - без колебаний ответил Синай. Сумма, названная им, конечно, смутила господина Бука, и ещё больше – Роукса. Последний даже чуть на пол не упал от услышанного.

- У, не многовато ли просишь?! Опять выросли расходы?

- Да, - тяжело вздохнув, ответил Синай. – Наш жадина, мэр Ауштиз, опять задрал цены на жильё. А тут ещё я академию заканчиваю…
Господин Бук всплеснул руками:

- Да ты что! Уже последний экзамен сдал?! Ну, ты молодец! Теперь ты, стало быть, адепт, наш будущий защитник.

- Оно-то да. Да вот…

Синай вынул из кармана четыре роаля, и протянул их господину Буку.

- За жильё, - говорит, - платить уже послезавтра, а распределение адептов только летом будет. На эти гроши я вряд ли протяну – ещё задолженность накинут, и не маленькую.

- Ну, ладно, разберёмся с этим. А сейчас, Синай, ты вовремя – самое время обеда. Сегодня я как раз свободен.

Синай обдумал фразу, которую произнёс Роукс, и решил: «Мда, жестковат человечек, однако. Трудновато мне с ним будет, ежели господина Бука не станет. Хотя, если поразмыслить… Проще будет пропустить его недовольство мимо ушей, чем пробовать оправдаться».

… Уже в скором времени всё переместилось в столовую, не менее светлую, чем гостиная. По правде говоря, столовая похожа немного на гостиную, но с некоторыми отличиями. На окнах стоят цветы, занавески (в смысле, тюль) ситцевые, кружевные, а не кисейные, как в гостиной. Вместо бра висят картины, и в основном – пейзажи, работы известных мастеров. В самой комнате из ткани и обивки больше зелёного цвета, нежели в гостиной, а маркетри на полу гораздо темнее, да и рисунок у него другой (в гостиной цветы, а здесь, в столовой - ракушки). Без вставок из других материалов к тому же – чисто из дерева.

На столе в столовой одна за одной появилась разнообразная снедь, лучшее, что может позволить себе состоятельный трибальтянин. Копчёные мидии в масле, запеченные в сливках устрицы, жареные в сметане караси, стерляжья уха на ершовом бульоне (уж что-что, а бульон ёрш даёт отменный), целое блюдо икры разных сортов, креветки в кляре – всего не перечислишь. Синай долго любовался таким разнообразием; не привык он к нему, да и ни разу в жизни не видал. «Вон, - думает, - чем богачи себя балуют! А бедняки только ершами балуются, и то им самим придётся их ловить». Он же простолюдин, привыкший ко всему простому, а тут… не только полюбовался таким разнообразием и изобилием, и ещё самому отведать дадут. Синай где-то в глубине души был изумлён тому, что господин Бук не только принял у него товар, но ещё на обед пригласил, причём тут же, прямо-таки сразу. Это же редкая удача, чтобы аристократ угостил обедом простого человека, тем более, того, кому очень доверяет, и состоит в весьма неплохих отношениях, которые обещают, как это называется, весьма хорошие перспективы!

И не случайно на столе было столько рыбы и даров моря. Примерно так выглядит типичный трибальтский стол. На Трибальте, как уже не раз говорилось, не так много земли, и вдобавок она страна горная, плодородных земель здесь не так уж и много. Вследствие этого здесь очень дорого обойдутся овощи, фрукты, орехи и мёд, и ещё дороже – мясо. Зато Трибальт со всех сторон омывается морем, которое изобилует разнообразными своими дарами, как королевская сокровищница – золотом и драгоценностями. Немало рыбы и раков водится и в пресных водоёмах, там же растут и съедобные водоросли типа фукуса или морской капусты. Поэтому на Трибальте никого не удивляет, что морепродукты стоят в два, а рыба – в три раза дешевле хлеба, и что дары моря в некоторых регионах заменяют последний. Если мы, когда хотим наказать человека голодом, сажаем его «на хлеб и воду», то на Трибальте его сажают «на ерша» или «на густеру» (вариантов множество, но смысл у них один и тот же). И не случайно. Если у нас основной пищей бедняков являются хлеб и крупы, то у простых трибальтян – это всякая мелкая пресноводная рыба. А также сельдь, хамса и сардины, в изобилии обитающие у берегов Трибальта. Иногда трибальтяне охотятся на китов, из костей которых делают очень даже хорошую мебель, доступную как богатым, так и не очень (бедные в основном могут позволить себе китовые позвонки – на Трибальте они заменяют табуреты и стулья). А про очень щедрого человека трибальтяне говорят: «Щедрый, как море».

Некоторые путешественники до того наедались рыбой на Трибальте, что даже отмечали в своих дневниках, дескать, трибальтяне питаются почти исключительно рыбой. Они даже сам Трибальт назвали из-за этого «Рыбным краем» или «Рыбным царством». Но даров моря от ежедневных уловов не становится меньше. Помимо рыбацких деревень и портов, трибальтяне ещё строят рыбные фермы, где выращивают водоросли, разводят рыбу, моллюсков и прочие дары моря. Кроме того, на Трибальте с незапамятных времён действуют законы, которые запрещают отлов рыбы на два месяца, чтобы дать природе возможность оправиться и восполнить свои богатства. Браконьерство и незаконные уловы на Трибальте караются смертью – обвиняемого сбрасывают с большой высоты на скалы, острые края которого с лёгкостью разрежут плоть, как ножницы тонкую бумагу.

Кроме того, трибальтяне занимаются ещё и консервированием, заготовкой продовольствия впрок: делают запасы на зиму – солят, маринуют, квасят. Зимы на Трибальте суровы, и могут порой затянуться ввиду капризного климата и непростых природных условий, которые может создать холодный морской ветер. Но трибальтяне так давно привыкли жить в таких условиях, что подобные капризы родной природы их давно не пугают. «Человек всегда должен быть готов к непредвиденным ситуациям» - так скажет любой трибальтянин, и в итоге окажется прав.

Звучит довольно странно, забавно и даже интересно, но трибальтяне на зиму заготавливают даже хлеб. А всё потому, что, из-за нехватки плодородных земель и непростых условий, не везде получается вырастить пшеницу, мука которой позволяет выпекать пышный хлеб. Зато можно вырастить рожь и ячмень, более хладостойкие и неприхотливые культуры. Пышного хлеба из них не получить, но из них получаются жёсткие хлебцы, которые хранятся, без преувеличения, до двух (!) лет. Как раз такие хлебцы подали на обед у господина Бука.

Из-за того, что в рацион трибальтян входят дары моря, на Трибальте толстяки встречаются довольно редко. Сами трибальтяне похожи на белых людей, но сильнее, крепче, и более статные, ибо любят физический труд и двигаться. Цвет волос у трибальтян колеблется от белого до шатена. Чёрный цвет волос – настоящая редкость, встречающаяся только у единиц вроде Синая. Глаза у них чаще голубые, хотя встречаются зелёные, серые и синие (зелёные – самые редкие в этих местах). Трибальтяне особое внимание, когда смотрят на красоту человека, обращают на глаза, поэтому в качестве комплимента здесь бытуют выражения типа: «Глаза у тебя голубые, как небо», «Её глаза зелёные, как листва», «Глаза твои серые, словно хорошо обработанный металл» или «Глаза у неё синие, как море». На Трибальте считаются уродством: косоглазие, разных цветов глаза, низкий лоб, курносый нос, с горбинкой и заломами.

Господин Бук, Синай и Роукс принялись за трапезу.

- Самое голодное время в году – весна, - говорил Синай, намазывая на кусочек хлеба икру морского ежа.

- Интересно, Синай, почему ты так решил? - поинтересовался господин Бук.

- Тут даже нечего решать, господин Бук. Это вполне очевидно. Старые запасы уже почти кончились, а новые пока вырастут, пока их заготовишь. Да и рыбу не каждый день пойдёшь ловить – и без этого забот полно.

- О, этого добра у меня ещё с лихвой хватает… Кстати о товаре. Вернее, за его оплату. Неужели всё так плохо?

Синай пережевал хлеб с икрой, и сказал:

- Мэр Ауштиз нас, простых горожан, за глотки обеими руками держит. Его вся округа терпеть не может. Правда, не каждый рискнёт высказать ему всё, что думает, и не каждый осмелится подать на него жалобу. На любого у него управа найдётся. Кроме меня.

- Интересно, почему? – спросил Роукс так же хладнокровно, как и смотрел.

- Он меня боится, а потому и недолюбливает, несмотря, что плату я ему вношу вовремя. Знает, гадюка, что меня просто так не взять, и что я без боя не сдамся, вот и пытается задушить меня завышенной ценой за жильё. Ежегодно, подлюга, накидывает хоть монету к изначальной цене.

Господин Бук:

- Конечно, он должен тебя уважать, ведь ты же адепт. Тебе предстоит защищать такого человека. А на него не дави – рано или поздно он поймёт, что без тебя он сам себя не защитит, и что сейчас ты достоин гораздо большего, чем тогда в академию ходил.

- У, это уж не мне решать, к кому идти. Нас в скором времени должны будут распределить…

- Позволь, перебью. Это как понимать?

- Мы не сами выбираем себе дорогу. Во время обучения нас постоянно тайно проверяют. Я не знаю, что они для этого делают, но, в общем, они по окончанию нашего обучения сверяют наши возможности и навыки с необходимыми требованиями, а там уж и определяют, кто мы и куда нас отправят.

- Надеюсь, это не заставит тебя перестать присылать мне детали?

- Отнюдь. Иногда полезно иметь несколько источников дохода. Кто знает, что опять придёт в голову этой гадине Ауштизу?

- Но мэра всякий раз выбирают. Мы же демократическая республика, и право выбора – наше священное право.

- Да, я знаю. Но всякий ли выбранный мэр так хорош? Держу пари, что Ауштиз никому ни в жизнь не отдаст свой пост, даже самому канцлеру, и пойдёт на любую подлость, лишь бы усидеть на нём дольше, насколько это возможно.

Синай, немного погодя, используя телекинез, на глаза у господина Бука и Роукса поднял кувшин с малиновой водицей, поднёс к потиру Бука, наполнил его, а после поставил обратно.

- Ишь, чему тебя научили! – произнёс изумлённый господин Бук.

Синай в ответ:

- Вы и половины не видели того я могу.

Господин Бук улыбнулся на слова Синая, выпил, а после спросил:

- А позволь спросить тебя, Синай, а откуда у тебя дом? Ты же раньше в трущобах обитал.

На этом слове Роукс чуток подавился. А чтобы прошло, постучал себе кулаком по грудине – не сразу, но полегчало.

- Вообще-то, - говорил Синай, наливая себе ухи, - это некогда был дом одного моего профессора.

- О, вот оно как!

- Я просто пригляделся ему, и он взял меня под своё крыло. Мы с ним вскоре подружились, и он научил меня всему, что умел сам. А поскольку он не был женат, и, само собой, детей не имел, то и мне свой дом оставил в наследство.

- И куда этот профессор потом делся? – поинтересовался Роукс, положив себе креветок на тарелку.

- Он отправился на родину, на Остров Воздуха. Больше мы с ним с тех пор не виделись.

Господин Бук:

- А, я помню, как мне пришлось защищать тебя на суде, когда у тебя вымогали жильё.

- Это трудно забыть, господин Бук. С той поры, как я получил жильё, у меня вскоре начались трудности. У меня увеличились расходы, а мой дом у меня всякий раз пытались отобрать, причём большинство перекупщиков пытались это сделать нелегально.

Роукс вставил:

- Ты бы совсем загнулся, если бы тебя докучали инквизиторы…

- Роукс, не упоминай мне этих собак! Ни слова больше про них! – вскричал сгоряча господин Бук. А после успокоился, и сказал: - Инквизиторы Оккультармиса – те ещё крысы. Они то и дело, что временами посещали меня и мои прилавки, и ещё в дом заходили. Они подозревали, что я помешан на чернокнижии, связан будто бы с нечистой силой. Сколько книг они у меня успели перепортить, сколько конфисковали безвозвратно. Хорошо, что хоть черновики и старые копии есть, а то бы совсем пропал… И допрашивали меня так, что я был уже готов инфаркт подхватить – уж больно жуткая у них манера допроса.

Синай, покончив с ухой:

- И не говорите, господин Бук. Как приобрёл я жильё, они и ко мне начали с теми же вопросами с головой соваться. У меня самого дома библиотека есть на прототрибальтском. Но эти крысы до неё не докопались, хвала небесам. Меня тот же профессор научил заклинанию, с помощью которого самое ценное можно от посторонних скрывать. Хорошая штука, работает безотказно.

- Ну, - махнул рукой господин Бук, - теперь-то это мне уже ни к чему. Слыхал я, что инквизиции теперь больше нет, и теперь можно разгуляться, не опасаясь, что тебя заподозрят в связях с демонами.

- Знаю, тоже слышал. Как перестала секта существовать, так и на душе стало спокойнее. Я не знаю, кто и как сделал, чтобы секты больше не стало, но я ему искренне благодарен.

- Раньше как было? Никто ничего не мог сказать в адрес инквизиции, особенно дурное. А теперь в кого ни ткни, каждый по десятку, если не меньше, обид вспомнит. Кем бы ни был тот, кто убрал инквизицию, я ему весьма благодарен, и даже готов памятник ему за свой счёт воздвигнуть. По мне по-другому бы и не вышло – иначе этих змеюк не заставить убраться с Трибальта. Либо инквизиторы, либо тот, кто избавился от них…

Болтали так до темноты. Точнее, до заката.

Небо к этому времени уже заволокло облаками; кажется, вот-вот пойдёт дождь. К тому же из-за этого пейзаж казался немного темнее, чем обычно, а небо, без того тяжёлое - тяжелее. Поднялся слабый ветер, и лепестки в саду срывались с веток уже целыми кучами, точно рой пчёл, а те лепестки, которые уже были на земле, понесло ещё дальше. Всего несколько мгновений, и радостный теплый денёк стал вдруг холодным, серым и мрачным.

Синай распрощался с господином Буком, и отправился восвояси, пообещав сделать ещё деталей для книг. На сопровождение его к калитке Синай ответил:

- Я – адепт, я сам найду дорогу. Не всегда помощь может оказаться под рукой. Полезно иногда думать самому.

… Господин Бук этим вечером сидел в гостиной на кресле-качалке, накрыв ноги клетчатым пледом, и через лупу рассматривал принесённые Синаем детали. На столе в серебряном канделябре горели девять свечей. В гостиной стояк кромешный мрак.

- Какая работа! – шептал, восхищаясь, господин Бук. – Как обработал! Вот, что значит отсутст-вовать подолгу!

В гостиной появился мрачный Роукс. Он подошёл к окну, возле которого стоял стол, да уставился мрачным взором на вечерний пейзаж. Из столовой слышалось, как слуги убирали со стола. Господин Бук увидел, насколько мрачен его племянник, тут же отложил в сторону лупу и детали.

- Что не так? – поинтересовался он.

- Зачем ты это сделал? – ответил Роукс после небольшой паузы. – Зачем ты привёл сюда простолюдина?

- Не я его приводил, он сам сюда пришёл. Я же провёл его в дом – мы так давно с ним не виделись.

- Дядя, это же плебей.

- И что с того? Век живи, Роукс, век и учись. Я сам сначала думал, что простолюдины только в поле да на шахтах работать пригодны. А оказывается, нет. Среди них есть и таланты, и таких людей немало. Единственное, что им приходится постоянно оттачивать свои дарования, доводя их до совершенства, но результат того стоит. Синай за время нашего с ним знакомства осваивал искусство изготовления деталей для окладов книг, и результат не заставил себя долго ждать. Я – один из немногих, кто оценил его труды…

Роукс резко развернулся к дяде:

- Что ты несёшь? Его удел – свиней пасти.

- Может быть, и так. Но не стоит забегать слишком далеко вперёд, и, тем более, смотреть на ближнего своего не с той стороны. Первое впечатление всегда обманчиво. Если следовать ему, то можно допустить и первую же ошибку в общении с человеком, а первая ошибка всегда самая фатальная. Да и потом, Синаю не привыкать к таким, как ты, Роукс – другие аристократы всегда его недолюбливали.

- Дядя, это же обычный плебей. Намного ниже, чем ты и я, вместе взятые, а ты относишься к нему, как к родному…

- Цыц! – господин Бук топнул ногой по полу, и Роукс умолк. – С тех пор, - говорил господин Бук после продолжительного молчания, - как я во время войны в Изумрудном проливе потерял сына … Синай стал мне как сын.

Роукс несколько изумился.

- Может, я преувеличиваю, и ценю его слишком высоко, но всё же скажу тебе, как есть… Синай человек особенный. Для него честь, долг, благородство и благодарность – далеко не пустые слова. Я знал его ещё ребёнком. Тогда он помог тебе спастись от разбойников, мы с ним подружились, хотя и не так сильно, как сейчас. И невзирая даже на то, что между нашими статусами такая широкая пропасть. В знак благодарности я предложил ему работу в своих книжных лавках. Но Синай настоял на своём, и поступил в академию адептов Канны. Я не стал ему перечить, потому что сам перенял у него такую черту, как уважение чужого выбора, как своего собственного. «Мы сами выбираем себе пути», - сказал он мне тогда. Я искренне верил, что у Синая всё сложится, всё получится, и что он станет жить намного лучше, чем прежде. И, как сам посмотрю, кое-чего он сам сумел добиться – у него появился свой дом, у него был лучший друг и наставник. Он сейчас живёт лучше, чем раньше. Много ли для счастья надо? Я ведь предлагал ему помощь в устройстве жизни, но он сказал мне тогда, что решил сам стать кузнецом своего счастья, что под силу только людям с пылким сердцем, железной волей и поражающей всех целеустремлённостью. Именно на таких людях и держится мир, их руками он построен… Золотые слова для простого трибальтянина.