Если бы знала...

Почему-то вспомнились Ларисе дни юности, учёба в техникуме, девочка Лида и позор, который пришлось невольно пережить в силу обстоятельств, будучи непричастной и ни в чём не виноватой:

Седая ночь вольно раскинула над маленьким городком облачные крылья и монотонно сыпала из низких белёсых туч мелким колючим снегом. Сонный ветер лениво подхватывал его, гнал позёмкой по пустынным улицам, наметая сугробы возле домов, деревьев, заборов. Замёрзшие снежинки слепо натыкались на препятствия, скользили по холодным стёклам окон и с тонким шелестом осыпАлись вниз, уплотняясь и застывая в неподвижном оцепенении.

Лида уже давно проснулась, но не решалась вылезть из-под тёплого одеяла, ступить босыми ногами на домотканый половичок возле кровати, который не спасал от холода, успевшего за ночь выстудить и пол, и плиту и весь дом. Наконец решилась, быстро нырнула ногами в широкие старые бабушкины валенки и медленно поковыляла к окну, тяжело припадая на левую ногу.
 Подышала на пышные ледяные узоры, которыми мороз разукрасил стёкла, расчистила ногтем круглый пятачок и через него выглянула на улицу.

В серой предутренней мгле смутно виднелась дорожка к калитке, засыпанная снегом и перегороженная кое-где намётами сугробов.
Да, сегодня всей семье придётся потрудиться, отбросить снег. Бабушка, мама и сестра ещё спят, а ей не спится.
Потому, что сегодня надо выступать на открытии городского Дворца Культуры, петь в праздничном концерте.

Сколько себя помнила, всегда пела. И в больницах, и в санаториях, где её лечили от полимиелита, и в школе. Знала, что от природы имеет красивый сильный голос, абсолютный слух, знала, что и на этом концерте ей будут долго хлопать, вызывать на «бис». Но сначала надо выйти на середину сцены, и это самое страшное и неприятное.
Потому, что стыдно. Стыдно неуклюжей, ковыляющей походки, стыдно огромных некрасивых оргтопедических ботинок. Ладно в школе, там уже всё знакомо, привычно. Но в большом зале Дворца Культуры, где соберётся столько людей!
Как ни отказывалась, как ни отнекивалась, но руководитель школьной художественной самодеятельности и слушать не стал. Уговаривал, убеждал, успокаивал, так что пришлось согласиться.

Лида вместе с бабушкой, мамой и старшей сестрой жила в маленьком глинобитном доме. Папа жил отдельно, в военном госпитале города Днепродзержинск. Потому, что вернулся с войны инвалидом: разрывом снаряда оторвало ему руки и ноги. Ни ходить, ни обслуживать себя не мог, к тому же раны плохо заживали.
Мама часто ездила к нему, иногда брала с собой Лиду.

Папа всегда встречал дочку с улыбкой, расспрашивал об успехах в школе, рассказывал о своём детстве и всегда просил спеть. И сам подпевал. А потом вместе разучивали какую-нибудь фронтовую песню.
Так появились в её репертуаре «Тёмная ночь», «Синий платочек», «Катюша», «Вечер на рейде» и другие песни.

Когда заканчивала седьмой класс, папа стал настойчиво убеждать, чтобы поступала в техникум, училась на бухгалтера, или экономиста, или библиотекаря. Сам был кадровым офицером, понимал, какая работа подойдёт младшей дочери.
Так и попала в промышленно-экономический техникум.


В общежитии жила вместе с тремя девочками: Марусей — бойкой веснущатой дивчиной, приехавшей из села Винницкой области, Ниной — манерной модницей, избалованной мамой, тётей и старшей сестрой, и Валей — круглолицей, крепкого телосложения, немногословной, скрытной, фанатичной зубрилкой, всё время заучивавшей наизусть учебники и конспекты.
Даже когда соседки ложились спать и просили выключить свет, она брала стул, выходила с ним в коридор, садилась под батарею у окна и до поздней ночи зубрила, и зубрила, хотя при этом училась посредственно. От природы туповатая, пыталась пробиться в первые ряды студентов не только трудолюбием в зубрёжке, но и откровенным заискиванием и пресмыканием перед преподавателями, и особенно перед классной руководительницей — Валентиной Ивановной.

Каждому человеку присущи какие-либо страхи, фобии, комплексы. Лида с ранних лет комплексовала из-за своего физического недостатка, и это формировало в её характере замкнутость, отчуждённость, неконтактность с окружающими.
Все свои переживания доверяла только дневничкам, которые вела тайком и тщательно прятала от посторонних глаз. Уже несколько маленьких блокнотиков, испещрённых микроскопическими буковками откровений были надёжно спрятаны в укромном уголке дровяного сарайчика, куда никто никогда не заглядывает.
И сейчас, в общежитии Лида вела дневник, старалась писать, когда соседок не было дома, и прятала его в специально подпоротую дыру ватного матраса.

Только дневнику открыла она самую большую из всех тайн, бывших когда-либо в её жизни — тайну первой любви, тайну своих отношений с Ваней, студентом параллельной группы.
Они познакомились недавно, и сразу возникло между молодыми людьми взаимное притяжение. Потому, что понимали друг друга, потому, что Ваня родился с заячьей губой и тоже с раннего детства сторонился людей, переживая в себе комплекс неполноценности. Это взаимопонимание раскрепощало, меняло характеры, привычки, поведение. Лида теперь старалась ходить ровнее, даже, если в коридоре общежития никого не было, пыталась пробежаться, подпрыгнуть, как другие, здоровые девочки.

 Ну и что, если ноги искалечены болезнью? Зато в другом она ничуть не хуже, даже лучше других!

Теперь часто рассматривала себя в небольшом зеркальце, то приближая его к лицу, то отводя в сторону.
На кого похожа? Конечно, на папу! Такое же продолговатое, чуть смугловатое лицо, ровный аккуратный носик, большие карие глаза и узкие, словно нарисованные, длинные чёрные брови.
Накидывала на пушистые чёрные волосы лёгкий шёлковый шарфик, прищуривала глаза, и из зеркальца смотрела на неё строгая восточная красавица; повязывала вокруг головы голубую ленту, перекидывала на грудь длинные косы, и из зеркальца улыбалась гордая, знающая себе цену, украинская дивчина; расплетала косы, встряхивала, и они пушистыми волнами накрывали плечи, грудь, спину, и тогда в зеркальце отражалась надменная, неприступная и страстная цыганка.

Да, она ничем не хуже других! А уж как поёт! Здесь конкуренток у неё явно нет!
Когда человек счастлив, он отвлекается от окружающего мира, предаваясь приятным внутренним ощущениям. 

Соседки в комнате заметили перемены, происходящие в Лиде, и это привлекло и насторожило их любопытство. С повышенным вниманием, скорее интуитивно, чем намеренно стали присматриваться, следить.
Вскоре обнаружили тайник, куда она прятала свой дневник, и конечно выбрав момент, прочли его. Прочли и положили на место.
Но чужая тайна не давала успокоиться. И если Маруся и Нина помалкивали, испытывая чувство неловкости, Валя тут же, «по секрету» донесла обо всём классной руководительнице.
Та, недолго думая, поручила ей тихонечко выкрасть дневник Лиды и принести для личного ознакомления и педагогического контроля.

Все люди разные, это факт, не исключение и преподаватели. Не все они обладают тактом, внимательностью, не все пришли в эту сферу деятельности по призванию. Поэтому, к большому сожалению, к воспитанию детей получают доступ случайные люди, непригодные к этому тонкому делу.

А Лиде не терпелось поделиться с кем-то своим счастьем, и она решила рассказать о нём папе. Знала, что он сможет понять, разделить переполнявшую её радость, отнестись к ней искренне, доброжелательно.

Приехав в общежитие после поездки к отцу, решила записать впечатления в дневник. Но на месте его не обнаружила.
 Маленький блокнотик, может он случайно выскользнул из матраса, упал за койку, или на её металлическую сетку?
Дождавшись, когда осталась одна в комнате, обследовала всё, даже койку от стены отодвинула. Дневничка не было.
Обхватив голову руками, сжавшись в комочек, сидела на кровати неподвижно.

Такой и обнаружила её педагог Валентина Ивановна, лично приехавшая в общежитие, чтобы «наставить», «предостеречь» девочку «с ограниченными возможностями», «открыть  ей глаза» на коварство и непостоянство мужчин.
Она долго и патетично разглагольствовала перед Лидой, а та сидела оглушённая, потрясённая, пристыженная, отгородившись молчанием от всего мира с его подлостью и бесцеремонностью.

На следующий день ни Лида, ни Коля не пришли на занятия. Не появились они и на второй, и на третий, и в последующие дни.

И тогда Валентина Ивановна сделала следующий «глубокоосмысленный педагогический» шаг. Поручила Ларисе, Милочке и ещё двоим девочкам из группы, не посвящённым в тонкости происходящего, поехать в Днепродзержинский госпиталь и рассказать отцу о том, что Лида нарушает дисциплину, не посещает занятия и может быть отчислена.
Чтобы он повлиял на дочь и вернул в техникум.


Девочки тихонько подошли к койке, остановились возле лежащего на ней человека, до подбородка укрытого простынёй. Тот открыл глаза, вопросительно взглянул.
- Здравствуйте, - произнесли хором и замолчали, страшась смотреть на простыню, возвышавшуюся над туловищем и просевшую, лёгшую на матрас там, где должны быть руки и ноги.
- Здравствуйте, - приветливо ответил мужчина, всё так же вопросительно глядя на них.
- Мы из техникума. Нас прислала Валентина Ивановна, - решилась нарушить робкое онемение Лариса.
Лицо мужчины помрачнело, взгляд стал жёстким и неприязненным.
- Понимаете, Лида не ходит на занятия. Мы пришли попросить, чтобы вы с ней поговорили. Нам же небезразлично, - заученно говорила Лариса то, что перед отъездом внушала им Валентина Ивановна.
- Небезразлично?!!! - лицо мужчины пылало от возмущения и негодования. - Небезразлично! Знаю я ваше «небезразличие»! Где ваша классная руководительница? Где ваш коллектив, где ваш комсомол? Что хорошего сделали вы моей девочке? Что?! В чем выражается ваша забота, внимание к человеку, тем более, к ТАКОМУ человеку?! В том, чтобы унизить, оскорбить, влезть в чужую личную жизнь? А теперь вы пришли ко мне! После той мерзости, которую себе позволили, вы пришли ко мне?! Вы! Молодые, здоровые... - мужчина замолчал, отвернул голову в сторону, закрыл глаза. Полежав так некоторое время, тихо, сквозь стиснутые зубы, произнёс:
- Уходите. Уходите! Не хочу видеть. Ни вашей руководительницы, ни вас.

Краска стыда залила лицо Ларисы. Она ничего не понимала, но интуитивно чувствовала, что мужчина прав, что в чем-то обвиняет их небезосновательно. Молча повернулась, и прошептав: - Извините. До свидания, - пошла к выходу. Остальные так же тихо, как тени, выскользнули из палаты. Молча, не глядя друг на друга, ехали в трамвае, потом в электричке, потом снова в трамвае, молча разошлись по своим комнатам в общежитии.

Говорят, что тайное всегда становится явным. Через непродолжительное время Лариса узнала о том, как и кем был украден и передан классной руководительнице дневничок Лиды. От этого знания становилось ещё больней и обидней. Перед глазами вставал отец девочки-инвалида, в ушах звенел его голос, душу жгли его боль и возмущение.
Если бы об истории с дневничком она знала раньше! Если бы знала...

20.09.2014