Баллада о странниках 3. Гл. 18. Свадьба

Не шли бы ноженьки резвые,
Не глядели очи ясные
Во эту светлую светлицу,
Во столову нову горницу.
За этим столом дубовыим
Будто ворона да черного
Есть чужого роду-племени.

Свадебный плач.

Миновало уже две недели, с того дня, как Агафья простилась с Дэвисом, а вестей от него всё не было. Отшумела Троица, зелёная неделя. Начался Петров пост. Агафья, впрочем, не беспокоилась – мало ли какие дела могли его задержать. В тот день его отъезда ей удалось незаметно вернуться домой – никто не докучал с расспросами, никто ничего не заподозрил, видно было, что отсутствия её не заметили. После того Агафью будто подменили, у неё словно выросли крылья. Ей казалось чудным, что всё вокруг по-прежнему, и никто вокруг не знает, что с ней случилось и что она уже не такая, как раньше. Только Мишка, встречаясь с ней взглядом, заговорщицки подмигивал ей, но молчал, ни единым словом, ни с кем не обмолвился о её свидании.
 Однажды, Андрей позвал её к себе в горницу. Ничего не подозревая, она пришла, ожидая, что речь пойдёт о чём-нибудь повседневном, вроде наряда к празднику.
- Завтра сваты приедут от князя Олега Романовича, будь готова, чтобы без этих твоих глупостей.
Сердце у Агафьи подпрыгнуло.
- Что? Ты опять? Мы же закрыли эту тему. У меня уже есть жених!
- И где он, твой жених? – с иронией спросил Андрей.
- Приедет, – отвечала Агафья, предчувствуя что-то недоброе. Тут только её охватило беспокойство о том, что обещанные Дэвисом две недели уже давно миновали.
- Слушай, мне надоело всё это. Приедет - не приедет. Завтра будут сваты от князя Олега. На Петров день сыграем свадьбу.
- Какую свадьбу? Андрей! Ты что! Я не могу, я обручена! – у Агафья затряслись губы.
Андрей с досады швырнул перед ней на стол медное колечко.
- На вот! Глупая! Узнаёшь ли? Нашли твоего дружка в речке.
Словно оглушённая смотрела Агафья на знакомое обручальное колечко, отказываясь поверить тому, что сказал брат. Земля будто уходила у ней из-под ног
- Где он? – пошептала она побелевшими губами, чувствуя, что коленки подкашиваются.
- Так говорю ж, в речке нашли, неделю назад, закопали уже.
Агафья стояла какое-то время неподвижно, что-то шепча побелевшими губами, потом закричала страшным голосом
- Ты! Ты это! Ты убил его! – она бросилась на князя, пытаясь схватить его за горло. Андрей перехватил её руки и с силой оттолкнул от себя, так, что она упала на пол.
- С ума спятила, что ли? Я его пальцем не тронул! Смотри, смотри, что у него нашли! – тут только Агафья заприметила лежащую на сундуке знакомую сумку из жёлтой кожи, - Смотри! – Андрей совал ей в лицо свиток пергамента, - Письмо Фёдора Чёрного к тевтонскому воеводе! Документы тевтонские, чертежи укреплений! Лазутчик немецкий был твой дружок, а никакой не англичанин с Афона.
Андрей сунул свиток обратно в жёлтую сумку. - Я это всё в Брянск отвезу, князю Роману, пусть разбирается.
Агафья со стоном повалилась на пол – Воды! – попросила она слабым голосом, закатывая глаза, - Воды принеси!
Андрей выбежал из горницы за водой, Агафья тем временем вскочила, бросилась к жёлтой сумке. Быстро вытащила из неё бумаги и сунула себе под рубаху, потом вырвала листы из часослова, подвернувшегося под руку, и сунула обратно в жёлтую сумку. Проделав это, она села, скрючившись на полу. В эту минуту вбежал запыхавшийся Андрей с ковшом воды в руке. За ним встревоженная княгиня.
- Агаша, ты как!
- Ничего. Лучше уже, - Агафья испила воды, потом тяжело поднялась, держась за стену, - Пойду я, нехорошо мне, - сказала она, повернувшись к двери.
- Иди, Агафья, завтра будь готова. – сказал князь  ей вслед и вопросительно взглянул на княгиню. Та ничего не ответила...
 Выйдя из горницы, Агафья обернулась, не смотрит ли Софья ей вслед, и стремглав бросилась искать Михаила. Она отыскала его в амбаре, где он пересчитывал, сколько осталось мешков с зерном с прошлого года. Агафья вцепилась в него, потащила за мешки в дальний угол амбара, подальше от глаз людских.
- Агаша, да что случилось то? – испугался он её безумного взгляда.
- Убил, убил его! – забилась она в рыданиях на руках Миши, разрывая на нём рубаху, - Убил Давида, Андрюшка проклятый! За Олега меня замуж выдаёт! Говорит, в речке нашли… его… закопали уже!
- Погоди, погоди ты рыдать-то! Не может этого быть! Как так то?
Какое-то время Михаил пытался понять, что произошло из тяжких рыданий сестры. Потом сказал, успокаивая больше самого себя.
- Нешто Андрюшку не знаешь? Соврёт, недорого возьмёт.
- Нет, Миша, не врёт он. Колечко – то Давидово у него обручальное.
- Подумаешь, колечко. Может другое какое?
- Нет, Миша, его это колечко, я знаю.
- Да, ладно, ну может быть потерял он его, обронил. С сонного сняли, али с пьяного.
Агаша притихла, горестно всхлипнув – Нет, Миша, Андрюшка, знаешь, он  Давида боялся что ли. Если вот так он меня насильно замуж решил отдать, значит, точно уверен, что его в живых больше нету.
Михаил тут понял, что сестра права, он прижал её к себе, гладил по голове, пытаясь утешить, а у самого стоял в горле сухой комок и глаза жгло.
- Вот оно и сбывается старухино пророчество – одного жениха смерть отобрала, второго – князь, - вздохнула Агафья.
- Какое пророчество?
 - Да помнишь мы, когда в Серпохов от татар бежали у старухи ночевали? Когда Давида встретили?
- Помню.
- Вот она мне и гадала на женихов. А теперь всё сбывается.
- Глупости всё это бабьи, гадания ваши. Я не верю, что Давид погиб. Помнишь, что он тебе говорил, чтобы ты никому не верила?
- Помню.
- Помнишь, как сказал, что с того света придёт? Приходил?
- Нет.
- Вот тогда и не верь, слышишь? Я сейчас сам к Андрею пойду и заставлю его рассказать всё, как было!
- Не ходи, Миша, тебе в Москву надо спешно ехать, - произнесла она, доставая из-под рубахи бумаги, - Это очень важные документы. Их Давид вёз в Москву для князя Даниила. Я их у Андрея выкрала, да неровен час, он их хватится. Езжай, Миша с Богом, отвези их Вельямину, али князю Даниилу самому. Давида уже не вернёшь, так хоть честь его, да имя доброе сохраним. Андрей говорит, что он лазутчиком немецким был, а я не верю, он эти письма в Москву вёз, а не наоборот.
- Хорошо, я отвезу. А что же скажу, где я их взял?
- Ну, так и скажи, где взял.
- Не знаю, Андрей брат всё-таки, нехорошо выйдет.
- Андрей сам виноват. Хотя ты, Миша, придумай что-нибудь. Главное отвезти их, бумаги эти, а выдавать Андрея или нет, сам решай.
- Ладно. А ты как же? Я боюсь здесь тебя одну оставить!
- Я справлюсь, Миша. Езжай! – Агафья перекрестила брата.
Через час он тайком выводил с конюшни лучшего княжеского жеребца.
- Дождись меня, Агаша. И напиши брату Дмитрию в Чернигов. Если он не поможет, никто не поможет, - сказал он Агафье.
 - Хорошо, обязательно напишу, береги себя. – она снова перекрестила его
Вскоре Михаил уже во весь опор нёсся в сторону Москвы.
Проводив Михаила, Агафья и впрямь почувствовала себя нехорошо. Она прилегла у себя в горнице и отказалась спуститься вместе со всеми к ужину, хотя Софья неоднократно посылала за ней. Тяжёлое горе давило её словно камень. Она боялась уснуть, чтобы во сне не увидеть Дэвиса, который сдержит своё обещание и явится с того света. Но сны снились цветные и радостные.
  Утром Агафья по привычке проснулась с ощущением счастья, но память быстро вернула ей события прошлого дня и снова неимоверная тяжесть навалилась на неё. Тоска цепко схватила за горло. Недомогание её не прошло, а будто даже усилилось. Приехали сваты, смотрели её, нахваливали. Всё было будто во сне. Агафья видела человеческие лица, но не различала их. Лица что-то говорили ей, но она их не слышала. Словно неживая сидела она за столом, не притрагиваясь к еде, потом опять сослалась на нездоровье и ушла к себе.
  Сваты гостили три дня, и всё это время ей казалось невыносимой пыткой носить в себе своё горе. Жить ей больше не хотелось, и она уже стала подумывать о том, чтобы найти верёвку покрепче, но обещание данное Мише её удерживало.
  Она написала брату Дмитрию, отправила записку с верным человеком, умоляла приехать. Между тем близился Петров день, а Миша всё не возвращался. Агафья с ума сходила от тревоги. Теперь каждый день она чувствовала себя нездоровой. Хотелось есть, но сама мысль о еде и запахи, доносившиеся из трапезной вызывали тошноту и отвращение. Смутные подозрения появились у Агафьи. Она попыталась вспомнить, когда у неё последний раз были красные дни, выходило около месяца с половиной назад. Груди набрякли, словно спелые плоды, до них было больно дотрагиваться.
«Затяжелела!» - с ужасом поняла она, и этот факт становился для неё день ото дня всё более очевидным.  Агафья понимала, что осталась одна и некому, теперь уже совсем некому её защитить. Дмитрий не ответил ей на её письмо. От Мишки не было ни слуху, ни духу. Андрей ругался на чём свет стоит и приставал к Агафье с расспросами, куда это он мог подеваться, но она молчала.
  Агафья больше всего боялась, что Софья проведает о её беременности и заставит вытравить плод. Предстоящее замужество грозило ей позором или изгнанием. Всё чаще и чаще приходила Агафье на ум мысль наложить на себя руки, и только забота о будущем ребёнке, единственном, что осталось от Дэвиса, плоть от плоти его, удерживало её от отчаянного шага.
  Накануне Петрова дня свадебный поезд двинулся в Брянск. Агафья лежала в повозке, набитой сеном и смотрела в синее безоблачное небо, такое же синее, как и глаза её возлюбленного. Ей казалось, что лежит она в гробу и её хоронят, а свадебный поезд – это похоронная процессия.
  В Брянске встречала их вся семья старого князя Романа. Хмурый жених мельком взглянул на неё, точно сделал одолжение. Агафью, полуживую после тряски по дороге, вырвало прямо на красную дорожку, постеленную на крыльце в честь их прибытия. Все вокруг забегали, засуетились.
- Дорогой её укачало! Укачало! – кричала испуганно Софья. Князь Андрей был мрачнее тучи. Агафью подхватили под руки, и повели на женскую половину, где девки затянули свои заунывные свадебные плачи. Вот где смогла она наплакаться всласть. Ей расплели русые косы и стали готовить к свадьбе.  Всю ночь она не сомкнула глаз.
  Утром, когда все ожидали жениха, ей вдруг сообщили, что прибыл князь Дмитрий Василькович. Она кинулась было искать его, но он сам к ней явился. Вошёл, одетый по европейской моде, щёголь и красавчик, распростёр объятия.
  Дмитрий сидел  воеводой в Чернигове. Отец ничтоже сумняшеся проклял его и лишил наследства, но Дмитрий не унывал, объездил всю Европу, учился всему, чему мог и жил припеваючи со своей красавицей панной Марысей.
  Агафья, уже обряженная, кинулась к нему в ноги с криком – Митенька, спаси меня!
Дмитрий бережно поднял её и велел сенным девкам покинуть горницу, оставшись с Агафьей наедине.
Время шло, а жениха всё не было. Наконец, явился посланец от князя Олега и передал, что свадьбы не будет и князь Олег Романович изъявил желание приять постриг в монастыре. Так и сбылось для Агафьи предсказание старухи-ворожеи – третьего жениха её забрал Бог.
Взбешённый князь Андрей схватил посланца за грудки
 – Что сие значит? Объяснить извольте!
- А значит сие, - отвечал посланец, стряхивая руки князя с отворотов своего кафтана, - что чужой невесты нашему князю не надобно.
Задыхаясь от гнева, бросился Андрей на женскую половину, распугивая сенных девок и челядь. С криком – Убью, бл**ища! – ворвался он в горницу, где находилась Агафья. Не замечая Дмитрия, кинулся к ней с кулаками, но Дмитрий загородил её собой.
- Уйди! Уйди! – орал на него Андрей, вращая налитыми кровью глазами и пытаясь  оттолкнуть брата и прорваться к Агафье. Та забилась в угол, закрыв голову руками.
Дмитрий обхватил Андрея за пояс и поволок прочь из горницы.
- Пойдём-ка, пойдём, объясню тебе кое-что, – говорил он.
- Что ты мне объяснишь? Что? – не унимался Андрей.
- Довольно! Хватит над ней изгаляться! – рявкнул, вдруг Дмитрий – Пошли, поговорить надо!
Он решительно подтолкнул Андрея к выходу.
- Мне с тобой не о чем говорить. – набычился тот.
- Так это тебе надо, не мне, - недобро усмехнулся Дмитрий.
Братья вышли из горницы и уединились в подклети.
- Ты знаешь, с кем эта бл**ища путалась? – спросил Андрей, думая ошарашить брата.
- Я – знаю, а ты – нет, - жёстко ответил тот.
- И что ты можешь знать? – надменно спросил Андрей, не понимая, откуда у брата взялся такой тон.
- Я в отличие от тебя не сижу безвылазно в своём уделе и вижу дальше своего носа. Вы с отцом всегда были ограниченными. Предел ваших мечтаний – стать князем первой ступени, да пристроить свою задницу на великокняжеский трон.
- Не вижу в этом ничего плохого.
- Конечно, только есть вещи и поважнее, чем подати брать, дани да выходы.
- Это, какие же? – усмехнулся Андрей.
- А ты не думал, почему на Русь и татары лезут и тевтоны и литва, а она ещё стоит? Не думал?
- Чего тут думать? Стоит и стоит.
- Правильно, думать это не про тебя!
- Уж не ты ли её держишь? – с сарказмом произнёс Андрей, задетый презрительным тоном Дмитрия.
- И я в том числе. Да, брат, и я. Нас немного, но мы такими делами ворочаем! Тебе в страшном сне не приснится! И тот парень, дружок Агашкин, которого ты сгубил зазря по жадности своей, по своему корыстному расчёту, тоже из тех.
- Погоди, он же…
- Нет, это ты погоди, - оборвал его Дмитрий, - Ты хоть знаешь, кому он те документы вёз, а? И какая цена этим документам, знаешь? Гнида ты!
Он почти кричал. Андрей притих и задумался, до него начал понемногу доходить смысл сказанного Дмитрием.
- Мишка эти документы в Москву поехал отвозить.  – Дмитрий перевёл дух, -  Так что теперь тебе не свадьбы устраивать впору, а о душе подумать. Человек, убитый тобой, пользу приносил, на Александровичей работал, на Данилу, да на великого князя Димитрия. Вот кому ты дорогу перешёл. Теперь сиди и думай, как тебе выкручиваться.
-Так ты его знал, что ли? – спросил Андрей, всё ещё недоумевая.
- Знал, - коротко ответил Дмитрий, - Агафью я к себе забираю в Чернигов. Марыська моя её примет, довольно вы над ней галились!
  Он вышел, захлопнув за собой дверь. Князь Андрей тяжело опустился на скамью, в голове у него гудело, мысли путались. Неужели есть власть ещё больше княжеской власти? Сидят они, хозяйничают, воюют, да не ведают того, что есть люди, которые дёргают их за ниточки. Что-то решают, с кем-то договариваются, кого-то мирят, кого-то ссорят. Все узелки войны и мира у них в руках завязаны. Теперь он оборвал такую ниточку и что-то теперь пойдёт не так и как ему быть? Глядишь, уже и Агашкин позор ерундой покажется, как посадят его в темницу, да потащат на дыбу, на дознание. Как отбрехаться теперь, откреститься от тех людей, что Давида порешили? Да что люди, документы же Мишка в Москву повёз, значит, скажет там, откуда взял-то.
Думу эту думал князь всю обратную дорогу до Рославля и решился сам ехать на поклон к великому князю Дмитрию Александровичу, дабы оправдаться.

Продолжение: http://proza.ru/2018/01/24/2514