Глава 14. А в это время

Глава 14. А в это время…

Темнота. Ничего, кроме непроглядной темноты.

- Где это я? – спросил сам себя тихий голос, которым на деле оказался… сам Конти. Однако он нащупал, что сам лежит на каменной ложе, устланной пледом и медвежьей шкурой.

Вдруг перед ним загорелся светящийся камень в хрустальном бра. Конти был так напуган, что прикрыл лицо руками. Но после понял, что ему ничто не грозит, и он смог разглядеть себя, хотя вокруг по-прежнему царил жуткий мрак. Следом за тем камнем загорелся ещё один, а потом ещё, ещё, ещё. Под конец стало так светло, что Конти понял – он находился в большом зале, в башне, если учесть, что зал был идеально круглой формы, ни одного уголка, разве что в готических сводах. Пучки тонких колонн устремлялись ввысь, в сторону свода, где, казалось бы, они вместе с ним исчезали, как в тёмной бездне.

- А как я сюда, интересно, попал? – спросил сам себя Конти.

А после себя осмотрел с ног до головы - вроде сам собой. И со здоровьем всё в порядке – как говорится, всё на месте, всё работает. Только чувствовал он себя как-то странно. Можно сказать, даже слишком хорошо…

Внезапно раздался скрип, и Конти дрогнул. Скрип этот издавали тяжёлые кованые двери на входе в зал. Конти соскочил с ложи и настроился встретить того, кто войдёт в эти двери, кем бы он ни был.

В двери вошла белокурая дама в откровенном кожаном наряде и ботфортах, каблуки которых громко стучали по каменному полу, как лом, ломающий известняк. Да-да, та самая, что наблюдала за Синаем и его действиями, глядя в магический шар. Конти смотрел на неё, дыхание затаил, но бдительности терять он не собирался. «Какой вульгарный наряд! – подумал Конти, рассмотрев свою гостью от макушки до пят. – И как бесцеремонно врывается! А постучать? Представиться?»

- И незачем так возмущаться, - хитро улыбнувшись, произнесла дама. – Это всё – мой образ. Он тебя сильно смутил, а, Конти?

У Конти глаза, как нули, круглые. «Что? – думает. – Как она узнала про то, что я думаю о её манерах?! И вообще… Как она догадалась, как меня зовут?»

- Про мой наряд, - молвила дама, - ты подумал, а я – сказала. Впечатляет? Тебя впечатляет умение читать мысли? От меня ничего не утаишь, даже семейной тайны.

Конти сначала поразмыслил: «Значит, мысли читать умеем. Что ж…». А после – давай гостью допрашивать:

- Кто ты? Что тебе от меня нужно? Что я здесь делаю? И вообще, как я сюда попал?

- Какая бестактность с твоей стороны. Ты задаёшь все вопросы сразу и непродуманно. А не боишься ли ты, что я точно также поступлю с ответами? Впрочем, частично твоё любопытство будет удовлетворено. Моё полное имя для тебя будет звучать как… Татьяна Гроссер. Но, как и все, обращайся ко мне «госпожа». Я забрала тебя из психиатрической лечебницы, а потом принесла сюда…

Изумлённый Конти перебил:

- Это же Татьяна Гроссер собственной персоной! Самая богатая и влиятельная дама на Трибальте, владелица крупнейших виноделен!

Гроссер, улыбнувшись ещё шире:

- У, а ты догадлив, Конти, хоть и всё равно бестактен. Особенно для бывшего инквизитора.

- Что значит «бывшего»?! – злясь, произнёс Конти. – Я правая рука Тайры, верховного магистра…

- Хочешь сказать, «бывшая правая рука покойного магистра»?

- Кончай мне парить мозги, Гроссер! Тайра – великий инквизитор, верховный магистр секты Оккультармис… Меня в лечебницу услал Риваз Ахой, фальшивый священник секты Габаррат, чтоб ей пусто было. Я должен предупредить своего магистра об этом. Немедленно выпусти меня!

Татьяна громко засмеялась, что стены затряслись.

- Какой же ты наивный! – говорит. – Эта секта уже неделю, как не существует – все её сектанты в один день с ума сошли, и она перестала существовать. А твой верховный магистр был убит им…

Татьяна провела по воздуху рукой – на стене появилась рама с натянутым в ней холстом. На холсте появился портрет Синая, чему очень изумился Конти.

- Не может быть, - прошептал он. – Его убийца…  никто иной как… Риваз.
 
- Дурачок, - произнесла Гроссер, нежно коснувшись рукой плеча Конти. – Не священник он… Риваз Акой – это «Чёрный гребень» с прототрибальтского. Встреченный вами священник оказался на деле Параллельным, который известным под именем Чёрный гребень, хотя в народе его называют Демоном. Это он погубил старика. Его настоящее имя… Синай… Вамну…

Конти стоял ни жив, ни мёртв. Он так потрясён услышанным, что чуть не упал на пол.

- Да-да, - продолжала Гроссер. – Он проявил себя великим комбинатором, ловко соединив правду с ложью. Всех провёл, даже покойного Тайру. Только ты не поддался его словам. Синай понял, что ты его почти раскусил, поэтому решил убрать тебя со своего пути. Вот и отправил он тебя в лечебницу для душевнобольных. Признаюсь, у него здорово получилось довести тебя до белого каленья.
 
«Ты! - озарило вдруг Конти. – Это был ты! И ты – самозванец!»

- Да, это был он, Конти. А что касается самой секты… Это всё Демон. Пока ваши библиотекари отвлекались, он тайно крал из древних рукописей печати. И одну из них Синай применил на ваших башнях – это была печать, которую надо наносить на стену. Дом, на который наложена эта печать, сводит с ума любого, кто посмеет войти в него. Демон ещё и усовершенствовал печать, чтобы начала действовать несколько дольше, чем обычно. А когда дело зашло слишком далеко, Синай обманом заманил Тайру подальше от главной башни, а сам нанёс на неё оригинальную печать, не усовершенствованную. В условленном месте Синай прямо на глазах у верховного магистра провёл ритуал снятия печати с руки…

На холсте показалась левая рука Синая с печатью, которую ему когда-то поставили инквизиторы, дабы заблокировать его силы.

- Очень простой ритуал, не требующий особой подготовки, не правда ли!? А после Тайра погиб… от руки Чёрного гребня.

Гроссер махнула рукой – и на холсте появился портрет Синая с красными глазами.

- Это, - говорит, - его настоящий облик. Так он выглядит в состоянии возбуждения. В таком состоянии Чёрный гребень сильнее и быстрее, чем обычно, и крайне опасен.

- Всё так, как говорил магистр, - пролепетал Конти. – Мало того, самозванец, да ещё и… Параллельный.

 После чего он не сдержался, толкнул Татьяну, и заревел:

- Этот щучий сын!!! Почему он до сих пор жив?!! Он должен был погибнуть, когда мы лишили его силы, а потом заперли в Ратуке!!!

- Какой ты грубый! - произнесла чуть дразнясь Гроссер, вставая с пола.

- А ты вообще заткнись! – огрызнулся Конти.

Конти собрался кинуться на Татьяну с кулаками. Но только он сделал шаг, тут же упал на пол, и его стало к нему прижимать, как обычно прижимают друг к другу две склеиваемые доски с помощью струбцины. Конти покраснел и нагрелся от таинственной силы, которая так прижимала его к полу. На нём будто бы лежал огромный валун, который в любой момент мог бы его расплющить, как сырую глину или пустой ящик. А силы этой объяснение простое, как два медяка – Татьяна прижала его к земле, используя телекинез, превратив последний в нечто, приближённое к земному притяжению. Удерживая Конти на месте, Гроссер подошла к нему так, что её лицо оказалось рядом с его ухом.

- Уймись, - говорит. – Худо будет, если будешь обращаться со столь шикарной девушкой, распуская руки… А теперь слушай внимательно. Синаю удалось выжить в той тюрьме. Правда, сделал он это не сам - ему кто-то помог спастись. Кто это был, и как он ему пособил, я не знаю. Я не знаю даже, как он сделал, чтобы его трудно было найти – его нельзя выследить в некоторых местах, особенно в горах. Он получил образование адепта, и скоро пройдёт отбор. Не исключено, что Демон присоединится к организации, которая охотится за еретиками не хуже Оккультармиса. Пока этого не случилось, он понемногу избавлялся от инквизиции, убирая одного за другим.

Гроссер отпустила Конти, и тот расплылся по полу от усталости сдерживать такое давление. Лежит, еле дышит, сам ни живой, ни мёртвый, весь в горячем поту и красный, как варёный рак.

- Если говорить простыми словами, - молвила Татьяна, выпрямившись, - одолеть-то, вы его одолели. Но вы сильно недооценили его, а недооценивать Параллельного – весьма фатальная глупость. А ведь охота на демонов не прощает глупостей.

Татьяна развернулась, отошла от Конти на пару шагов, и продолжила:

- Я даже отсюда чувствую. Ты горишь жаждой мести. Да, мне знаком этот запах, это ощущение. Я чувствую, как ты пылаешь, когда слышишь хотя бы то, как упоминают его имя. Твой жар накаляется, что им можно железо плавить. Готов ли ты нанести ему ответный удар?

Пока Татьяна говорила, Конти потихоньку вставал на ноги.

- Я же чувствую, что готов. Твои руки так и чешутся дать Чёрному гребню отпор. Ты жаждешь показать этому щенку, кто здесь хозяин. Что думаешь об этом?

Конти подумал над словами Гроссер несколько минут, и сказал:

- Знаешь, как победить Демона?

Гроссер в ответ, улыбнувшись:

- Ну, наконец-то, ты уже берёшься за ум. Демон не так-то прост, как кажется на первый взгляд.

- Да уж, я сам в этом убедился.

- Я наделю тебя силами, которые если не погубят его, то сильно ослабят. Как говорят старейшие: «Хочешь одолеть своего неприятеля, превзойди его». Будет, конечно, болезненно, но результаты не заставят себя долго ждать. Но хочу заранее тебя предупредить, что это будет не очень честная игра. Как ты уже давно понял, Демон только на вид безобидный. Помимо своих основных сил, он охотно пускает два своих мощных артефакта.

Щёлкнула пальцами Гроссер – и на холсте появились Глаз демона и Череп-пряжка.
 
- Так они выглядят. Первый – Глаз демона. Это очень опасный артефакт, с его помощью Демон может практически всё, что угодно. Даже перевернуть горы вверх тормашками. Второй – этот череп Демон использовал для кражи печатей, с помощью которых он снял с себя печать и вновь обрёл силу. Мне неизвестны все возможности этого артефакта, но он очень опасен в умелых руках. Твоя задача – лишить Демона этих артефактов, и тогда победить его тебе будет проще простого.

Конти, подумав немного:

- Хорошо. Что тебе ещё известно о Демоне?

Гроссер в ответ:

- Демон обладает внушительной силой света. Она очень губительна, если Демон основательно разозлится, так что особенно не зли его. Кроме того, он…

Татьяна махнула рукой – на холсте возник портрет Синая с катаной в руке.

- Он, - продолжила она, - филигранно владеет этим оружием. Стиль, в котором оно сделано, не встречается ни на одном уголке Трибальта. Это оружие – явное доказательство, что его владелец никто иной, как Параллельный. Обрати внимание на голомень клинка. Она покрыта особой эмалью. Если она коснётся тебя, ты высохнешь, как гриб в хорошо разогретой печи.

Конти, нахмурив брови:

- Интересно, а почему ты сама не расправишься с ним? Он же твой давний враг, насколько я понял.

- Этого гада очень опасно недооценивать. Демону вполне по силам разгромить целый полк. Идти против такого противника очень рискованно, особенно в одиночку. Тем более что ты сейчас Демону ох, как сильно уступаешь – он расквасит тебя, как клопа, и даже не вспотеет. Я дам тебе сил достаточно, чтобы с ним совладать, а артефакты, которые ты с него снимешь, я возьму себе. В свою коллекцию, разумеется. Ты согласен?

Конти был ошеломлён, когда увидел, что, как по взмаху волшебной палочки, Татьяна исчезла из виду. И ещё больше, когда услышал её голос у себя за спиной:

- Соглашайся. Вспомни Демона. Ведь это он погубил твоего магистра. Он отправил тебя в лечебницу, а от секты оставил одно только название. Это же его рук дело? Да?

Только Конти повернулся, Гроссер опять исчезла из виду, словно её и не было вовсе.

- Чего зря тянуть? – произнесла она, и Конти, не на шутку испугавшись, начал вертеться на месте, искать, откуда же она говорит. И чуть не упал на пол от удивления, когда увидел, что Гроссер сидела на карнизе, прямо у него над головой.

– Я даже отсюда, - продолжала Татьяна, - чувствую, как в тебе накаляется жажда мести, и как в тебе просыпается зверь. Зачем гасить огонь, когда его разумнее всего использовать?! Не думай сдержать свою жажду, отомсти за себя и магистра. Лишь свершив месть, ты обретёшь внутренний покой.

Конти слушает, что говорит ему Гроссер, сам злится, руки в кулаки сжимает. Уже, значит, предвкушает скорейшую расправу с Синаем, врагом как личным, так и всей секты.

- Ай, бог с тобой! – сказал он, наконец. – Согласен!

Гроссер улыбнулась в ответ так широко, что Конти показалось, что её рот вот-вот раскроется, точно невод в озере.

- Очень хорошо, - сказала она. После чего Гроссер соскочила с карниза, и, вертясь в воздухе, как волчок, мягко приземлилась на пол. «Интересно, а как она так делает?» - мысленно спросил сам себя Конти, увидев сие зрелище во всех его деталях.

Приземлившись на пол, Татьяна, чуть колыша бёдрами, медленно подходила к изумлённому Конти. А прежде, чем это сделать, она, едва оказавшись на полу, щёлкнула пальцами. Пока подходила к бывшему инквизитору, в дверях показался карлик с серебряным подносом в сухих руках. На подносе стоял блестящий синий металлический потир  с вязкой тёмно-вишнёвой жидкостью. Как только подошёл к ней карлик, Татьяна взяла в руку потир, Конти его протягивает.

- Пей, - говорит.

Напуганный где-то в глубине души, Конти выпятил глаза то на потир, то на Гроссер. Взять не решается – неладное заподозрил.

- Пей, - настойчиво повторила Татьяна.

Конти чуть мотнул головой, из его уст что-то неясное доносилось. Понимает Гроссер, что её гость отказывается.

- Пей, - говорит, - не бойся, не отравишься.

- Нет, - робея, ответил Конти?

- Ты думаешь, что я пытаюсь тебя отравить? – чуть нахмурилась Гроссер.

- Я не пью. Пить вино – грех.

Гроссер неглупа отнюдь, как решил Конти – чует, что ей врут, а виду не подаёт.

- Глупый. Это не вино вовсе. Это особый нектар. Тебя от твоего возмездия отделяет всего лишь несколько шагов, которые тебе стоит пройти. И этот нектар – самый первый твой шаг. Вкус у него, конечно, не очень хорош, но тебе понравятся последствия от его пития.

Робеет Конти, пить не решается.

- Ну, давай же. Неприлично заставлять женщину ждать.

Не выдержал Конти. Видит, что дама настаивает. А попробуй, откажи, когда сам не решаешься идти на такое, думая, что это какой-то подвох, а свершить возмездие всё же надо. Взял он тот потир, да и выпил всё до дна. Всё выпил, а сам сморщился, чванится. В самом деле, вкус у этого нектара был чуть солоноват, а сам нектар был терпкий, как плоды черноплодной рябины, если их размять и залить водой.

- Вот уж действительно, - прохрипел он, - нехороший вкус. Ну и дрянь! – Прождав, когда ощущение терпкости пройдёт немножко, добавил: - И что теперь?

Гроссер, широко улыбнувшись:

- Сейчас сам всё увидишь. Точнее даже, почувствуешь.

Через пару мгновений Конти вдруг почувствовал, что его внутри как будто бы кто-то сжимает. Тут-то ему от этого руки свело, и он этот потир из рук выронил. Тот упал на пол, и чуть-чуть помялся о камень. От боли Конти упал на колени, согнулся, за живот схватился. Но боль на том не утихла. Тот же очаг боли перекочевал в область сердца, и тогда Конти, завопив от боли, упал уже на бок. Немного погодя, Конти уже начало ломать в костях, и он заорал, словно кто его пытает. Лежит на полу, орёт и дёргается. Так продолжалось около трёх минут. В конечном итоге Конти охрип, перестал дёргаться – валялся теперь на полу, как парализованный; а после распластался по полу, как сырая тряпка. Был он уже без сознания.

Гроссер подошла к телу Конти, нащупала у него пульс.

- Отлично, - сказала она с довольным видом, - жить будет. Правда, в новом виде… Унесите его ко мне в лабораторию!

В дверях возникло несколько гвардейцев. Одни из них взвалил на плечо тело Конти, и они вскоре утащили его прочь из башни. Следом за гвардейцами, подобрав потир, ушёл и карлик, зачем-то спрятав поднос за спиной. Гроссер стоит, на всё это дело смотрит, да думает: «Ладно, Вамну, посмотрим, насколько ты хорош, когда вновь обрёл свою силу, с которой ты давно расстался. Ради эксперимента глянем, не разучился ли ты пользоваться ею. Проверим, достоин ли ты теперь тягаться со мною. Ну, а если тебе не повезёт, то мне очень жаль. Но ты в любом случае в проигрыше».

Гроссер из тёмного коридора, в одиночку распахнув тяжёлые кованые двери, в большой, не очень хорошо освещённый зал. Зал этот оказался на деле лабораторией, о чём говорят: обилие проводов разной длинный и толщины, как по одному, так и пучками, различная аппаратура, колбы, платформы. В лаборатории вовсю трудились люди в белых балахонах, синих перчатках и масках, полностью закрывавших голову. Когда Татьяна вошла в лабораторию, персонал даже не колыхнулся, а продолжал работу, как будто бы не заходит она сюда, не существует её на свете вовсе.

Найдя главного, кто заведовал лабораторией, Татьяна спросила:

- Как ведутся работы?

- Образец, - отвечал главный, - в прекрасном состоянии. Процесс внедрения новых свойств и способностей проходит вполне стабильно.

- Очень хорошо. Проведите меня к нему.

- Простите, госпожа, но образец ещё не готов…

- Ведите меня к нему, - настойчиво произнесла Гроссер.

Главному ничего не оставалось делать, как послушно провести Гроссер к колбе, где в зелено-ватой жидкости плавал подопытный образец. Из-за жидкости, которая стирала все очертания с подопытного образца, так что даже с очень близкого расстояния совершенно непонятно было, кто это конкретно; но, по крайней мере, любой может разобрать, что это или человек, или его некое подобие. Колба с образцом стояла на невысокой платформе, к которой, как и к верхней части, подключены провода и кабели различного назначения вроде подачи энергии, замены жидкости на свежую и, само собой, отвод старой.

- Очень милый образец, - произнесла чуть слащаво Гроссер, едва взглянув на очертания представленного образца. – Если подумать, сидя в колбе, он ведёт себя куда смирнее и спокойнее, чем во время недавней нашей с ним беседы. Этого инквизитора учили всему, но, явно, не хорошим манерам. Как грубо он обращается с женщинами. Но, как говорится, это поправимо. Итак, что вам удалось выяснить насчёт его особенностей? Под кого мы его сделаем?

- Нам удалось, - отозвался главный, - выяснить, что образец не обладает никакими способно-стями, касающимися чего-то уж сверхъестественного. Там, где он служил ранее, он лишь выполнял роль правой руки своего руководства, вряд ли его допускали к секретным документам, где упоминалось бы что-то, чем владела его организация. Также нам известно, что образец попал в психиатрическую лечебницу по чьей-то вине, и теперь он одержим идеей отомстить своему обидчику.
 
- Насчёт обидчика, это я и сама знаю. Говоришь, ничем особым не обладает, а лишь мечтает о мести?

- Да, госпожа.

- Как же нам с тобою поступить? – задумалась Татьяна.

Недолго думая, она спросила потом:

- Скажи мне, любезный друг мой, а в архиве ещё сохранились упоминания про… Сайкоса?
 
Стоявшие рядом с Гроссер и главным работники вдруг ахнули и застыли на местах.

- С-сохранились, - робея, ответил главный.

- Я вот, о чём думаю, - заговорила Татьяна. – Раз уж образец так жаждет мести, то… Пожалуй, сделаем из него очередного Сайкоса.

Работники лаборатории ещё больше встрепенулись, особенно - главный.

- Вы, - лепетал он, - хотите из него сделать очередного Сайкоса?

Гроссер, прищурив глазки:

- Ты смеешь выступать против? Тебя что-то не устраивает?

- Меня не устраивает ваше решение, госпожа. Сделать очередного Сайкоса – чистейшей воды самоубийство.

- Понимаю тебя. Ты всё никак не можешь забыть день, когда третий Сайкос взбунтовался.

- Взбунтовался – ещё мягко сказано. Он свёл с катушек почти всех, кто находился в лаборатории...

- Этот инцидент известен и мне. Думаешь, я не делаю выводов и не извлекаю уроков с предыдущих неудач? С этим будем куда осторожнее, чем с предыдущим. А чтобы всё было идеально, я бы хотела взглянуть на оставшиеся с того дня дневники. Извлечём из предыдущих экспериментов самое лучшее, и это самое лучшее воплотим в жизнь.

Делать нечего. Провёл главный сотрудник лаборатории Гроссер в архив. Но туда она пошла одна, а главный остался снаружи. Вышел из архива и его заведующий. Для нас, может быть, и да, удивительно, но ни сотрудников лаборатории, ни свиту такое решение давно не удивляет. Татьяна, когда заходила в помещения особой значимости типа архива, библиотеки и им подобным, постоянно запиралась там, чтобы ей никто не мешал. А если там кто-нибудь находился, то предварительно выставляла его за двери, и только потом, убедившись, что в помещении никого нет, заходила. Такая уж у неё была привычка. Пропадать в таких комнатах Гроссер могла часами, а иногда - и сутками, что могло порой очень настораживать как свиту, так и сотрудников лаборатории.

…В архиве Татьяна пробыла не долго, как ожидали в лаборатории. Спустя час – полтора, Гроссер вышла из архива с листком пергамента в тонких изящных пальцах.

- Вот, - говорит она, протягивая главному пергамент. – Я сверила особенности предыдущих вариантов Сайкоса, и решила, что лучше всего будет сочетать преимущества всех образцов, и затем внести в новый. Уверена, что новый Сайкос выйдет ничуть не хуже остальных.

Сотрудники лаборатории, что стояли рядом с главным, начали друг с другом перешёптываться. Что же касается главного сотрудника, то последний, также как и заведующий архивом, который в это время заходил обратно в архив, от речей Татьяны онемел вдруг. Причём главный к тому же ещё и застыл на месте, как кол, вбитый в землю, его можно было не то, что пальцем, - щепкой на пол повалить.

- С этим не беспокойся, - успокоила его Гроссер. – есть у меня вещичка одна. Возьмёт под контроль любой разум. Если вдруг наш дружок перестанет меня слушаться, то она будет очень даже кстати. Стоит мне запустить её, он пойдёт на поводу, как миленький. Никуда не денется.

Поняв, что конкретно от него хочет Татьяна, и что у неё есть некий артефакт, способный взять кого угодно под контроль, и, само собой, переживать не из-за чего, главный поклонился ей, а затем послушно отправился в лабораторию и распорядился. «Люблю, когда требования выполняются, и вдвойне, если всё идёт, как надо, по плану», - довольно прошептала про себя Татьяна, глядя вслед уходящему главному сотруднику лаборатории. Она даже широко улыбнулась, увидев, как от распоряжения главного, как муравьи или пчёлы, засуетились и остальные работники. По крайней мере, засуетились те, кто был рядом с главным, а уж от них и остальные зашевелились, словно костяшки от домино, которые падали по цепочке, следом друг за другом, одна за другой, когда в нужном направлении толкнули самую первую из них…

Через день-другой Гроссер снова спустилась в лабораторию. В этот раз в лаборатории никого не было, так что Татьяна была наедине с подопытным образцом, который, между прочим, вопреки ожиданиям сотрудников лаборатории, прошёл весьма успешную попытку введения в него новых способностей. Сам же образец после процесса внедрения был помещён в специальную камеру вдали от самой лаборатории, в особенной клетке, из которой просто так не сбежишь (разумеется, если не прибегнуть к каким-нибудь тонкостям вроде тех, что использует Синай в случае чего (о некоторых из них чуть-чуть попозже)). А чтобы подопытный образец не бунтовал и не бесился, в клетке, на её стенках, вырезано несколько рун и магических символов (очень даже неслабых), которые не дадут «разойтись» даже самому буйному быку. И даже самый бойкий берсеркер, у которого так и чешутся руки глубже, насколько это вообще возможно, засадить в грудь врага палицу, будет под их влиянием вести себя, словно безобидный котёнок.

Камера с клеткой стояла за большой и толстой стальной дверью на семи замках. Одному открыть такую дверь не по силам – это работа, по меньшей мере, человек шести-семи, если не меньше. Но, на удивление нам всем, Гроссер не только самостоятельно вскрыла все семь замков, но и одна, без чьей-либо помощи, открыла неподъёмную створку... Замки те непростые, магические - открыть их можно, если знать нужное заклинание, и произнести его вслух, что и сделала Татьяна (ей было под силу открыть подобного рода замки). Кроме того, она подозревала, что за ней могут следить, а иногда, что хуже, и подслушивать её; поэтому, чтобы никто не смог проникнуть в камеру, Гроссер периодически меняла заклинания на замках.

Открыв дверь в камеру, Татьяна подошла к клетке. В камере стояла непроглядная темень, а воздух был несколько суше необходимой человеку нормы. К тому же и холодный, как в погребе. Из звуков в камере слышались лишь тяжёлые усталые вздохи, который издавал сидевший в клетке образец. Для Гроссер эти вздохи были ничем иным, как знаком того, что образец жив, хотя он совсем недавно пришёл в себя после внедрения в него особых возможностей.
 
- Ну, как поживаешь, мой драгоценный? – произнесла нежно Гроссер, едва коснувшись руками прутьев клетки. – Хорошо себя чувствуешь?

В ответ послышался стон образца. Для нас он может казаться крайне непонятным, но не для Татьяны. Тот стон для неё показался знаком того, что образец был умиротворён и доволен, и ни на что не жалуется.

- Очень хорошо, - отозвалась на вздохи Татьяна. – Потерпи немного. Когда ты окончательно придёшь в норму, тебе предстоит пройти полосу испытаний, а их будет немало. Я уверена, что ты пройдёшь их. А то, заметь, нехорошо как-то получится – столько потеряно времени, столько средств переведено, сколько роилось мыслей, чтобы потом это всё коту под хвост. Как думаешь, это хорошо звучит?

Образец в ответ ни звука.

- Понимаю тебя, сама бы ни в жизнь не пошла на отходы… Я уверена, что ты проявишь себя с самой лучшей стороны. Много у меня было подобных тебе… Разумеется, до тебя… Но не все они были так хороши, как хотелось бы.
Образец в ответ только чуть зашоркался.

- Тебе, - говорила Татьяна, обходя клетку, - предстоит ещё и долгая изнурительная тренировка. Называй это, как хочешь, но это для твоего же блага. Только, превзойдя своего врага, ты сможешь одолеть его. Ты хочешь одолеть его? Ты помнишь, кто тебя обидел?

Образец после непродолжительной паузы рявкнул в ответ.

- Хорошо, что помнишь. Тебе следует быть осторожным, когда закончишь тренировку и будешь готов: твой заклятый враг очень хитёр, не говоря, что могуч. Поверь мне на слово, я сделаю всё, чтобы ты одолел своего обидчика, ибо сказано: высшие силы оберегают того, кто сам не забывает об осторожности . Надеюсь, ты хорошо помнишь наш уговор?

Образец молчал, как рыба.

- Очень хорошо. Молчание – это знак согласия.

Вдруг, ни с того, ни с сего, образец с диким рявканьем рванул в сторону Татьяны. Но, едва он вцепился в клетку, как тут же отскочил от неё, вопя, словно побили его человек сорок крепко сложенных дубинами батраков. Гроссер слышала, как образец обдувал свои ладони и тяжело дышал, словно через весь остров бежал без малейшей остановки.

А что произошло именно – понять очень даже несложно. Всё дело в том, что у Гроссер задолго до появления такого опытного образца было полно неудач и провалов, особенно когда дело касалось с местом содержания образцов. Учитывая горький опыт предыдущих экспериментов, о которых никто не догадывается, кроме очень узкого круга лиц, и большинство из них - её свита, Татьяна повелела своим работникам изготовить для образцов специальную клетку. Эта клетка была сделана из специальной ударостойкой стали, чтобы образцам было трудно проломить её и сбежать. А чтобы они себя смирно вели, Гроссер собственноручно нанесла на её стенки руны и знаки, о которых говорилось выше. Не исключено, что среди них есть и огненные символы. Если их нанести на какой-нибудь предмет, а затем активировать (как это делается, знают только маги высших категорий), то при контакте с кожей жертвы они будут сильно обжигать её. Это примерно то же самое, что касаться тлеющих угольков или раскалённых подков голыми руками, не позаботившись о том, чтобы надеть плотные рукавицы. Уж чего говорить про вышеупомянутую толстую дверь, которую, казалось бы, ничто не в состоянии протаранить. Такая вот у Гроссер в лаборатории система безопасности.

Увидев, как образец обжёг руки о прутья клетки, Татьяна звонко рассмеялась – это настоящая глупость: трогать вещь, не узнав о том, что под ним может прятаться, что она может таить в себе. Всё равно, что трогать заряженную мышеловку или капкан, но подумав о возможных последствиях.

- Не гоношись ты, - произнесла Татьяна, присев у клетки. – Ты ещё не готов сделать решительный шаг. Ты получил новые возможности, но получить их – это одно. Другое дело – их освоить. Для начала тебе предстоит научиться пользоваться ими. Думай, что хочешь, поступай, как знаешь, но повторить судьбу Туамаса, второго Сайкоса, я тебе не дам. Он так был рад тому, что стал гораздо могущественнее, чем раньше, что наотрез отказался обучаться пользоваться своими способностями. И чем же это закончилось? Он закончил свою жизнь раньше, чем ему положено, причём самым ужасающим образом. Каким, думаю, объяснять нет надобности – во-первых, понятно и так, а во-вторых, незачем травмировать твою психику такими подробностями. Пока твой срок ещё не пришёл, будем тебя натаскивать и следить за твоим состоянием, независимо от того, хочется тебе этого, или нет. А торопиться нам незачем – это нам ничего хорошего не даст, а лишь навредит тебе. Недаром среди простолюдинов говорится: «Не спеши, а то весь люд рассмешишь».