Месть Кузьмы

Серый полосатый кот Кузьмы лежал на боку на ковре, слабо поводя хвостом.  Его ввалившийся от истощения бок поднимался уже редко,  дыхание было прерывистое, и лишь когда Кузьма подходил к нему ближе, кот начинал дышать чаще. Кот умирал, у него отказывали почки. Болезнь развивалась стремительно, еще каких-то три недели назад кот мог есть, ходить, а теперь он стал настолько слаб, что не был в состоянии самостоятельно доползти до туалета. «Жаль, совсем немного не доживет до весны и до лета, не побывает уже никогда  не даче, на своей малой родине», - думал Кузьма. Он открывал окна, проветривая воздух в комнате, и легкий мартовский морозец врывался в комнату, а с улицы из сквера, расположенного под окнами дома, доносилось веселое щебетание воробьев,  звонкие песни синиц и трели зеленушек, уличный шум. Город оживал, готовясь к весне.  А у кота не было никакой надежды на спасение: почечная недостаточность, и как показали анализы в ветеринарной клинике - уже четвертая стадия, и он умирал долго и тяжело. Но Кузьма не решался его усыпить, ведь прожили они вместе уже почти девятнадцать лет. Он был настоящим членом семьи, был с ним в радости и в горе, а кроме этого кота у Кузьмы никого уже на этом свете не было. Отец его умер давно, в 2005 году, внезапно, от разрыва сердца – доконали на работе, а мать умерла недавно, у нее тоже были больные почки. Тут можно верить или нет, но недаром говорят, что домашние животные способны на себя «оттягивать» часть болезней хозяев, спасать хозяев от недуга. Вот и кот Кузьмы, наверное, пытался лечить мать, запрыгивая к ней на колени, но не смог спасти ее из лап смерти, а болезнь теперь перешла на него самого. Всякое может быть…

На всех форумах в интернете, которые Кузьма посещал, собирая советы по лечению домашнего животного, холодные и циничные незнакомые люди по ту сторону экрана, всевозможные тролли, советовали усыпление, «чтобы не мучился», а другие столь же злобно кричали им: «вас бы самих усыпить». Одни ненавидели животных, а другие ненавидели людей, и совсем мало было адекватных. Кузьма удивлялся, сколько все-таки откровенно пустых, никчемных людей существуют на свете; людей,  не способных к какому-либо состраданию, ничего не понимающих. И они живут с ним в одной стране, ездят с ним на метро… Их бы в арестантские роты всех, раз скучно им и нечем заняться… Нет, все-таки, видимо, не готовы мы еще к демократии, раз подлость перевешивает у нас свободу слова…

Помимо ветеринарных форумов Кузьма ежедневно просматривал вакансии на сайтах вроде Суперджоба, Хэдхантера и других подобных. Кризис серьезно потрепал его финансы, и хотя в Сбербанке у него оставалось еще немного денег на вкладе, но новую работу надо было искать срочно. Тем более что и на лечение кота требовалось немало денег. Предлагали ему играть на каких-то биткойнах, но он сразу отбросил эту идею. Неужели же после всех этих МММ-в люди все еще  верят в быстрые деньги?! А верят. Кузьма принципиально не работал на российских капиталистов, на коммерческие организации – ведь большинство их владельцев были бывшим братками или просто людьми подлыми (в чем он лично убедился совсем недавно, на примере своего теперь уже бывшего босса, с которым еще предстоит встреча). Он лично знал и другой пример: в 1980-е один чувак из его подъезда в Парке Горького занимался рэкетом, избиениями людей вместе со своей «бригадой», а теперь он – солидный бизнесмен, крупный магазин его стоит на …вском проспекте, ночью мигает яркими разноцветными лампочками, призывно зазывая покупателей. Поднялся, уважаемый человек, вид вполне номенклатурный. И сколько таких примеров! Поэтому Кузьма искал теперь работу на государственной службе или в некоммерческих организациях, которые, однако, сильно в нашей стране «прижали» за последние годы. Как всегда, вместе с грязной водицей действительных «иностранных агентов» создали трудности многим реально работающим социально-ориентированным НКО. Но все-таки фрилансом можно было заниматься, хотя заработок этот был и непостоянный и ненадежный. Да и многие гуманитарные вузы закрылись, потеряли свои лицензии. Так что поиск работы шел медленно, хотя ежедневно приходилось делать десятки звонков и рассылать более десятка резюме в разные места.

Но это были еще далеко не все текущие заботы. Недаром в народе говорят, что беда не приходит одна. И вот в очередной раз, когда Кузьма посадил кота в сумку, завернув его в теплое одеяло, так как на улице было еще достаточно холодно, готовясь нести его в ветеринарную клинику недалеко от дома, под вечер в дверь квартиры раздался наглый, разрывающий тишину звонок. Звонили долго и упорно. Кузьма все же решил открыть дверь. Почтальон вручил ему небольшой квадратный листок бумаги. Это была судебная повестка, форма 31. Кузьма на всякий случай сверил еще раз по интернету: сомнений быть не могло, это был вызов на судебное заседание. Но этого и следовало ожидать. Правда, как он быстро догадался, вызывали его не в качестве обвиняемого, а в качестве свидетеля по уголовному делу. Сначала у него отлегло немного от сердца, но потом успокоение сменилось бессильной яростью, ведь переживал он за это дело так, как будто сам был подсудимым. А дело было так.

Кузьма работал в небольшой коммерческий фирме в сфере информационных технологий. С ним вместе в отделе работала одна девушка, которую звали Евгения. В прошлом она была классной девчонкой, пела даже в какой-то панк-группе, каталась на сноуборде, вела передачу на молодежном канале в интернете. Но все когда-нибудь кончается, и вот у нее, как и у всех, окончательно началась взрослая жизнь, пришлось искать постоянную работу, чтобы получать нормальные деньги,  и отбросить часть своих прежних увлечений, на которые уже не осталось времени. Вот она и оказалась на этой фирме. Конечно, теперь она стала более серьезный, но все-таки определенный задор и «улетность» в ней еще оставались, всё молодое не совсем еще исчезло, и это бунтарство иногда мешало работе. Вот и недавно совершила она в работе какой-то «косяк», не сказать, что очень большой, но директор сильно разозлился, и сегодня ожидалось, что он зайдет с ней «разбираться». В кризис в России разные директора повели себя по-разному. Если на государственной службе, в медицине, в образовательной сфере и в НКО чаще всего просто проводили по-тихому сокращение штатов, то в коммерческих организациях руководители нередко чувствовали себя эдакими рабовладельцами, которые могут делать с сотрудниками всё, что заблагорассудится. Этот директор принадлежал как раз ко второй категории. Он пришел на фирму недавно, приведя с собой сразу множество «своих» людей со стороны. Выглядел он как типичный браток из девяностых, коротко стриженный, спортивный и наглый, и начал устанавливать соответствующие порядки на фирме. Многие старые сотрудники были уволены, но страдали не только пенсионеры, потом дошло дело и до молодых. Рабочим и программистам снизили и стали задерживать зарплаты, пришло множество «советников» (такие же полубандиты, как новый директор), получающие по 300 тысяч рублей, но предприятие было близко к банкротству, и дела шли плохо. Впали в немилость и многие молодые сотрудники, которые продолжали на удивление терпеть хамство и произвол со стороны нового начальства. В их число попала и Евгения.


С утра все ждали расправы над Евгенией, кто-то лицемерно утешал, подбадривал ее, а кто-то ехидно хихикал в углу. Сама Евгения держалась достаточно бодро. Но вот открылась с размаху дверь, и в помещение ворвался директор.
- Ты чё натворила?! Я с тебя, козы драной, шкуру спущу… вместе с рогами! – в бешенстве орал с порога и топал ногами директор так, что с потолка чуть штукатурка не сыпалась.
- Да как Вы можете так оскорблять?!  - вспыхнула от унижения девушка, но директор не унимался: « Дура, овца е…нутая! Идиотка!»
Щеки девушки зарделись от гнева, обычное приветливо-веселое выражение исчезло, она резко встала, подошла к директору, и отвесила ему звонкую пощечину. А потом еще и еще. Директор от неожиданности отступил, а потом, на удивление быстро взяв себя в руки, ледяным тоном отчеканил: «Ты об этом пожалеешь, шлюха. Я все свои связи задействую!»  - и выбежал из кабинета. В тот же день Евгения была уволена по статье, за нарушение трудовой дисциплины. А еще через несколько дней к ней домой пришел участковый, сообщив, что против нее было возбуждено уголовное дело по статье 115 УК РФ, часть 2: «Умышленное причинение легкого вреда здоровью их хулиганских побуждений». Оказывается, уже на следующий день после инцидента директор побежал в травмпункт, где были у него знакомые врачи, которые написали «правильное» заключение о том, что от пощечин Евгении у него чуть ли не перелом черепа произошел, и со всеми аккуратно приложенными документами он отправился  в мировой суд для возбуждения дела по частному обвинению. Среди ментов и прокуроров, да и, естественно, и в криминальной среде было у директора немало знакомых. Как он и обещал, были задействованы все связи, и суд принял дело к рассмотрению по существу. Суд должен быть состояться в четверг, а сегодня был понедельник, до суда оставалось 3 дня. Евгению пытались подвести даже под статью 112 УК РФ, но, видимо, судьи отказались выглядеть совсем уж смешно, впрочем, и по второму пункту сто пятнадцатой статьи грозил реальный срок.

Из всех сотрудников, бывших свидетелями происшествия, никто так и не решился подать голос в защиту Евгении, опасаясь угроз директора (по совести это обстоятельство суд должен был бы учесть, но надеяться на это не приходилось). Тем более что такие сцены не были редкостью, и все: и старые, и молодые, терпели такое отношение, это считалось уже в порядке вещей. Были в организации несколько активных людей, которые пытались подавать в суд, привлекать телевидение, но от них быстро избавились. Итак, все отказались, за исключением Кузьмы, который на следующий день по собственному желанию уволился из фирмы, и теперь сидел без работы. Через 3 дня будет суд, на котором Кузьма будет выступать единственным свидетелем защиты.

Кузьма стал штудировать юридические форумы, времени для подготовки к процессу оставалось совсем мало. Прежде всего, он выяснил, какое максимальное наказание предусмотрено статьей 115. Вероятнее всего, будет условное осуждение, ведь Евгения ранее не была судима, хотя возможно и реальное. В России возможно всё. А, допустим, если   будет условное – как это повлияет на жизнь осужденной? И опять пришлось не гадать, а читать юридические форумы, узнавать мнения, и снова: на форумах злые люди писали, что судимость в России это «клеймо на всю жизнь», что «ни на одну работу не возьмут больше, только бычки собирать будешь у подъезда», что на всех фирмах сейчас есть служба безопасности. А другие говорили, что, мол, не так уж и страшна эта судимость, «нигде на это не смотрят», «для 90% населения, если только не захочешь пойти на выборы и стать президентом или депутатом, это значения не будет иметь», разве что, мол, в полиции не сможете работать да с детьми в школе или в детскому саду (поскольку преступление было против личности). Да и то можно договориться, «служба безопасности обычно мышей не ловит, а сидит на попе ровно», «нормальная служба безопасности есть только у Газпрома, а у остальных понты только». Но в общем, картина складывалась не очень радостная. Учительницей Евгения работать уже не сможет: в школе точно, и вряд ли – в вузе, кредит едва ли сможет взять, могут возникнуть проблемы, если захочет усыновить ребенка, мало ли…

Ярость постепенно закипала в Кузьме,  сменялась апатией, и вновь яростью, когда хотелось всё крушить. Он спасался новопасситом и другими успокоительными, и квартира пропиталась запахами  лечебных трав, смешанных с запахами лекарств, которые внутривенно вводили коту. В квартире установилась мрачная больничная атмосфера, но Кузьма ловил себя на мысли о том, что ему все равно не хочется никуда выходить из дома. Выходил он только когда за окнами стемнеет, люди зажгут свет в окнах домов. Он просыпался в двенадцать утра, а засыпал в пятом часу утра, сидя допоздна за форумами в интернете, пока глаза не начинали слипаться, или просто с тревогой расхаживая по комнате. Он устал от людского коварства, манипуляций и подлости, и начинал уже смиряться с мыслью, что ему суждено по-тихому прожить все оставшиеся отведенные ему годы. В конце концов, не всем в этом мире суждено найти хороших попутчиков… Все эти три дня продолжалась долгая агония его кота, с каждым днем силы оставляли его, он ничего уже не мог есть, кроме жидкого детского питания для котят, Кузьма поил его специальными почечными чаями, делал уколы, перенес в свою комнату миски с водой и пытался поить его, но животное угасало. С каждым днём он был всё дальше от этого мира. Чтобы отвлекаться, Кузьма слушал песни из молодежных сериалов вроде «Кадетства», вспоминая лучшие времена, да на удаленной работе верстал сайт для какого-то фонда ветеранов.

Погода установилась с точки зрения большинства людей довольно противная: на улице было сыро, кругом лужи талого снега, запах оттаявшей земли, мусора, свалок, смешанный с запахом бензина и гнилой прошлогодней листвы. Порывы холодного весеннего ветра подносили листву до окон четвертого этажа. В воздухе стояли мелкие капли дождя, иногда шел дождь со снегом. Вечером весь город блестел, свет фонарей и афиш отражался в мокром асфальте и в лужах, дули сырые промозглые ветры. Но Кузьме это нравилось, это отвечало его душевному настрою, и он любил выйти вечером, после того, как отнесет кота в ветеринарную на процедуры, погулять хотя бы полчаса по этой слякоти, отвлечься от всех этих мыслей, от  своего умирающего животного. Вот умер кот, которого хозяева привезли одновременно с котом Кузьмы, и чьи анализы были еще хуже…

С Евгений Кузьма созванивался перед судом лишь несколько раз, уточнив некоторые детали. Он советовал ей нанять хорошего адвоката, но у Евгении не было достаточно денег. Тогда он посоветовал нанять государственного адвоката: ведь тому тоже выгодно выиграть дело, прибавить себе очков к своему «портфолио». Но Евгения отмахнулась, она была сама запугана и морально сломлена. Она почти не готовилась к процессу. Кузьма не мог найти достаточных слов для того, чтобы ее утешить и мотивировать. Он вообще не особенно умел общаться с девушками, девушки казались ему далекими, возвышенными созданиями, с которыми непонятно, как взаимодействовать. Недаром родители дали ему такое имя: Кузя, был он человеком добрым, мягким, но немного неотесанным, деревенским, и хорошими манерами не отличался…

И вот  настал день суда. Мировой суд представлял собой маленькое двухэтажное здание в неприметном московском дворике. Грязный затоптанный снег лежал во дворе. Как всегда, наблюдался контраст: между тем фактом, что в этом здании вершились судьбы людей, и серостью, незначительностью самого здания. Помещение суда напоминало школьный класс с партами, кафедрой судьи и стульями. Народу было немного. Директор держался развязно и уверенно, в течение процесса еще несколько раз оскорбил Евгению, на что судья (женщина) даже толком не прореагировала. Нашлась куча свидетелей обвинения, в том числе, среди сотрудников фирмы, которые подтвердили, что Евгения, будто бы, плохая сотрудница, с работой не справлялась, конфликтная, отличалась склочным характером. Кузьма, когда очередь дошла до него,  выступил уверенно как ключевой свидетель, рассказав, как было дело, но его выступление не произвело на публику особенного впечатления, отрицательных отзывов о Евгении было больше.

И вот суд ушел в совещательную комнату. "Прошу всех встать", объявили приговор:
Признать Афанасьеву Евгению С. виновной в совершении преступления, предусмотренного статьей 115 пункт 2 УК РФ, и назначить ей наказание в виде лишения свободы сроком на один год. На основании статьи 73 УК РФ наказание считать условным, с испытательным сроком 1 год. Возложить на условно осужденную обязанность один раз в месяц являться на регистрацию в уголовно-исполнительную инспекцию по месту жительства, не менять места жительства без уведомления органа, заведующего... Заявленный по делу гражданский иск оставить без удовлетворения. Приговор может быть обжалован…»
Вот тебе и «бабосуды», не в первый раз у нас женщина осудила женщину… Публика расходилась. Говорили всякое, в духе того, что неправый суд разбоя злее (как будто словами можно что-то облегчить, как будто это что-то объясняет). С советских времен, мол, тянется установка на то, чтобы судить людей за самооборону. А кое-кто и откровенно встал на сторону директора. В общем, «напрасно девицу сгубили, и вышел я вслед за толпой».
Евгения была внешне спокойна, выглядела уставшей, безразличной. Кузьма решился подойти к ней по окончании судебного заседания.
- Ну как, что теперь планируешь делать, будешь обжаловать в областной суд?  Я думаю, надо обжаловать. Или у него и там все схвачено?
- Да пошел он. Чмошник, потратил на процесс  больше ста тысяч, наверно, ради того, чтобы мне было плохо, вот ненормальный!   - стараясь через силу улыбаться, отмахнулась Евгения.
-А у него дети есть? – неожиданно спросил Кузьма
-Вроде нет, а почему ты спрашиваешь?
-Да так просто…

Кузьма вышел из здания.
- Как же так! Год условно за несколько пощечин! Некоторым у нас за убийство столько дают!  Или: раздавит «мажор» - стритрейсер на джипе на остановке  несколько человек – год условно, а то и жертву еще заставят оттирать следы своей крови с капота,  на пешеходном перекрестке коляску с ребенком собьет – год условно, а то и вовсе штраф. Как же так! А здесь девушке жизнь испортили!
Она будет ходить в эти неприятные учреждения, в инспекцию, как какая-то уголовница, вместе с урками отмечаться, с нее снимут отпечатки пальцев!
 (Кузьма заметил, что, бродя по московским переулкам, разговаривает вслух сам с собой).
- Девушке твоей просто не повезло, ну козел он такой, чего ты так переживаешь, - попытался успокаивать его какой-то нищий узбек с печальным лицом, уже которую минуту с интересом слушавший рассуждения Кузьмы.
- Что значит «просто не повезло»? – оторопело ответил Кузьма. Слово за слово, и Кузьма распил с узбеком чекушку водки, немного успокоился, подобрел, и стал разговаривать с ним по душам.
- Веришь ли, сколько живу, а еще ни одного плохого человека среди узбеков не видел. Все вы трудолюбивые и честные, - хвалил Кузьма, - ну ты меня уважаешь? Узбек хлопал его по плечу, и, тоже раздобрев, охотно кивал головой и поддакивал.
- А вот как ты думаешь, ну, у тебя вера своя. А я вот православный. Но ты человек восточный, мудрый. Имеет ли право верующий человек на месть? Или надо другую щеку подставлять?
-Я думаю, имеет, - ответил узбек, подумав, - только месть должна быть справедливой. Око за око, но не голову за око. Русский человек стойкий, американцу пинка дашь - он и замолчит, а русский только еще больше разозлится и будет действовать...
-Ладно, понятно,  - сказал Кузьма, распрощался со своим случайным знакомым, и пошел домой. С порога его охватило предчувствие, что что-то произошло, и он уже догадывался, что. Кот умер. Он безжизненно лежал на ковре. Из оскаленной в предсмертной агонии пасти выпал язык, остановившиеся мертвые глаза смотрели вникуда, в них застыли слезы, выпали когти.
- Ну что, котик, всё? – вздохнул Кузьма, - подожди, давай сложим тебе лапы…, - он машинально подровнял коту лапы, погладил его последний раз, и положил в большую коробку. К ночи приехала специальная машина и увезла кота на кремацию. Можно было бы и закопать, но не было сил, да и земля мартовская слишком мерзлая…Ушел последний близкий друг в этой жизни.

Что делать и как жить дальше? На другой день в первую половину суток Кузьма бесцельно слонялся по квартире, зашел в комнату, где когда-то жил его дед. Решение пришло само собой. Его взгляд остановился на стене, залитой мартовским солнцем, на котором так любил лежать его кот. На стене висел кинжал самурая, который деду подарили когда-то японцы. Кузьма снял его и задумчиво покрутил в руках.
- Скоро сослужишь ты мне службу, - сказал он. Поиграем с одним гадом в игру «Честь самурая».

"Я одну мечту, скрывая, нежу,
Что я сердцем чист.
Но и я кого-нибудь зарежу
Под осенний свист.

И меня по ветряному свею,
По тому ль песку,
Поведут с веревкою на шее
Полюбить тоску."
- задумчиво проговорил Кузьма, процитировав строчки из стихотворения Есенина.

К вечеру, когда стемнело, Кузьма как обычно вышел из дома, спрятав под полу зимней куртки кинжал. Он быстро добрался до своей бывшей работы и стал ждать. Вот один за другим выходили из здания и шли домой знакомые сотрудники, кто-то уезжал на автомобиле. Но директор точно пойдет пешком, это Кузьма хорошо знал, и маршрут его был тоже хорошо известен. Догорал все еще короткий мартовский день, к ночи подморозило. Край закатного неба был багровым, и высоко под клубами дыма, валившего из труб теплоцентраля, вились стаи ворон и галок, время от времени пронзительно крича.  Семь вечера – разошлись еще не все. Пожилая сотрудница, уборщица, хорошо знавшая Кузьму, заметила его и окликнула: «Ааа, Кузя. Ты чего такой грустный? Работу новую нашел или еще нет?» «Да нет, я не грустный, я веселый», - стараясь говорить спокойно, ответил Кузьма, - «просто кот у меня умер». Выслушав последовавшие ритуальные соболезнования, Кузьма был рад, что удалось достаточно быстро отделаться от уборщицы. Восемь вечера, наконец в темноте появился директор. Он шел вперед довольно быстро и уверенно, не глядя по сторонам, выпятив вперед голову, энергично размахивая руками вдоль туловища. Шел без охраны. Кузьма много раз репетировал дома то, как он окликнет директора. Он хотел это сделать примерно так же, как сотрудники Моссада позвали при захвате в Аргентине нациста Эйхмана: «Минуточку, сеньор! Могу я задать вам один вопрос»?

А получилось уж совсем комично:
- Минуточку, господин! – выкрикнул Кузьма как будто бы чужими губами, тут же мысленно проклиная себя за это «господин», -  Можно задать вам один вопрос?
Капиталист, резко  подняв голову и взглянув в лицо Кузьмы, недоуменно попятился: «А, это ты опять, б…», - выругался он, - «что тебе еще надо»?
Кузьма вытащил из кармана нож, одновременно, как и планировалось,  перекрывая выход из арки и метнулся к директору. Директор, с расширенными от злобы и страха глазами, гадко кривляясь, попытался беспомощно закрыться руками, а потом, вскочив,  бросился во двор, но Кузьма был быстрее. Директор заскользил на льду, и упал на спину. «А он действительно трус, как и следовало ожидать», - отметил Кузьма про себя. «Один удар, только один точный удар. Сейчас или никогда». Сколько в жизни было уже таких моментов, когда можно было решить дело одним ударом, решительным действием. Как в кино промелькнули у Кузьмы перед глазами сотни моментов, когда он терпел маленькие поражения, когда надо было проявить характер…

- Ннна тебе, сволота проклятая!, - прохрипел Кузьма, целясь директору в живот, но в последний миг как будто что-то отвело его лезвие, а вернее, рука его дрогнула, и удар пришелся директору в ногу по скользящей.  Моментально штанина и снег вокруг окрасились кровью. Директор заорал и задергался, через секунду к Кузьме вернулась ярость и самообладание.  «Теперь надо добивать, но как? Перерезать горло»? – Кузьма удивился тому, что соображает он достаточно трезво и почти спокойно. Он снова занес нож, метя человеку в шею, но вдруг  на лету беспомощно поник, как будто его разом оставили силы душевные и физические, и лишь слегка задел директору руку, откуда тоже пошла кровь. Кузьма беспомощно бросил кинжал рядом в снег, и, как пьяный, медленно пошел прочь. Краем глаза он успел увидеть, что директор с трудом поднялся, и пытается зацепиться руками за забор. Крови все-таки вытекло прилично, но жить, вероятно будет…

Кузьма зашел в чахлый скверик. Что теперь? Очень хочется спать… Все последние дни он не высыпался. Заснуть. Заснуть и умереть во сне вот на этой лавочке от переохлаждения, замерзнуть. Сколько бездомных так умирают, до утра его и не хватятся, наверно. Почему бы и нет? Достаточно легкая смерть… Кузьма вспомнил, как когда-то в юности  в тренажерном зале тренер рассказывал им про анкеты на сайтах знакомств. Так вот там был такой вопрос: «как бы вы хотели умереть»? И большинство отвечало: «во сне, легко». А тренер высмеивал их: «так только бычок на бойне умирает, а достойный человек умирает в бою»…
Кузьма  сел на лавочку, и начал засыпать, проваливаться в сон.  Снился ему кот,  с которым они летели в самолете, и Кузьма ловил себя на мысли, что кот-то умер, и вещи все его он уже выкинул. А потом ему снились братки, знакомые директора, которые отвели его в какой-то подвал, откуда пахнуло могильной сыростью, провели по ступеням вниз, и сказали встать к стене.  Черный провал подвала манил к себе, и теперь в нем было уже сухо и как будто даже тепло. Вот сейчас раздастся выстрел, и он окончательно заснет вечным сном, но уже без сновидений.

Но его разбудил  громкий вой сирен. Он открыл глаза, и увидел нескольких полицейских, остановивших на краю скверика свои машины с мигалками. Ему показалось, что они выстроились в цепь и ринулись к нему. Кузьма затравленно оглянулся назад. Можно бежать , дворами, может быть, можно уйти к метро и там затеряться в толпе… А в конце концов, почему в своей стране он должен от кого-то убегать? Он всегда жил здесь, здесь его предки жили. Жили те, кто был ему дорог. Это же своя страна, своя земля, разве он здесь стал чужим? И Кузьма медленно поднялся, и пошел полицейским навстречу.