Лабиринт, глава 6

Глава 6
-----------------------------------------
Надо посчитать баранов, чтобы заснуть. Или подумать о чем-нибудь отвлеченном. Например, о завтрашней поездке. С работы сразу на электричку. Еще и погулять успеем. Рядом с базой. Там дорожки широкие, и если не будет туч, то вполне себе светло. От луны. Поужинаем в кафе, так как после работы никому неохота будет готовить.

Ох, и нагуляемся же за два-то дня. Задрогнем на свежем воздухе, и в саунку. А потом горячая картошечка с маслицем, с мяском и соленым огурчиком. У камина. Красота. Катя еще хотела взять итальянское винцо. Но это уже на десерт. С фруктами там. Или шоколадом. И – интересные истории. У нас с Машкой это фишка. Машка говорит, что не только у нас с ней, но и у нас плюс Катя.

Не забыть бы сразу с утра обеим позвонить, проконтролировать, что взяли стеганые штаны и теплые кофты. Иначе все пойдет кувырком. Никакого удовольствия, будут сидеть как дуры в домике, и все.

А этот-то, Витька, то есть – точно решил, что вещички собираю. Дурак. Рожа сразу такая напыщенная стала. Нижнюю губу выпятил. Как еще мамочке не позвонил сразу же, не похвастался, что выжил меня из дому. А та, наверняка, и рада. Все считала, что я ее сыночку не пара. Господи, и как я все это терпела? Придет такая в гости, и все ей кажется, что ее Витеньку недокармливают, все старалась из моей тарелки в его переложить побольше. А тот знай радуется, ржет. Тьфу! И ведь не поймешь, как реагировать-то на такое. Не будешь же у нее ложку вырывать и обратно себе перекладывать. Вот и сидишь. Как идиотка. Улыбаешься. Якобы все это веселая шутка. Ха-ха. Обоссаться со смеху.

Та-ак. Что-то мы в мыслях не туда движемся. Этак заснуть ни за что не удастся. Надо о чем-нибудь приятном. Сказочном таком. О чем бы это?

Как там Машка сегодня говорила? Открываешь дверь, а за ней другой мир. Но только не такой дерьмовый, как этот. А волшебный. Прекрасный. Вот открываю я утром дверь на площадку, а там не площадка. А… Ну, допустим, парк с говорящими деревьями. И на каждой ветке – удивительной красоты цветы. Иду по дорожке, посыпанной голубым песком, надо мной разноцветное небо. Иду такая, в общем, иду. И вдруг выхожу к озеру. Прозрачному такому прозрачному. Аж все камушки видно. И рыбки маленькие плавают. Тоже разноцветные. А на берегу – скамейка. И вот сажусь я такая на эту скамейку. Нагретую, между прочим, солнцем. Смотрю поверх деревьев. И так мне хорошо. Спокойно. А тропинка от озера круто заворачивает. И я знаю, что там, за поворотом, ждет меня принц. Не на белом коне, конечно. Что за глупости? Но принц. И в руке у него э-э-э… волшебная палочка…


Будильник вонзается в уши и, слава богу, вырывает меня из какой-то серо-буро-малиновой мути, что душным пластом наваливалась, размывала и поглощала. Выбираться из постели не хочется до чертиков, но раз Витька вырубил будильник, значит, проснулся.

Лежу, лежу и чувствую, как снова начинаю проваливаться. Но нельзя. Сегодня опаздывать нельзя. Мы и так раньше уйдем. Цветочки, лепесточки. Зеленые грибочки…

Нет. Так не пойдет. Если не встает Витька, надо вставать мне. Иначе проспим оба.

Вылезаю из-под одеяла, щупаю ногами холодный пол. И нестерпимо тянет нырнуть обратно. Господи, и зачем вставать ни свет, ни заря? Опять тащиться на работу.

- Хррррррр, иуууууууу.

Гх. Так. Глаза продрать. Халат вот тут. Рядом. Халат надеть. Тапочки. Где же у нас тапочки? Так. А вот и тапочки. Хорошо. Теперь ни на что бы не налететь. Осторожно. Вот. Так. А здесь уже можно включить свет.

М-да, ну и рожа. Опухшая, опять мешки под глазами. Сами глаза красные. Волосы почему-то всклокоченные. Ведьма и ведьма. Ужас.

Спать надо больше. Больше надо спать. А не таращиться в потолок. И кто, господи, придумал эту дурацкую бессонницу? Вон Машка тоже с ней мучается. Однако ничего. Нормально выглядит. Ух, и выспимся же мы за два дня. На свежем-то воздухе.

Включаю воду, залезаю под душ. И мысли немного проясняются. Не забыть бы сушилку для обуви – вчера я ее не положила. Еще не забыть шерстяные носки. И обязательно сразу позвонить девчонкам, проконтролировать.

Вот, сразу лучше себя чувствую. Теперь тихонько в кухню. Чайник на огонь. Сделать бутерброды. И позвонить девчонкам!

- Маш. Маша! Это я, Марина.
- Да, Марин, привет. Что-то случилось? Нет, Светик, конфетку нельзя. В садике завтрак. Что ты говоришь?
- Да ничего пока не говорю. Маш, ты кофту теплую взяла?
- Что? Стой прямо. Не кривляйся! Нельзя дяденьке язык показывать.
- Кофту, говорю, взяла теплую?
- Ну да, а что? Вот теперь пошли.
- А носки? Носки взяла?
- Не отпускай руку! Что?
- Носки!
- Носки? Какие но… Ой, забыла.
- Так положи прямо сейчас.
- Марин, мы уже на улице. Светку в садик веду, уже подходим. Не могу я взять.
- Вот блин. Ну ладно, я сама тебе возьму.
- Что?
- Сама тебе возьму! Пока.
- Пока. Да перестань же ты кривляться.

Надо же, Машка еще раньше меня встает. Как минимум на час. Ну, а чего я ожидала-то? Ведь надо самой собраться, дочку собрать, в садик отвести. Да, дети – это тебе не хухры-мухры. И ведь наверняка сама после бессонной ночи. Ну, Машка, ты молоток. Ладно.

- Алло, Катя.
- Нет. Никакого дня рождения. Нет, я тебе сказала! Привет, Васильна. Мой-то уже опять квасить намылился, представь. Нет, Толстик!

Я молчу, пережидая начинающуюся на том конце провода ссору.

- Заколебали уже своими пирушками. Специально вечером позвоню на домашний. Проверю. Что ты говоришь, Васильна?
- Ничего не говорю. Давай перезвоню позже.
- Да нет, нет. Если что-то надо, то лучше сейчас. Я уже выхожу.
- Ты кофту теплую не забыла?
- Что? Ага, еще домой никого не приводил, слава богу. Что говоришь, не расслышала.

Да-а, звонить кому-то с утра идиотское занятие. Все бегают, опаздывают, ругаются. И еще ты тут такая выпадаешь.

- Катя!
- Что? – доносится звук бьющегося стекла, потом возня.
- У тебя с собой обязательно должна быть теплая кофта и теплые носки. Слышишь?
- Слышу. Вот черт! Жрать надо меньше, вот и все. Дурак. Я поняла тебя, все уже взяла. А ты забыла, что ли?
- Нет, просто хотела напомнить. Машка вон носки забыла.
- Взять ей?
- Не надо. Сама возьму.
- Ну ладно. До встречи. Нет! Чтоб никакого мне тут Васьки! - опять звуки возни.
- Пока.

Так. Вроде бы все собрала, что нужно. Теперь надо Витьке записку написать. А то обрадуется и замки завтра же поменяет. Где же был карандаш-то? Всегда, вроде, на холодильнике лежал. Ага.

«Витя» - вывожу на найденной четвертушке бумаги. «Мы с девчонками уеха». В комнате что-то падает. Прислушиваюсь. Доносятся проклятия. Дверь вздрагивает как припадочная, и в коридор вываливается Витька в измочаленной пижаме. Дико смотрит на меня, силится что-то сказать, но только кривится. Обводит выпученными глазами кухню, не сразу находит вход в туалет. Слышится журчание.

Похоже, нужно поторопиться, чтобы не пересекаться с ним лишний раз. Ладно. Так. «ли на выходные за город.» - продолжаю я. «Вернемся в воскресенье поздно вечером. Не думай выставлять мои вещи на лестницу и менять замки. Напоминаю, мы все еще женаты, и оба официально являемся собственниками этой квартиры. Надеюсь на твое здравомыслие. Марина».

Перечитываю записку. Вроде, все что нужно, написала. В ванной тем временем включают воду. Пора.

Кладу свое послание на видное место. В спешке натягиваю спортивную куртку, ботинки. Взваливаю рюкзак. И выхожу.

На улице опять пролетает снежок. Но в районе Кедровой Запади должно быть сухо. По крайней мере, в эти выходные. Вокруг меня люди спешат на работу, и я в их массе выгляжу несколько странно в своем туристическом наряде. Вон мужик неодобрительно косится. А та расфуфыренная мадам смотрит и вовсе осуждающе. Так и тянет показать ей язык, если на то пошло. Таким бы расфуфыренным не ножками топать – к метро – а на машинке раскатывать. Хотя на машинке сейчас чревато. Пробка чуть не от нашего дома. Вероятно, на метро все-таки быстрее.

Надо же, оградка по-прежнему на том же месте. Будто стояла здесь всегда. И мне даже самой уже не очень верится, что в какой-то другой жизни было иначе. Кто знает, может, и жизни-то этой не существовало вовсе. Одна ложная память.

Прикасаюсь носком ботинка к железной изогнутой трубе загородки. Она вполне себе вещественная. Не туман, не воображение. Как и пятно на щеке мужа. Как новая старая подруга Катя.

Странные вещи, что ни говори, случаются иногда. Еще месяц назад рассказали бы – не поверила. И будто лавина рухнула, закрутила в снежный ком и меня. Словно открылась впереди дверь. Но ведущая куда? Сейчас мне кажется, что в ее проеме пустота, чернота без звезд. Но что будет, если я сумею подойти ближе, встать на пороге и выглянуть наружу. Что я увижу там?

Если уж чудеса случаются, то происходило бы что-то замечательное. Например, корзина цветов в комнате или возможность раскрасить унылое небо. Или… Ну, как вот я ночью представляла мир, который лежит за пределами квартиры. Так нет – оградка вот, пятно. Появилась, конечно, Катя. Но мы и с Машкой вдвоем дружили неплохо. Должен быть человек, которому можно рассказать все, и который спокойно выслушает и сумеет оценить ситуацию со стороны. И если есть хотя бы один такой человек, то дальнейшее количество уже не важно.

В метро мне сегодня тяжелее – с таким-то рюкзаком. Мало того, что тяжелый, так для него еще нужно дополнительное место. Не поставишь ведь его на собственные ноги. Даже не знаю, надо было раньше выходить из дома, что ли. С другой стороны, что раньше, что позже – все равно будет толпа, которая схлынет только часам к двенадцати. Интересно, как там Машка с ее автобусом? Катя-то, понятно, мучается в метро не лучше меня.

Лица вокруг. Озлобленные. Перекошенные. Редко когда отрешенные. Лица и затылки. Локти. Тела, вдавленные друг в друга не хуже любовников. А еще запах. Как-то раньше я не задумывалась, до чего люди могут быть вонючими. Хотя одно и то же вижу ведь постоянно. Утром на работу, вечером с работы. Прыг скок. Скок прыг.

Даже не верится, что уже вечером мы будем среди леса, чистого воздуха и тишины. Словно сказка. Словно мечта.

Мечта… Да уж. Вот что можно назвать моей мечтой? Сейчас, сегодня. Теперь. Самое забавное, что ее нет. Живешь, как обычно, ни к чему не стремишься. Нельзя же за мечту принимать желание больше зарабатывать или иметь огромную удобную квартиру. Вообще, все материальное не имеет к мечте никакого отношения. Мечта – это что-то фантастическое, фееричное. Например, летать без крыльев. Или видеть иные измерения. Уметь входить и выходить в другие миры. А заработать кучу денег или стать незаменимым специалистом – и не мечта вовсе...

- На следующей выходите? – прерывают мои мысли на самом интересном пассаже.

Поднимаю глаза на человека напротив, которому, видимо, загораживаю выход.

- Да.

Он кивает. Я отворачиваюсь. Но словно продолжаю видеть высокого сутулого мужчину. Рано постаревшего, с сетью морщин. И живыми блестящими глазами. Интересно, о чем мечтает он? Если мечтает, конечно.

Чего вообще хотят люди? Каждый в отдельности и все вместе. Нужно ли им что-то помимо успеха, положения, власти, богатства? Здоровье. Да, еще здоровье. Но вот помимо этого? Помимо того, чтобы доказать всем окружающим и себе в том числе, что ты крутой. Что ты круче всех. Что ты сумел. Пролез. Достиг. А другие – нет.

Странно все-таки. Неужели человек создан только для того, чтобы любыми способами добиваться первой и главной роли? Зачем нужна эта постоянная борьба, отжимание места под солнцем, стремление удовлетворять свои, и прежде всего свои, желания и потребности? Получается слишком однобоко. Будто и нет в нас никакой искры божьей. Будто мы хлам, мясо.

- Станция Хомяковская. Следующая Навязина.

Мешкаюсь с тяжелым рюкзаком у раскрывающихся дверей, и тут же получаю несколько тычков сзади. Добрым согражданам не терпится выйти.

- Разрешите, помогу?

Чьи-то руки подхватывают мой рюкзак. И я вижу, что это тот самый мужчина. Он улыбается, наверное, стараясь подбодрить. Но улыбка его – как темная трещина в камне.

- Спасибо.
- Ничего, ничего, - он немного сгибается, но шаг не замедляет. Видно, что тоже спешит. – Бывает, - и снова пытается улыбнуться.

На эскалаторе становится на ступеньку впереди меня, чтобы я видела, что вот он здесь, и никуда с моим рюкзаком бежать не собирается. Однако ни заговорить, ни завязать знакомство не пытается. И я благодарна ему за это – хоть кто-то делает что-то, ничего не требуя взамен.

- Ну, дальше вы уж сами, - поясняет мужчина, когда мы выходим из чрева подземки.
- Спасибо огромное.

Он поднимает голову и прищуривается, словно видит меня впервые.

- Не стоит, - говорит он. – Бывает всякое.

И уходит. Высокий, сутулый. В мятой куртке и дурацкой шапке с помпоном. А меня по-прежнему толкают, цыкают, шипят. Ведь я по-прежнему загораживаю выход. Только уже другой.

Перехожу дорогу и останавливаюсь, раздумывая, где удобнее идти.

- Так-так. Стоит оставить ее одну, как рядом появляется мужчина, - Катя поджидает меня, поставив свою сумку на скамейку.

Столь нелепо видеть ее в громоздком туристическом наряде, что сразу и не узнаешь. Знаком только голос, да улыбающееся лицо.

- Привет, Катя, - улыбаюсь в ответ. – Давно стоишь?
- Да вот, решила передохнуть – тяжелая, собака. Оглядываюсь, а Васильна уже шуры-муры с каким-то мужиком.
- Да какие шуры? - фыркаю я. – Какие муры? Слава богу, хоть нашелся добрый человек, помог вынести рюкзак из вагона.  А то бы растоптали.
- Почему? – удивляется она. – Тут же не очень много народу. А-а, - она понимающе кивает. – Наверное, ты стояла у самой двери.
- Так легче выйти. А ты, разве, нет?
- Да я специально в последний вагон села. Там вообще оставалось пять человек.

Да. Катя, как обычно, поступила наиболее разумно и рационально. Не то, что я - зашедшая в метро чуть не на автомате и пристроившаяся в привычное место. Наверное, в моих глазах проскальзывает восхищение.

- Что-то не так? – смеется она. – Любишь ты, Васильна, загадывать загадки. Пойдем уж, а то Кирпич нас прирежет.

Мы взваливаем на спины тяжелые сумки и направляемся к ближайшей дорожке.


- Маша, ты нормально добралась? – пишу я Машке.
- Ну да, - с некоторой задержкой отвечает она. – А что?
- Ну, с этим рюкзаком, да еще утром. Народу везде, как обычно.
- Да мне труднее было Светку в садик доставить. Сережика вчера просила нас отвезти. Так сегодня он послал меня ко всем чертям. Ему-то на работу к часу.
- Ой, слушай, да и мой Толстик не лучше, - подключается к переписке Катя. – Отказался, и все. У них сегодня попойка намечается, так он специально на трамвае поехал.
- Что, так и не дал тебе слово, что не пойдет?
- Нет, зачем же? Пообещал. Только как пообещал, так и нарушит, - Катя присылает гневный смайлик. – Если бы не собирался, взял бы машину.
- По поводу Светки нормально договорилась?
- Ну да. Мама ее вечером заберет из садика к себе. А утром в понедельник отведет.
- Марина, - подает Кирпич голос из своего закутка. – Подготовь-ка мне сводку и коммерческое предложение по последнему проекту.
- Хорошо, Борис Борисыч, - поворачиваюсь я к нему и вижу его нахмуренную бычью рожу; чем-то недоволен, что ли? – А к какому сроку?
- Ну. За сегодня. Сделаешь?
- Не уверена, Борис Борисыч.
- А за сколько сделаешь? – он ерзает на стуле и даже порывается встать.
- Там дня два потребуется, не меньше.
- Чего так долго?

Катя сначала сосредоточенно смотрит в монитор, потом переводит взгляд на начальника.

- Борис Борисыч, там же потребуется расчет трудозатрат, - поясняет она. – А это не пять минут, как вы понимаете.
- Кхм, - двигает он бровями, шлепает губами. – Ты хотя бы в общем. Общими, в общем, чертами. Оценочно. Мне нужен результат сегодня. Чтобы подготовиться к утреннему совещанию в понедельник.
- А-а, - тяну я. – Вы не забыли, что мы с Катей у вас сегодня отпрашивались с четырех?
- Что? – он обводит нас маленькими глазками, смаргивает. – То-то я смотрю, вы обе сегодня странно одеты. В театр, что ли? – собственная шутка кажется ему удачной, и он начинает трястись от почти беззвучного смеха.
- Точно, Борис Борисыч, - подтверждает Катя.  – Опера «Зима в Приднестровье». Билеты как раз в партер.
- Это что за опера такая? – настораживается Кирпич. – Современная, что ли?
- Ну зачем же? – приветливо отвечает она. – Композитор Мусоргский, восьмидесятые годы девятнадцатого столетия.
- Вон оно что, - в голосе начальника проскальзывает уважение. – Не зря я подумал, что что-то знакомое.
- Ну конечно, - подхватывает Катя, пока я неимоверными усилиями стараюсь не расхохотаться в голос. – Темы, знакомые с детства – «Времена года», «Картинки с выставки», «Зима в Приднестровье».
- И что? Всех заставляют так одеваться? – недоумевает он, еще раз окидывая нас взором.
- Юбилейный концерт, - невозмутимо поясняет Катя. – Положение обязывает.
- Ну ладно. Тогда конечно. Тогда, Марина, ты так, в общих чертах, в общем. Чтобы мне хотя бы понимать.
- Хорошо, Борис Борисыч, - говорю я и начинаю рыться в материалах.

Катя наклоняется к монитору и принимается стучать по клавишам.

- Ты мне накидай верхнеуровневые работы, - пишет она. – Я примерно оценю трудозатраты. Введение тоже беру на себя, - она поворачивается и делает мне большие глаза, потом продолжает. – Иначе нам не успеть на электричку. А следующая только через полтора часа. Сама понимаешь.

Еще бы не понимать. Приедем поздно, опоздаем на ужин. Да и шарашиться в ночи – мало приятного.

- Ладно, - пишу в ответ. – Ты там только не тормози. И не лажанись.
- Ой, ну куда там…, - и присылает смешную рожицу.


На обед мы обе, конечно, не идем. И Машка вынуждена в кафешку тащиться в одиночестве. Что вовсе не способствует поднятию ее духа, так как теперь она опасается, что мы не поедем вообще. Но опасается она тихо и неявно. И степень ее нервозности я понимаю только оттого, что давно и хорошо ее знаю.

Кирпич, на всякий случай порывшись в интернете, какое-то время бросает на нас свирепые взгляды. Но скоро успокаивается и уже строит веселые гримасы – ведь не у каждого в отделе есть такие «приколистки», иной раз можно и блеснуть.

Наконец мы заканчиваем и, повозившись с сумками, идем к метро. Снова пролетает редкий снежок.

- Жрать хочется, - говорит Катя.
- Я взяла вам пирожков, - Машка в шапке с кисточкой выглядит прямо как Буратино.
- Пирожки, конечно, хорошо. Но всухомятку не очень, - мрачно замечает Катя.
- Чай возьмете на вокзале.
- Ага, - фыркает Катя. – А потом два дня с унитаза не слезем. Будем с Васильной друг друга отпихивать.
- Ну и ладно, - немного обижается Машка. – Сама все съем.
- Да перестань, - ободряю я ее. – Она же дурью мается. Подкалывает тебя. А ты и ведешься. Будто первый день ее знаешь.

Катя усмехается, смотрит на меня долгим взглядом. И опять мне кажется, что что-то в нем проскальзывает. Непонятно все-таки.

На вокзале мы берем билеты, благо, что огородная пора закончилась, и народу немного. И, поприпиравшись по поводу чая, покупаем томатный сок. Я знаю, что пирожки вкусные, мы не раз их брали на полдник, но перспектива поедать их холодными в продуваемом вагоне да еще запивать холодным же соком – вовсе не радует. Однако делать нечего.

Когда объявляют посадку, выбираем в вагоне свободный загончик подальше от двери, на одну скамейку сваливаем сумки, на другую усаживаемся сами. Состав трогается.

- Ну вот и покатили, - комментирует Катя, провожая глазами станционные здания.

Машка вытаскивает пакет, разворачивает бумагу.

- Вот эти с капустой, - поясняет она. – А эти с картошкой и грибами.
- Ты молодец, - говорю я. – Что бы мы без тебя делали. Да, Катя? – спрашиваю я с нажимом.
- Что? – отводит она взгляд от начавших мелькать елок и рассеянно смотрит, потом кивает. – Да-да, конечно. Я ведь тогда шутила. Неужели ты приняла всерьез? – она кладет ладонь на руку склонившейся Машки.

Та поднимает голову, тоже всматривается.

- Да ну вас. Обеих, - говорит она. – Вечно не поймешь, серьезно или нет. Хотя бы с друзьями нормально бы себя вели.
- Ну прекрати, ты чего?
- В первый раз, что ли? Но ваше счастье, что я все время в прострации, иначе…, – тут Машка строит такую уморительно зверскую гримасу, что мы покатываемся со смеху. – Мазохист я, что ли? – философски заканчивает она.
- Ага, - подтверждает Катя. – Все мы тут такие собрались. Мазохистки, - она снова фыркает. – Иначе бы и не сошлись. Как говорится, дурак дурака…
- Ой, девчонки, красиво как! – прерывает ее Машка. – Смотрите.

И правда. Недавно выпавший снежок тоненькой мохнатой шубкой покрывает ветки деревьев, особенно впечатляюще покоясь на ветвях елей. Сразу веет чем-то вроде Нового года.

- Все, девчонки, - подытоживает Катя. – Недельки через три поедем кататься на лыжах. Возьмем пирожков, - она бросает преувеличенно грозный взгляд на Машку. - Термос с чаем. Сначала накатаемся, а потом там же, в лесу, устроим посиделки. Пока не замерзнем.
- Только надо на север ехать. Не на юг, - с напускной серьезностью замечает Машка и скашивает морду набок.
- Ну конечно. Здесь он еще триста раз растает.
- А взять километров сто к северу от города, и нормально.
- Точно.

Мы открываем сок и принимаемся жевать пирожки, которые в горячем варианте были бы вообще объедение.

- А ты что же, - спрашиваю я Машку, глядящую в окно. – Не будешь?

Она поворачивается сразу. Видимо, смотрела просто так, а не впадала в задумчивость.

- Не знаю. Вроде бы пока не хочется.
- Смотри, Мария, - внушительно замечает Катя. – Когда захочешь, ничего не останется.
- Ой, ну и ладно.

Поезд трясет на стыках. Мимо с ужасающим грохотом проносится товарняк. В вагоне включают свет. И вдруг становится до ужаса голо и пусто вокруг. Народу почти нет. Обшарпанные скамейки. Грязный, заплеванный подсолнечной шелухой пол. Бабка, которая все время поправляет платок.

И мне почему-то кажется, что это и не поезд вовсе. А некий болид, несущийся вне времени и пространства. Непонятно где, непонятно куда. И все, что меня окружает сейчас, просто фантом. Ткни пальцем, развалится. И откроется истинная сущность того, что скрывала эта иллюзия.

Нереальность происходящего настолько пугает, что я принимаюсь ощупывать себя. Чтобы убедиться, что руки – это руки. Лицо – только лицо. И ничего больше или меньше…

- Васильна, ты чего? – Катя вытаращивает глаза, не успевая донести до рта кусок пирога.
- А что такое? – поворачивается и Машка.

Гляжу на них, и все еще не верю, что они – это просто они, а все вокруг – настоящее.

- Да что с тобой? – не унимается Катя, и принимается трясти меня за плечи. – Прямо побледнела. Сейчас бы водички.
- Такой дубарь. От воды-то, наверное, еще хуже станет.
- Да ну вас, - отмахиваюсь я. – Холодно.
- Тебе поблазнилось что-то, что ли? – не отстает Катя. – Похоже, что да, - поясняет она Машке. – Уж я-то тебя знаю. Давай, колись.
- Лучше куртку надень, - поднимается Машка, чтобы снять ее с крючка. – Сейчас уже приедем.

И то верно. Еще две станции, и Калецк. Всовываю руки в рукава, запахиваю полы.

- Наверное, пора в такси звонить, - Катя наконец отправляет в рот остатки пирога. – Или чего? Сначала в магазин зайдем?
- Конечно, в магазин, - киваю я. – Закупимся. Да и машина оттуда дешевле будет, не то что с вокзала.
- Ну что, получше стало? – Машка вытаскивает из сумки бутылку с водой. – На-ка, вот.
- Ну Маш, - говорю я. - Сок холодный, вода холодная, пирожки холодные.
- И сама жизнь – дерьмо! – с серьезным видом заканчивает за меня Катя и двигает бровями.

Хихикаю и подталкиваю ее локтем.

- Ну да, - подтверждаю я. – Пока не добрались до домика.
- Девчонки, хватит рассусоливать. Пора собираться, - Машка натягивает шапку и принимается закручивать вокруг длинной шеи шарф.

Не успеваем мы одеться и подтащить сумки к выходу, как электричка останавливается. В спешке вываливаемся на платформу – с тяжелыми рюкзаками это выглядит грацией бегемотов – и переводим дух.

- Так, - говорит Машка. – Магазин вон за тем углом.
- Ты уверена? – Катя не слишком доверяет ее способности ориентироваться в пространстве.
- Конечно, - подтверждаю я Машкины слова. – Мы с Витькой не раз тут были.
- Ну ладно.
- Такси не желаете? – подкатывает к нам нахального вида мужик.
- Спасибо, нет, - не глядя на него отвечает Катя.
- Небось до Кедровой Запади? - продолжает приставать тот.
- Такси? – появляется другой, в сдвинутой набекрень кепке.
- Отвали, - зыркает на него первый. – Мои клиенты.
- С чего это твои, - упирает руки в боки тот, что в кепке.
- Дамы, машина уже к вашим услугам, - галантно предлагает третий. – Разрешите ваши сумки?

Мы даже несколько шалеем от такого напора. Первой опоминается, конечно же, Катя. Она решительно отодвигает протянутые к ее вещам руки и взваливает рюкзак на плечи.

- Пойдемте, - вполголоса говорит она нам. – И побыстрее.

Понукать нас и не требуется.

- До чего приставучие, - комментирует Машка, пока мы переходим привокзальную площадь. – Ужас.
- Такси недорого, - проявляется еще одна фигура. – До Кедровой Запади скидка.
- Нам в санаторий, - через плечо отвечает Катя. – «Лопушки». Не слышали?
- Куда?? – изумляется мужик.
- Вот не слышали, а навязываетесь, - назидательно вставляю я. – А еще говорят, таксисты знают все.

Машка хрюкает, и до мужика начинает доходить.

- Прикалываетесь, что ли? – несется нам вслед.

Но мы уже далеко и заворачиваем за угол. Тускло мигающая надпись «Гастроном», унылого вида витрины.

- Отлично, - констатирует Катя. – Кто-то должен остаться с сумками, иначе мы ими все там снесем.
- Давайте я, - предлагает Машка. – Вы вдвоем лучше выберете.
- Картошка, консервы, крупа и масло. Все?
- Хлеба еще надо, - вспоминаю я.
- И печенья или конфет, - Машка строит умильную рожицу. – Без сладкого просто умру. А чай я взяла.
- Нет, ну швейцарские конфеты я захватила, - говорит Катя. – К вину.
- Ну, то к вину, - не отстает Машка.
- Она намекает, что намерена потихоньку перетаскать их все, - по секрету сообщаю я Кате и скашиваю глаза на Машку; та фыркает.
- Да-а? – преувеличенно удивляется Катя.
- Да, - скромно подтверждает Машка.

Оставив ее с вещами, мы двигаем в недра магазина. Полки небогаты выбором, но деваться нам некуда. Катя тщательно выбирает соленья. Возьмет банку, покрутит в руках, посмотрит на свет, встряхнет. Поставит обратно. И переходит к другой. А я тем временем осматриваю картошку.

- Слушай, нам ведь хватит трех банок тушенки? – спрашивает она.

Оборачиваюсь и вижу, что пока я рылась в овощах, она уже приступила к выбору нашего мясного рациона.

- Хватит, конечно. Мы ж не мужики.
- И то верно, - она звякает уже чем-то другим. – А что, все-таки, тебе привиделось в вагоне?

Я замираю. И чувствую, как напрягается моя спина. Интересно, почему Катя так уверена, что мне что-то показалось?

- С чего ты взяла? – медленно спрашиваю я.
- Что что-то привиделось?
- Ага.

Она разворачивает меня к себе. Голубые глаза, темно-серые крапинки ближе к зрачку, одна бровь чуть выше другой.

- Неужели ты думаешь, что я не увижу, когда с тобой что-то происходит? Может, у нас зря нет друг от друга секретов, но это факт, - она опускает руки. – Ну так что? Давай, рассказывай.
- Слушай, вот ведь пристала, - дергаю я плечом. – Да там и рассказывать-то нечего.
- И все же, - Катя принимается рассматривать банки с горбушей в собственном соку. – Ты бы с картошкой-то и луком поторапливалась, - говорит она как бы между делом. – Машка наверняка уже клянет нас на чем свет стоит.

Я наконец кладу в уже полную тележку сетку с картошкой. Перехожу к полкам с крупой.

- Словно и не здесь ты была. Верно? – спрашивает Катя.

Оглядываюсь, изумленная донельзя. И вновь, почти со ступором, вижу, как сквозь ее глаза будто смотрит кто-то другой.

- Господи! – смаргиваю я, и видение пропадает. – И откуда ты что берешь?
- Странно, что ты не хочешь рассказывать, - она сдвигает шапку вверх и трет лоб. – От шерсти прямо невозможно, - чуть не в сердцах восклицает она. – Вся кожа чешется.

Зря она это сказала. Пока не говорила, я как-то и внимания не обращала. Но теперь мне кажется, что у меня горит вся голова.

- Ну ее к черту, - сдергиваю я свой чепец и засовываю в карман.

Катя принимается тихонько смеяться.

- Никакой-то у тебя, Васильна, выдержки, - с апломбом замечает она.

Но через минуту тоже снимает шапку. И все еще хихикает.

- Показалось мне, что мы где-то не здесь, - неожиданно для себя говорю я. – Словно вообще где-то вне всего известного людям.
- Да-а? – щурится Катя.
- И страшно мне стало. И одиноко. Потому, что все вокруг просто фантомы. Всё иллюзия. Вообще всё, - я шмыгаю. – И что долей секунды позже вся эта иллюзия вдруг щелк - и выключится. И я увижу все так, как есть на самом деле.
- Интересно как, - нагибается над тележкой Катя. – Машке бы точно понравилось. Она любит все такое.
- Машка-то? – спрашиваю я. – Машка-то да.

Мы трогаемся с места. Она катит тележку к кассам. И я уже вижу хмурую Машку, уныло торчащую у выхода.

- Только кто знает, - вдруг говорит Катя. – Может, это все и правда.
- Что правда? – поворачиваюсь я.
- Да то, что тебе привиделось. Может, и нет никого и ничего. Ни нас, ни этого города, ни планеты.
- С чего ты взяла? – мои брови неудержимо ползут вверх.
- Неужели ты думаешь, что кто-то что-то знает наверняка? – она пристально вглядывается в мои глаза.
- Девчонки! – кричит Машка и машет нам рукой. – Девчонки, поторопитесь. Такси уже приехало, а вы все возитесь.
- Такси? – спрашиваем мы обе в унисон, переглядываемся и начинаем смеяться.
- Какое такси? – уточняю уже я одна.
- Такое! Не пешком же вы, надеюсь, собираетесь идти?


Едем по ухабистой дороге. Фары на мгновение вырывают из темноты стволы деревьев и тут же отпускают их.

- Что, здесь всегда так? – спрашивает Катя, в очередной раз ударившись макушкой о потолок.
- Все не могут починить, идиоты, - отвечает за нас шофер. – А из-за этого деньги теряют. Не каждый дурак поедет на своей-то машине. А если на электричке, вон как вы, то уже и в город не выедешь сам по себе. Только такси вызывать.

Катя делает большие глаза и подмигивает нам.

- Да-а, - говорит Машка. – Стемнело. Получается, и не погулять.
- Какое «гулять»? – продолжает словоохотливый мужик, словно разговаривать мы можем только с ним. – В лесу сейчас хоть глаз выколи. Если только по территории. Она ж у них большая. И с фонарями.
- Вы уверены? – изображает неподдельный интерес Катя.
- А то! Если едут на неделю или две, так приходится до коттеджа довозить. Вещей берут – уйму. Вот только не пойму, зачем их здесь столько. Не юга же, сто раз в день наряды менять. Сейчас-то слякоть уже. Грязь. Вы зимой приезжайте на лыжах кататься – красота! Летом тоже хорошо. Охота же вам сейчас тащиться? Там и народу-то, наверное, почти никого.
- Вот и слава богу, - вполголоса говорит Машка.
- Темнеет, опять же, рано. А светает поздно, - шофер резко выворачивает руль, объезжая особенно большую рытвину, и мы с Машкой падаем на Катю, придавливая ее к дверце.
- Эх-х, - выдыхает она. – Полегче, девчонки, полегче. У меня и так уже на башке шишка. Только синяков и не хватает.

Мужик издает короткий хохоток и вновь выворачивает руль. Уже в другую сторону. Теперь в стиснутом положении оказывается Машка.

- Хорошо едем! – комментирует Катя.
- Это точно, - хрипит моя вторая подруга, изо всех сил отпихивая меня от себя.

А я все пытаюсь вспомнить, неужели в прошлом году было точно так же? Или мужик ради собственного развлечения растрясает городских дамочек?

Наконец в колеблющемся свете фар появляются ворота. Машина останавливается. Шофер чешет в затылке, потом оборачивается:
- Ну вот и Кедровая Западь. Приехали. Вы тут первый раз, что ли?