Ведьма 8

Ох, новый день, новая кровь, новый вызов. Мальчик непривычно весел, но ничего, очередной допрос собьет улыбку с лица этого мальчишки. По крайней мере, так думал Святой Отец, но, увы, когда, казалось бы, силы окончательно покинули ловчего, он вдруг что-то шепнул его послушнику Иннокентию.

И этого хватило, чтобы тот стал белым как полотно и, уставившись на ловчего, захлопал глазами, словно открещиваясь от услышанного. Но удивительней даже не это, Иннокентий никогда не врал ему, — а тут, когда он спросил его по поводу прошедшего, получил явную ложь в ответ.

И это полностью убило всё наслаждение от целого дня работы. Что такого знал ловчий, что не знал он? Как он мог одной или парой фраз перечеркнуть годы воспитания, методичного подхода к его воспитаннику. Что могло встать между ними? Конечно, это можно было попытаться выбить из ловчего, но шансы были так малы, было понятно, что он уже так ослаб, что почти не понимает, что происходит вокруг, плюс его сила воли, терпимость к боли были выше всякой нормы. Поэтому узнать это можно было лишь от самого ученика.

* * *

Ложь. Она сквозила в карих глазах, как медленно стелющийся туман адского пламени, и Кристоф видел её так же ясно, как и святой крест на груди. Массивный, он олицетворял собой не только веру, но и тяжесть бремени, которое они принимали на себя, вступая в эту неравную борьбу. А Иннокентий врал. Смотрел в глаза и лгал. Наивно, глупо, понимая, что это невозможно, но, тем не менее, врал и продолжал, не смотря на всё его усилия. Целый вечер ушел на увещевания и призывы к самым истокам его веры. Но безрезультатно, за целый вечер он ни сказал ни одного слова правды, лишь ещё больше очернил свою рясу священника.

Устав ото лжи своего ученика, отец Кристоф завершил дознание и отправил приказ о казни к королю. Его подпись была необходима, хотя, по сути, являлась лишь формальностью. И вообще все дело было почти завершено. Отчасти благодаря глупой попытке сбежать ловчий сам подписал себе и ведьме смертный приговор. Осталось лишь насладиться этим прекрасным мгновением и после разобраться с Иннокентием, вылечив его от ведьмовской проказы. Впрочем, кое-какие мысли у него всё-таки были на счет своего послушника, не зря же он столько лет изучал колдовство.

* * *

Очарование, влечение, страсть — вот, что являлось основным оружием этих похабных, награжденных дьявольской красотой женщин. Так они и сводили с ума верных церкви мужчин, утаскивая их в пучину греха. Может, об этом и сказал ему плюющий кровью ловчий? Этот наглец, который столь смело пошёл против него, против самого посланника божьего.

В дверь тихо постучали, — оказывается в столь длинную ночь не он один всё ещё не находил время для сна, и надо же, никто иной, а сам принц пришёл к нему в гости. Святой Отец улыбнулся — он был рад этой встрече, знал как себя вести и что хочет принц. Он был полностью готов к этому разговору.

Молодой принц вошёл молча, бросив небольшой кивок. Как обычно, он смотрел прямо, без лишней выразительности в жестах.

— Я вас слушаю, Ваше Высочество.

— Что вы хотите за Виктора?

— За его душу ничего — улыбнулся Кристоф — а остальное уже никак от меня не зависит.

— Всё зависит именно от вас, Святой Отец. И мне нужен ответ — железно сказал принц.

— А что взамен?

— Взамен я не буду мешать вам и вашей воле на этой земле и в этом государстве, вы обретете во мне ценного союзника, ведь, скажем прямо, король несильно благоволит вам, вы лишь нужны ему для определенных дел. Я же со своей стороны обещаю вам полное покровительство. И всё, что мне нужно — это Виктор.

— Но он сознался, он преступник и еретик, я не могу освободить его.

— Насколько мне известно, он ни в чем не сознался, ни одна ваша пытка не сломила его дух. — Согласен и это можно объяснить его силой духа, а не отсутствием вины.

— Оставим это. Вы умны, Святой Отец, именно поэтому я пришёл сюда. Я знаю, что движет вами, и что Виктор оскорбил вас, но он уже поплатился за это. Вполне разумно будет признать сейчас, что он невиновен, так как ни одна пытка не заставила его признаться. Что касается ведьмы, она мне не нужна.

— Уважаемый принц, неужели вы думаете, что мной движет месть? Увы, я далек от этих земных чувств. Единственное, что движет мной — это вера и жажда в очищении этой святой земли. Поэтому я не могу принять вашу просьбу, ведь освободив этого еретика, я потеряю в своей вере, это будет, как бы правильней выразиться, недостойно моей чести.

— Перестаньте, вы уже переломали ему ноги, сделав его инвалидом, какой суд, Святой Отец? Это обычное преступление из жажды мести.

— Вы ослеплены влиянием ведьмы, сын мой, поэтому я прощаю вам ваши слова — зло блеснули глаза Святого Отца — но только в этот раз, больше так не выражайтесь. Ибо даже ваш король не в силах противостоять божьему суду.

— Ну что ж, вы сделали свой выбор, Святой Отец. Такова ваша воля. Надеюсь, это продиктовано здравым смыслом, а не чем-то ещё, позвольте откланяться — быстро сказал принц и вышел.

Проводив его взглядом, Кристоф спокойно сел в кресло. Конечно, его несколько позабавила эта бессильная злоба молодого короля, но печаль не ушла, он всё так же думал о том, что же сказал ловчий его послушнику.

На следующий день, получив приказ о согласии на казнь, Кристоф не без удовольствия наблюдал, как быстро была оповещена чернь, как четко, без помех возвели в центре площади деревянный крест, очистив её от лошадиных испражнений и хвороста. Как ровно по часам вывели осужденного в пособничестве к ведьме и, привязав его к дереву, зачитали все его прегрешения, а затем, получив согласие, подожгли хворост.

Святой Отец внимательно следил за тем, чтобы ловчий не задохнулся, чтобы два его помощника всё время отгоняли дым, дабы еретик прочувствовал весь святой огонь. Только вот как они ни старались, ловчий так и не заорал. Его красные, наполненные болью глаза, так и не смогли освободить свои чувства. Он так и сгорел, не обронив ни единого слова. Этот смелый мальчик, ослеплённый ведьмой человек.

Выйдя в центр площади, святой отец поднял носком очищенный от кожи череп. Пустые глазницы были абсолютно безучастны к жизни, они являли собой пример правильно гибели, от правильных рук.