Гермес и отрок Филомей

Он сел на гончарный круг и весело завертелся на нем. Пока горшечник не видит, можно и порезвиться. А если вдруг заметит – треснет ученику по затылку, чтоб не шалил. Он строгий, и рука у него крепкая. Папа отдал Филомея в обучение, и теперь отрок вынужден месить проклятую глину, пачкая руки, трудиться, не разгибая спины. А ведь живут же люди, его ровесники. Например, сын полководца Ксифократа Ификлет – всего-то на годик старше его, а уже ходит в золоте и персидской парче, водит дружбу с сильными мира сего и близко знаком с гетерами. Иначе и не может быть, если твой папа – великий воитель, выигравший много битв и привезший кучу трофеев. Что уж говорить о детях богача Тавромаха или политика Демопатра. А он, сын простого гончара, будет вечным гончаром, и его дети тоже станут…

Неожиданно заскрипела калитка, и во двор горшечника Полигноста вошел незнакомый человек в пыльном плаще и широкой шляпе с потрепанными полями на кудлатой голове.

«Одет как беотийский пастух, - подумал отрок. – Впрочем, и грозный Зевс, бывало, принимал обличие нищего странника».

- Мальчик, устал я с дороги, поднеси мне попить, - обратился он к Филомею и уселся на лавку возле входа в дом горшечника.

«Что ж, путников надо привечать. Ведь случайно забредший во двор бродяга может оказаться каким-нибудь богом, которому наскучил Олимп и он решил прогуляться», - подумал юнец, забежал в дом, наполнил чашу молоком и угостил путника. Когда он протягивал ему сосуд, взгляд Филомея упал на сандалии путешествующего – они были украшены золотыми, а, может, просто позолоченными крылышками, так контрастировавшими с потертыми, пыльными и грязными ремешками простой мужицкой обуви.

- Да, я Гермес! Ты удивлен? – путник, отхлебнув козьего молока, поднял взор на Филомея.

Лицо бога, затененное широкополой шляпой, совсем не походило на классические лики герм, во множестве стоящих на росстанях древнегреческих дорог. Лицо простого мужлана.

- Спасибо, - он протянул опустошенную чашу оторопевшему отроку, – ты, конечно же. хочешь, чтобы я тебя вознаградил?

- Да! – воскликнул Филомей и едва не выронил чашу из рук. – Я знаю, что ты, Трижды Величайший – покровитель торговцев. Но мне претит купля-продажа: сидеть в лавке, пересчитывать монеты, каждый день торговаться с посетителями агоры, расхваливая свой товар… Это не по мне, пусть даже ты даруешь мне успех во всех делах.

- Что же ты попросишь? – Гермес пристально глядел в лицо юнца.

- Ты – хранитель тайных знаний. Приобщи и меня к ним! - радостно восклицал Филомей. – Египтяне чтят тебя под именем Тота. Сделай же и меня всезнающим, вторым после себя.

Гермес печально улыбнулся и ответил:

- К чему тебе все тайны мира? Ты быстро разболтаешь их: сверстникам, с которыми играешь, торговкам на базаре, случайным путникам вроде меня… Мне жаль дарить великие тайны мира тому, кто неспособен их сберечь от чужих ушей. Увы…

Филомей разочарованно вздохнул. И вдруг его осенила дерзкая мысль:

- Гермес, ты – покровитель воров, некогда угнавший священное стало Аполлона. Ты ведь можешь превратить меня в удачливого и неуловимого вора?

- Могу, почему же нет? – Гермес лукаво улыбнулся.- С сегодняшнего дня можешь приступить к этому занятию, и удача станет сопутствовать тебе всегда.

В ту же ночь Филомей оставил дом горшечника, перед тем обокрав учителя. С тех пор кривая дорожка воровства и грабежа стала его жизненной стезей. Он обчистил особняки многих богатеев, притом не гнушался грабить пьяных матросов в Пирее и даже паломников, отдыхающих по дороге в Элевсин или Дельфы. Он быстро овладел воровским арго и сколотил шайку себе подобных. Его сообщников ловили и казнили, но сам Филомей благополучно утекал от преследователей. Награбленное он тратил в харчевнях, где пьют вино по-скифски, не разбавляя, и играют в кости. При этом не забывал делиться с бедными, отдавая им десятую долю своей добычи, за что и снискал у бедноты славу благородного разбойника. Однажды он обманул бдительность стражи и удачно поживился в сокровищнице самого Креза. Что ж, с богатейшего из владык не убудет. Один знаменитый тиран грозился изжарить вора в чреве медного быка. А Филомей между тем под покровом ночи вместе с подобными себе жуликами украл орудие казни, затем шайка распилила его и выгодно продала кузнецам-медникам на переплавку.

Как-то раз узнал Филомей, что в одном из храмов Арголиды стоит золотая статуя Аполлона, а охраняет ее старый подслеповатый привратник. И Филомей загорелся идеей совершить самую кощунственную в своей молодой жизни кражу с самым богатым «уловом». Похитив изваяние бога, он обеспечил бы себя на всю оставшуюся жизнь, перестав красть и вообще делать что-либо. Все Ксифократы и Тавромахи мира завидовали бы ему черной завистью…

Он проник в храм ранним утром, когда светило едва взошло над горизонтом. Привратник мирно спал, жрец хворал – и утренние службы не велись. Вместе с подельниками он сумел вынести статую, погрузил ее в телегу, надежно прикрыв добычу сеном, а товарищей отпустил, договорившись встретиться с ними под вечер в придорожном кабаке.

Он ехал и беззаботно распевал, зная, что и в этот раз Гермес поможет ему уйти от возможной погони, сбыть краденую вещь и разбогатеть. Его веселый напев оборвался, едва увидел он в небе стремительно несущуюся колесницу, которой правил сам Мусагет. «С Аполлоном шутки плохи, – лихорадочно размышлял Филомей, гоня коней. – Стрелы его не знают промаха». Что делать? Где укрыться от мести оскорбленного божества? В лесу? Но золотые стрелы найдут его и достанут сквозь толщу зеленой листвы. Дома, затворив окна и двери? Но стрела проникнет внутрь и сквозь дымоход или пробьет двери, ставни… «Надо искать убежища в ближайшем храме Гермеса. Мой патрон защитит меня», - думал Филомей.

Он плотно затворил ворота храма, предварительно выгнав служек (Да кто они такие, это ему благоволит бог воров!) и пал пред фигурой бога.

- О Трижды Величайший! Ты однажды угнал священное стадо у солнечного бога. Я, простой смертный, никогда не смогу сравниться с тобой в искусстве кражи. Но я могу и должен равняться на тебя. И вот я дерзко похитил статую Аполлона в его храме, и теперь преследуем разгневанным божеством. Защити же меня от стрел возмездия, как ты спасал меня от стражников и сыщиков!

И услышал он суровый глас Гермеса, исходящий из сомкнутых каменных уст божества:

- Как смел ты, смертный, красть у богов то, что по праву принадлежит им?!

- Но я же твой ученик, а ты мой покровитель… - пролепетал обескураженный юноша.

- Ты мог сколько угодно грабить себе подобных, но как смеешь ты посягать на лучшее из того, чем владеют боги? Да, руки человека изготовили божественный образ, моделью для него тоже служил земной человек, но великого скульптор вдохновлял бог, он водил его рукой и направлял резец! А люди принесли сие творение в дар богу. Я – тоже бог, потому в любом споре меж людьми и богами приму сторону соседей по Олимпу. Тем более, если человек, вступивший в конфликт с божеством, однозначно неправ. Забыл, кто ты, а кто я?! Бог всегда защитит бога от оскорбления со стороны ничтожных людей, даже если боги терпеть не могут друг друга. Так же, как, к примеру, царь придет на помощь другому царю в его борьбе с бунтующим охлосом, хотя бы цари враждовали на поле брани. И рабовладелец покарает рабов, убивших его соседа, такого же рабовладельца, даже если оба отравляли друг другу жизнь многолетней тяжбой из-за спорного куска пастбища или клочка нивы. Так было исстари, и так будет всегда, юнец.

- Но почему ты не сказал мне об этом сразу?! – возопил Филомей.

- На что тебе дана голова? – зло рассмеялся Гермес.

- Воистину, кого боги хотят наказать, того они лишают разума, - упавшим голосом рек отрок.

- Ты правильно понял, – ответил Гермес. – За твои бесчестные дела я и лишил тебя разума.

В следующий миг двери храма распахнулись, и серебряная стрела с золотым наконечником поразила Филомея.