Культличности

Букварь  достался мне от старшего брата. Вернее, букварём мне досталось по лбу. Братишка постоянно тренировался в точности и силе броска – только успевай увёртываться.


Когда  вспышки  в глазах померкли,  и зрение вернулось, я, потирая наливающуюся  на лбу шишку, занялась детальным обследованием «снаряда».


Я уже знала весь алфавит и могла скороговоркой пробубнить его от начала до конца,  а также  пропеть на разные мелодии, но складывать  из  букв слова как-то не получалось. Очень было обидно: три года уже,  жизнь проходит зря, а вокруг шелестит  океан книг нечитанных.  А тут, будьте нате,  прямо в голову прилетела волшебная книжка -  проводник к этому самому «океану».


- Ух-ты, знатный  шишман  зреет, - хохотнул  братец  и  ткнул пальцем в ушибленный  лоб, - будешь жаловаться – отберу букварь!


Я молниеносно  свернулась тугим  клубком  вокруг своей добычи и превратилась в злого ёжика. Брат пару раз легонько пнул  меня носком ботинка и, не дождавшись ответной реакции, убежал играть в футбол.


Изучение букваря давалось нелегко. «Мама мыла раму»  – и сразу тупик.  Мама на картинке мыла стекло, а написано - «раму». Моя мама никогда раму не мыла. Кроме того,  мне было известно, что Рама – это очень важный  индийский боженька. Чего его мыть – он итак чистый до голубизны.


Вечером мама объяснила мне, что окна  вообще-то  моют целиком, но рамы в наших окнах очень старые, и при мытье из них вываливается  замазка. А соседа Алика она попросила не пудрить ребёнку мозги  своей   Рамайаной.


В букваре было много страниц  и масса  непонятных вещей.  Я бродила с книгой  по двору и нагло приставала ко всем соседям с требованием разъяснений. Никто мне не отказывал, даже наоборот, все хотели помочь настырному детёнышу научиться читать.


Через неделю  нахальная  почемучка уже стояла на садовой скамейке, картинно  подбоченившись с букварём  в руке,  и по просьбе зрителей  бойко декламировала  любую страницу, сопровождая  чтение  собственными уморительными комментариями.


Вскоре я смогла самостоятельно прочитать все свои детские книжки, все  надписи на заборах, и стала вполне себе культурным членом общества.


Букварь я хранила как драгоценность.  Он  был напечатан на отличной мелованной бумаге, надёжно  переплетён,  краски не тускнели и не линяли под пальцами. На шелковистой обложке глубокого малахитового цвета золотом сияло слово БУКВАРЬ. По такой книге можно было учить грамоте не одно поколение. Единственное, что мне не нравилось, - это портрет усатого-волосатого-носатого  дядьки с какой-то  железной фамилией. Что он тут делал в детской книжке?  Может это был изобретатель букваря или великий писатель?


«Не задавай глупых вопросов, не задавай их вообще никому и никогда, - отвечали мне взрослые, становясь какими-то уж слишком серьёзными.


Лет в пять я впервые попала в городской  дворец пионеров. Брат взял меня с собой в качестве носильщика  коробки с лёгкими, но хрупкими авиамоделями. Пока ребята запускали на кордах самолётики, я слонялась по роскошному вестибюлю.


В самом центре зала на постаменте стояла большая мраморная скульптура, изображавшая двух мужчин на скамейке.   Дядька из букваря крепко  обнимал за плечо  старенького,  лысенького  дедушку с бородкой. Дедушка радостно щурился и мял в руке  кепку, а обнимающий  гордо смотрел  вдаль и, по-видимому, что-то говорил.


По боковым стенам вестибюля, на высоте второго этажа были закреплены две пары круглых  рельефных  мужских  портретов в профиль: лохматый с бородой, аккуратный с бородой поменьше, лысый с бородкой  и начальник букваря.


Я попыталась выяснить у вахтёра, кто они и зачем висят в детском дворце.


- Много будешь знать, малявка, скоро состаришься, причём в лагере отнюдь не пионерском, - сострил пожилой мужчина, и добавил, погрустнев, – надеюсь, весь этот дурдом  закончится до того, как ты вырастешь.


Первый раз в первый класс я шла без страха, но и без особого интереса. Читать, считать и писать ровными печатными буквами  я умела, посему ощущала себя вполне образованной личностью.


- Вы больше не девочки и мальчики, - радостно сообщила нам «новость»  молоденькая учительница, - вы теперь ученики и ученицы!  Шефы приготовили вам отличные подарки – новенькие буквари!


- Мне букварь не нужен, - важно заявила я, - у меня есть свой, собственный.


Учительница подошла к моей парте, взяла в руки букварь, бегло его просмотрела, затем брезгливо,  двумя пальчиками  прихватила за корешок и метко швырнула в корзину для бумаг.


- Что Вы делаете? Это же КНИГА! Её нельзя выбрасывать! – в ужасе прошептала я.


- Эта твоя книга безнадёжно устарела. Культ личности  мы осудили, и возврата к прошлому не будет.  Вот тебе новый,  исправленный букварь,  -  и она положила передо мной пахнущую типографской краской книжку ядовитого  жёлто-зелёного цвета.


Домой я шла в глубокой задумчивости. Кто это такие – «культличности», и зачем их осуждать? Вот, например, культтовары – похожее слово, но очень хорошее. Оно обозначает магазин, где продаются краски, карандаши, альбомы для рисования и другие роскошные вещи. А «культличности» – это, наверное, какие-то  культурные личности, но осуждённые за что-то. Совсем запуталась, надо всё выяснить у папы.


- Первый день в школе, и сразу такие вопросы, - нахмурился отец, - попытаюсь доходчиво  объяснить. Культ личности, дочка, это когда обычного человека превращают в бога, а затем всеми правдами и неправдами заставляют людей  любить его больше, чем родных и близких.  И горе тому, кто недостаточно убедительно выражает эту любовь. Покажи-ка мне свой новый букварь. Видишь, здесь больше нет Сталина,  вместо него  - Ленин. А Сталин вместе с букварём полетел в урну. Пару лет назад за такой поступок твоя учительница в лучшем случае угодила бы в тюрьму. А теперь с культом личности покончено. Впрочем, это  не повод  выбрасывать  книги на помойку.


Детский  мозг со скрипом усваивал обрушившуюся  на него за день гору информации. Наверное, можно  было ножницами вырезать «осуждённый» портрет и пользоваться дальше хорошей книжкой. Хотя, нет, пришлось бы вклеить на это место Ленина, а где его взять? Ну и морока с этими портретами! Лучше бы их вообще не печатали  в учебниках!


В октябрята наш класс принимали во дворце пионеров. Снаружи он остался прежним, но внутри за пару лет многое поменялось.


В вестибюле посетителей встречала очень странная кособокая скульптура.  На обрубленной скамейке щурился одинокий дедушка Ленин. За плечо его по-прежнему обнимала отрубленная рука «лучшего друга всех пионеров». На боковой стене три барельефа гордо смотрели в светлое будущее всего человечества, а четвёртый был зашлёпан толстым слоем гипса и выглядел как огромный каравай хлеба, только без солонки.


В том же году  наш  дворец посетил Юрий Гагарин. Он сразу заметил злополучную конечность, расхохотался до слёз и никак не мог остановиться. После этого случая скульптуру убрали, а на её место установили большой стенд с портретом Гагарина: огромная голова  в скафандре. Заодно и дворцу дали имя первого космонавта. Я всё надеялась, что Гагарин появится на четвёртом барельефе вместо «нашлёпки», но этого не случилось: не дотягивал  Юра до «основоположников» – форматом не вышел.


Первые полгода в школе были для меня бездарно потерянным временем. За окном кипела жизнь, а тут приходилось сидеть и слушать, как сосед по парте мычит и потеет, тщетно пытаясь воссоединить маму с рамой.


От тоски и печали у меня появилась перхоть, и папа повёл  меня к знакомому специалисту.


Он всегда стригся  у дяди Азика в скромной парикмахерской, базировавшейся на территории городского рынка.  Азад – джан  был настоящим волшебником. Мужчины уходили от него сплошь красавцами.  Мастер   не только стриг, брил  и красил клиентов - он ещё и лечил различные кожные заболевания, аллергические реакции  и прыщи. 

Парикмахерская  была малюсенькая – в два окошка по фасаду. Зато вывеска была, что надо. В центре  четырёхметрового  жестяного  листа  был изображён странный герб: скрещённые ножницы и опасная бритва на фоне восхода солнца и  пучков колосьев.  С двух  сторон от герба размещались парами  образцы  мужских  стрижек: лохматый с бородищей, причёсанный с аккуратной бородой, лысый с бородкой клинышком и волосатый с усами.


- Никто  не осмелится снять мою рекламу, - ухмылялся Азик и хитро подмигивал  в зеркало. 

 
- Не думай, дочка, что он такой простак, - объяснил мне папа, - этот Человек протопал всю войну в пехоте  и  вернулся полным кавалером орденов Славы.  Он заслужил почёт, уважение и полное право изображать на своей вывеске всё, что захочет.


- Дядя Азик, - не выдержала я, - а почему Вы не замазали краской лицо с усами?


- А потому, умница ты моя, что прыщи  не  надо прятать под штукатуркой и белилами. Необходимо  планомерно  лечить  весь  организм, чтобы они  больше не появлялись. А если просто замазать и забыть, то вся эта «инфекция»  вскоре  повылезает  в  огромном  количестве.


Так в семь лет я получила качественную, пролонгированную   прививку  против  зависимости от всяческих,  регулярно  сменяющих  друг друга  «культличностей».


Честное слово, она до сих пор действует!