Жизнь

Жизнь
1
Я закрываю глаза. Мне 18 лет. Сейчас июль 2015-го. Черногория, побережье Адриатики, Петровац. Я в море. В радиусе нескольких десятков метров нет никого – ни парохода с туристами, совершающего регулярные рейсы от местного причала, ни катера со спасателями, «для галочки» пересекающими бухту время от времени, ни такого же одинокого пловца, как я, заплывшего так далеко от берега просто потому, что хотелось плыть. Сине-голубая бездна с одной стороны, почти идеально ровная гладь моря, переходящая в небо за пределами размытого горизонта; грубая зеленоватая полоса плотно подступающих к берегу гор с другой стороны, едва различимая желтая линия пляжа, на которой крапинками расположились разноцветные точки отдыхающих с их сумками, полотенцами, лежаками и зонтиками. С берега доносится слабый гул, с трудом перекрываемый тяжелой и чистой тишиной, раскинувшейся над просторами моря, в которой то тут, то там всхлипывают барашки волн. Говорят, когда оказываешься один в такой тишине, хочется кричать что есть мочи. Но я не хочу кричать совершенно. Мне даже кажется, мой голос исчез, а рот нужен лишь затем, чтобы захватить побольше воздуха, когда я нырну. Я ныряю и направляюсь к самому дну, почти что по абсолютной вертикали: лишь холодное подводное течение кривит мое тело. Воздух заканчивается, я вытягиваюсь струной, но мои пальцы не достигают дна. Пытаюсь приоткрыть глаза, но морская соль неприятно щиплет. Проклинаю чувствительность глаз и на мгновение застываю, позволяя воде самой развернуть меня. Отталкиваюсь, едва ноги оказываются ниже рук. Прохлада скользит по пяткам.
Или это не прохлада? Не вода? Или что-то действительно коснулось меня, скользнуло по моей коже, что-то очень гладкое и очень близкое?
Страх поднимается внутри меня и одновременно спускается, встречаясь сам с собой где-то в груди глухим ударом. Это ужас перед глубиной, перед мраком, перед неизвестностью – ужас одинокого человека, когда он встречается с природой в равных условиях, ее условиях, безоружный, лишенный плодов собственного интеллектуального труда и потому лишенный защиты, вынужденный доверять своему телу, которое он ненавидел, любил, пытался совершенствовать и испортить тысячелетиями. Или это испуг, навеянный человеку его собственным воображением, вышедшим на секунду из-под контроля; воображением, дорисовывающим монстров в темноте и готовым наполнить жизнь человека страхами и терзаниями, лишь бы она не была пустой, чтобы придать ей хоть какой-нибудь смысл?
Я выныриваю, чувствую, как вода стекает по моему лицу, ощущаю соль на губах, в уши вновь вкрадывается гул побережья. Секунда дезориентации проходит. Вода прозрачная, видны пальцы моих ног, а под ними глубина, в которой растворяется свет приближающегося к зениту солнца. Ясная темнота ждет меня там, внизу, со всеми скрытыми или нескрытыми и несуществующими в ней чудовищами. И мне даже приходит в голову кинуться туда, заглотнуть Адриатики вместо кислорода, потому что тут, на поверхности, томительно скучно, гладко и ровно, ничего не происходит, в радиусе нескольких десятков метров по-прежнему никого нет, и я вдохновляюсь этой абсолютной, идеальной свободой, которой нет там, на земле, - свободой двинуться в любое направление: влево, вправо, вверх, вниз. Причем, это ты решаешь в море, где верх, где право, ты – точка отчета, и ею и останешься, как бы глубоко ни нырнул.
Однако голову начинает припекать, холодное течение находит меня, я бросаю последний взгляд на горизонт, на синюю бездну, и направляюсь к берегу под небольшим углом к нему, чтобы затем пройти по пляжу вдоль прибоя к измятому полотенцу и потрепанному рюкзаку и подумать о животных страха человека, о его воображении и о том, почему его душа прикована к земле и не может без корабля просто взять и унести его тело туда, где сходятся небо и море.
2
Я открываю глаза. Мне 20 лет. Москва, университетское общежитие. За два года я набрал вес, и мое тело уже не ощущается таким легким, каким казалось там, в Адриатике-2015. Иногда оправдываюсь: дескать, бегаю, как белка в колесе, много сижу, учу, работаю. Но вот в последние дни я только и делаю, что пью пиво, читаю, смотрю сериалы и играю в виртуальный футбол на ноутбуке. График сбит, режим сна нарушен, учебный год завершился, и мне осталось сделать совсем немного, чтобы собрать старый рюкзак и уехать на родину, в Таганрог.
Я почти не сплю. В четыре утра заставляю себя раздеться и лечь в кровать, чтобы потом в течение следующих восьми часов беспокойно просыпаться от кошмаров, духоты или холодных сквозняков. После полудня заставляю себя встать, стараясь побыстрее приготовить поесть и усесться за очередной сериал или роман. Не знаю, как долго это может продолжаться, но временами даже надеюсь, что это никогда не кончится. Бесконечный круговорот полуинтеллектуального безделья в духе Орасио Оливейры из «Игры в классики». Бывает, я выхожу на балкон, распахиваю окно и высовываюсь в проем по пояс, перегибаюсь, завороженно смотрю вниз, и мне кажется, что земля совсем рядом, стоит только руку протянуть: прыгни – и через секунду твои ступни уверенно упираются в terra firma. Интересно, эта оптическая иллюзия характерна для всех жителей двадцать-третьих этажей или же эта моя гниющая, изменчивая, неверная мне фантазия?
Когда я смотрю на черную реку асфальта внизу, то перестаю ощущать, представлять себя трехмерной объемной фигурой. Наоборот, все мое существо сжимается в одну точку, в один зрачок, хрусталик, образующий треугольник с солнцем и пренебрежительной малой площадью асфальта, куда я шмякнусь, когда решусь проверить, действительно ли до земли рукой подать. Возможно, я шмякнусь в лужу. Лето в этом году выдалось чрезвычайно мерзким. Уже на протяжении недели каждый день идет дождь, часто, когда я пытаюсь уснуть, капли непериодично ударяются о стекло, и эта асимметрия звуков буквально выводит меня из себя, выворачивает мое нутро наизнанку, мне хочется раздробить окно вдребезги… Но нет, до того, чтобы размозжить самому себе голову, дело еще не доходило. Блудливая мысль подкуплена малодушным инстинктом самосохранения. Ведь любую драку можно прекратить самопожертвованием, однако на практике результат оборачивается убийством, хотя первое – вариант более альтруистический и нередко даже справедливый.
Поэтому, все, что мне остается, это закрыть глаза. Отдаться воображению, грезам и понадеяться, чтобы время прошло быстрее и поскорее настал новый, может быть, чуть более деятельный день.   
3
Откройте глаза. Закройте глаза. Дышите. Не дышите. Откройте глаза. Дышите. Закройте глаза. Не дышите. Лучше?
Да, доктор, спасибо. Сколько с меня?
Одна жизнь.

Свистунов А.С. Лето 2017 г.