В трид-том цар-ве 12. неожиданный визит утром их п

              Утром их пристанище посетил ещё один незваный гость. Причём его появление у постоянных обитателей вызвало глухое раздражение, даже враждебность и настороженность, а временных постояльцев повергло своей необычностью в настоящий шок.
              Из-за верхушек елей появился в небе чудной летательный аппарат.
Он летел какой-то ныряющей походкой, постепенно снижаясь, и напоминал что-то вроде бочонка, как в прикольном кино «Кин-дза-дза», только без пропеллера. В бочонке сидел пилот, похоже женщина, так как на голове её метался платок. Она двумя руками держала какой-то длинный рычаг, управляя своим самолётом.
              – Да это же Баба- Яга в ступе! – закричала с радостью узнавания
Лёля, дергая брата за рукав.
             Но хозяева усадьбы хмуро смотрели на лихо пикирующую гостью.
Огромная кованая ступа, скрашенная по верху поясом с узорами или тайными письменами, с глухим стуком приземлилась посреди двора. В ней сидела пожилая женщина с большим выгнутым, как у попугая, носом; кустистые, надвинутые на маленькие подозрительные глаза брови, сурово поджатые бесцветные губы и редкая седая поросль на подбородке придавали её грубому лицу злое и решительное выражение. Женщина, перекинув тонкую сухую ногу, высунувшуюся из-под серой домотканой юбки, через борт своего самолёта, выбралась на землю, одёрнула юбку, и вдруг сказала скрипучим мужским голосом:
                – Ну что, господа нехорошие, кажите мне своих гостей. Это вот эти отроки что ли. Ну, так и есть – они! – и направилась, кренясь на правую ногу, к детям, стайкой стоявшим возле стола с завтраком.
                Пёс зашёлся в каком-то истеричном лае, забегая наперёд, припадая на передние лапы, срывая голос, и в испуге отскакивая назад.
                – Цыц! тварь неразумная! – Гаркнула жуткая старуха и ткнула острым, словно заточенный карандаш, заскорузлым пальцем в сторону собаки. И беснующийся от злобы Рам вдруг обиженно взвизгнул, и, поджав хвост, пришибленно уполз под стол.
                Родимир сделав широкий шаг, переступил ей путь:
                – Полегче, сударыня, полегче, ты не у себя в урочище, а чай госьтья залётная, да к тому же незваная! Что тебе надобно, старче?
                – Сам ты старче! – обиженно проскрипела Яга, и с угрозой добавила: – не сейчас, так скоро будешь!
                – Пошто явилась, спрашиваю? Сказывай без морока и обмана, знаешь к кому пожаловала!
                – Да уж знаю, не жалуете вы бедну девицу! А пожаловала я предупредить тебя, Родимир, и старуху твою, чтоб вы этих пришлецов из ненашенского мира выпроводили туды, откель они пришли – обратно в пещеры, да вход завалили каменьями и заговор сотворили дорогу к нам замкнуть. – И зловещая баба нацелила красный нос-клюв на Варяга с друзьями и зашипела, брызжа слюной, – а вы, чужое отродье, уметайтеся отседова подобру-поздорову, не чините лиха хозяевам неразумным. Мало вам лешака в лесу было или вчерашних скалапендров?  А нонче, коли не воротитесь туды, откель заявились, пришлёт Кудлай, ящерок безмозглых, людоедских и порушат они усадьбу Бабанину, да и её с сыночком неразумным погубят, а вас повяжут да к самому приведут! – При этом Яга всё время то опускалась до звериного рыка, то повышала голос до визга, на лице её сменяли друг друга зловещие гримасы, с чёрных губ слетала пена.
                Побледневших подростков этот напор постепенно вгонял в страх. Санька ощущал, что они готовы ретироваться назад в пещеры и поискать другого выхода, только бы не подвергать гостеприимных хозяев смертельной опасности. Гридя, тяжело дыша, вздрагивая от гнева, сделав шаг вперёд, заслоняя Лёлю, хотел что-то крикнуть, но его опередила Бабаня. Она, пока страшная старуха исходила угрозами, достала из потайного ящичка в столе кожаный кисет и медную плошку на тонкой цепочке, сыпанула в плошку какого-то травяного сбору, выкатила из печи задубевшим пальцем уголёк и тоже положила его в плошку. Затем что-то вполголоса начала приговаривать, раздувая в плошке жар. Облачко голубого дыма потянулся из медной плошки, выдавая терпкий необычный запах.
                И как только этот дурманящий аромат коснулся ноздрей Бабы-Яги, она, яростно сверкнув бешеными очами, тут же пресеклась. Посланница Кудлая сразу скукожилась, растрепалась, ещё больше стала походить на большую несуразную птицу, которую словно окатили водой. Она с трусливой злобной настороженностью следила за Бабаней, мелкими редкими шажками отступая к своей ступе.
                Бабаня качнула плошкой, как кадилом, и, брызгая по сторонам чем-то из маленькой, гранёного прозрачного камня, сулеи  на серебряной цепочке, слегка возвысила ровный строгий голос:
                … – Плакун! плакун! Плакал ты долго и много, да выплакал мало. Не катись твои слёзы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю, будь ты страшен бесам и полубесам, старым ведьмам… – непрошенная гостья синяя от бессилья уже скорым шагом направилась к своему аппарату, а ей вдогон били страшные громоподобные слова, – …а не дадут тебе покорища; замкни в ямы преисподния…
При этих словах Баба-Яга резво по-молодому сиганула в свою ступу, энергично взмахнула железным пестом, как веслом, и тяжёлый аппарат нервно подпрыгнул раз-другой, косо взмыл вверх и, накреняясь, ныряя, устремился к лесу, оставляя за собой шлейф истошного крика:
                – Я вас предупредила! Чтоб вы подохли все, чтоб вас ящерки сожрали, чтоб вас черви заживо точили…
                Один Рам ответил своей улетающей обидчице возмущённым лаем, и долго не мог успокоиться.