В больнице

«Чтобы лечиться, надо иметь железные нервы и крепкое здоровье» (афоризм)

Алла Сергеевна попала в больницу в женское отделение. Возрастные проблемки или проблемы – должно было показать обследование.

Все началось с того, что, напуганная рассказами подруг об обнаруженных во время диспансеризации или сдачи анализов болезнях, подчас неизлечимых, она, не любившая врачей, не проглотившая ни одной таблетки кроме как от температуры, побежала в поликлинику.

На осмотре у гинеколога той что-то не понравилось, но что – на глазок не определишь, нужны специальные исследования. Врач написала направление на консультацию в больницу к опытному специалисту. Встревоженная женщина побежала делать УЗИ, на всякий случай два. Врач из поликлиники долго водила палочкой внутри Аллы Сергеевны, вглядываясь в изображение на экране и одновременно разговаривая с кем-то по телефону, в итоге подтвердила диагноз, поставленный при осмотре. Вторая – платная – была явно в растерянности: что-то вроде есть, какое-то там пятнышко, «вот посмотрите». Алла Сергеевна привстала, посмотрела на экран: на сером фоне словно лучик света пробивается. Врач заглянула в диагноз и, на всякий случай, тоже его подтвердила.

Больница находилась в другом районе города, на дорогу ушло больше часа. Отстояв очередь в регистратуре, заполнила кучу бумажек, расписалась раз десять и получила талончик на консультацию. Три часа до приема женщина промаялась на скамеечке в больничном коридоре.

Врач-специалист внимательно осмотрел Аллу и настоятельно порекомендовал ей сделать диагностическую операцию – по его словам, несложную и безболезненную, под наркозом, тем более необходимую ввиду ее возраста. Он дал ей длинный список анализов, которые нужно было собрать в поликлинике по месту жительства, и назначил предварительную дату госпитализации.

Алла Сергеевна была полна решимости поскорее лечь в больницу, чтобы ликвидировать опасность, пока еще невеликую, но если этого не сделать сейчас, она, эта проблема, может обернуться всяким.

Времени на сбор анализов медицинский светила дал ей две недели.

Участковый гинеколог – энергичная дама лет 40 – опоздала на 15 минут, а значит, время приема сместилось. Плюс прием первой пациентки как-то затянулся. Когда Алла Сергеевна приготовилась, наконец, зайти, докторша вылетела пулей и закрыла дверь кабинета на ключ прямо перед ее носом. Кто-то сидящих в очереди женщин сказал: «Да она всегда бросает больных и бегает по административным делам». Оказалось, что гинеколог еще и заведующая этой районной поликлиникой.

Врач пришла, когда Алла Сергеевна услышала протяжный гудок своей электрички, а очередь обросла женщинами, в талонах которых стояло время после девяти.

– На сколько у вас талон?
– На 8.12.
Как будто так и надо, словно сейчас уже и не 9 с чем-то.
– Что вы хотели?

Врач не помнила ни ее, ни то, что именно она выписывала направление на консультацию к специалисту, на заключение которого даже не взглянула.
 
– Мне нужны направления на анализы.
– Приходите завтра.
– Завтра?! Да вы что? Я отсидела здесь больше часа, опоздала на работу и опять завтра?!
– Вы видите, сколько народу сидит в коридоре? – как ни в чем не бывало вопрошала гинеколог-заведующая, словно не она была виновницей этой очереди.
– Правильно, вы же бегали где-то, вместо того чтобы принимать больных в порядке очереди.
– Я совмещаю функции заведующей...
– А разве можно совмещать прием больных с административной работой? Если вы не успеваете, то почему бы вам, как заведующей, пекущейся о благе жителей, не взять врача, который будет заниматься больными, а вы – процветанием своей поликлиники? – обычно выдержанная Алла Сергеевна закипела как нагревшийся чайник.

Зато врач была невозмутима.
– Вы видите, что нет медсестры? Я буду сейчас вам час их выписывать.
– А почему нет медсестры?
– Она на учебе.
– А почему вы отпускаете ее во время работы, когда она нужна? Почему в вашей поликлинике постоянно нет врачей? – Алла Сергеевна всегда поступала правильно, никого не подводила, и подобные беспорядки выводили ее из равновесия.
– Не нервничайте! Нервные клетки не восстанавливаются.
– Да как с вами не нервничать?! – шея Аллы Сергеевны покрылась пятнами. – У вас, значит, работа – врачебная и административная – и я должна входить в ваше положение. А почему вы не войдете в мое?! Почему я из-за вас опоздала на работу и все равно уйду ни с чем?

Но эту врачиху ничем не прошибешь – ни жалостью, ни угрозами. Кому тут жаловаться, если она сама заведующая?

Тут ей позвонили, и Алла Сергеевна вынуждена была еще пять минут ждать, пока врач разговаривала.

– Да, Анна Павловна, я вас понимаю. Я бы на вашем месте тоже уволилась.
Вот это да! Заведующая тут и не держит никого.
– Педиатр не хочет работать, а что – одна на весь район, объем работы сумасшедший, – объясняла она Алле Сергеевне, словно найдя в ней сочувствующую. – Вы знаете, какая это нервная работа? Какие капризные больные, сами не знают, чего хотят.

И она стала рассказывать, как вот вчера педиатр приехала по вызову в частный сектор, то бишь в коттедж, но ей никто не открыл и она уехала ни с чем. А на следующий день на нее написали жалобу.

Алла Сергеевна была совсем в растерянности. Во-первых, за богатых людей она не отвечает, их не так много на фоне тех, кто сам приходит и только по крайней необходимости. А вообще, врач могла уже половину анализов выписать, если бы не отвлекалась…

В этой поликлинике, единственной в районе, хорошие специалисты не задерживались. Терапевт – проработавшая здесь много лет и заслужившая уважение жителей подмосковного поселка, вдруг ушла. Поговаривали, что не поладила с заведующей. Хирург – старенький, у него дрожали руки (но ведь он же не операции здесь делал, а всего лишь ставил диагноз, причем безошибочно), интеллигентный, старой школы – тоже был уволен заведующей и скоропостижно умер. Говорят, что кроме работы у него в жизни ничего не было. А новый – молодой, огромного роста, румяный – после каждого больного закрывал кабинет и пил чай с плюшками, болтая с медсестрой.

И сейчас, вместо того чтобы удержать хотя бы этого педиатра, единственного на поселок, где только в одном подъезде Аллы Сергеевны жили три семьи с маленькими детьми (как же они теперь будут обходиться?), заведующая, получается, уговаривала врача… уволиться.

«Да тут идет война между врачами и нами, пациентами, – осенило Аллу Сергеевну. – Оказывается, мы виноваты в том, что иногда болеем и приходим к ним за помощью. Но если они нас ненавидят, тогда зачем идут в эту профессию?..»

Алла Сергеевна поняла, что сегодня ей уже направлений на анализы не видать.
– Придете завтра!
– Но завтра выходной.
– Придете в понедельник, я оставлю вам направления в регистратуре. Напишу после приема больных.

У Аллы Сергеевны шевельнулась в душе надежда, что она это сделает, но тут же мелькнуло: да забудет, как только я выйду из кабинета.
– Ну возьмите хотя бы мазки, – попросила обреченно, чтобы хоть какая-то польза была от глупо прожитого дня.

Женщина разделась, взобралась на кресло, но тут врачу снова позвонили, и она убежала, стуча каблучками. Алла Сергеевна лежала голая под открытой форточкой, пока не стала замерзать.

– А что вы тут делаете? – запыхавшаяся врач уже забыла о пациентке. – А… – она вспомнила и что-то там мазнула.

Когда Алла Сергеевна вышла от врача, очередь смотрела на нее враждебно. Женщины не знали, что она так и не получила того, за чем приходила – направлений на анализы, которые ей были необходимы, чтобы лечь в больницу и сделать нужную для здоровья операцию.

В понедельник в регистратуре на нее смотрели как на дуру:
– Какие направления? Нет, нам никто ничего не оставлял.
Ну кто бы сомневался?!

В следующий раз Алла Сергеевна грудью встала перед дверью кабинета, с готовностью никого не пропускать вперед себя.

– Что вы хотели? – врач снова ее не помнила.
– Направления на анализы.
– Придете завтра.
– Нет! Пишите сегодня! Я уже приходила к вам два раза.

Врач подняла голову и увидела, что с пациенткой лучше не связываться, а может, вспомнила свое вранье. Но вряд ли ей было стыдно. Расшвыривая горы бумаг, громоздившихся в страшном беспорядке в отсутствие медсестры, она искала чистые бланки, потом села писать и, наконец, выдала Алле Сергеевне направления.

Начался сбор анализов, которые стекались к этому врачу. Если бы к другому...

Когда Алла Сергеевна пришла за кучкой ценных для нее бумажек, врач разворошила все на столе, но не нашла те самые анализы, которые брала собственноручно. Тому, что врач не заглянула ни в один из готовых, не проявив должного профессионального интереса, Алла Сергеевна уже не удивлялась. Ее расстроило то, что не было результатов мазков.
– Наверное, разбили по дороге, – сказала гинекологиня. – Пробирки разбиваются, их ведь увозят в другой район в лабораторию.
Алла Сергеевна все поняла: «Она тогда мои анализы просто не отдала на исследование, не отправила. Забыла!»

Время безжалостно утекало. Но без этих анализов никто ее в больницу не пустит.
– А давайте я вам оторву старые, майские (а сейчас был декабрь). Они у вас хорошие, чистенькие.
Женщина была в шоке.
– Да вы что?! Даже я, не медик, знаю, что анализы должны быть максимум десятидневной свежести.
– Ну, давайте я вам напишу сейчас хорошие анализы. – И она села писать от руки – липовые.

Алла Сергеевна была в замешательстве. Зачем ей липовые анализы? А вдруг у нее инфекция, которая может отразиться на операции и принести осложнения? Как же об этом не знает врач, да еще заведующая?!

Но возвращаться к ней не хотелось больше НИ-КОГ-ДА! Алла Сергеевна взяла на всякий случай эти бумажки, в которых все было прописано ну просто идеально (а зачем тогда ложиться в больницу?!), решив сделать настоящие в платной лаборатории.

В общем, в назначенный срок на госпитализацию она не успела, пришлось по новой идти на консультацию и обновлять анализы, к счастью, не все. На этот раз Алла Сергеевна сдавала анализы в платной лаборатории, потому все сделали быстро.

В больницу муж провожал как на войну – понурый и печальный. Алла Сергеевна ехала темным зимним утром в душном вагоне электрички, переполненной сонными людьми. Тошнило то ли от волнения, то ли от давления. Внутри чертик нашептывал: отложи, сегодня не твой день. Но повторить все по новой – бессонная ночь, раннее утро без завтрака, нервозность – Алла Сергеевна уже не смогла бы, бросила бы эту затею окончательно.

Мороз на улице подгонял скорей в тепло, пусть даже больничное.

В приемном покое броуновское движение – озабоченные женщины, растерянные мужчины, провожающие женщин, бабульки с баулами, снующие туда-сюда каталки в узком коридоре. Алла Сергеевна видела, как с каталки уронили старушку – упала боком, все вывалилось из сумки, покатилось – шарики таблеток, ее неловко поднимали, снова роняли...

Алла Сергеевна обреченно подошла к окошку, где принимали документы. До последнего теплилась надежда, что вот может сейчас обнаружат, что какие-то анализы просрочены, и вернут домой. Но ей всучили кипу бумажек для заполнения, потом отправили к заведующему отделения. Он посмотрел направление и подписал. Все, больничный был открыт, потому капитулироваться было поздно. Сдала одежду в гардероб и побрела в отделение.

Вежливая медсестра на посту определила Аллу Сергеевну в первую палату. Большая комната, у одной стены – четыре кровати, у другой – пять, впритык. Алла Сергеевна позавидовала женщине, чью кровать готовилась занять, у той все было позади, и она светилась счастьем. «Не переживайте, через два дня и вы убежите отсюда», – подбодрила она Аллу Сергеевну. А потом, в коридоре, шепнула: «В этой палате страшно храпят, спать невозможно, проситесь в другую».

«В другую? – удивилась постовая медсестра. – Почему? Вас прикрепили к Марии Константиновне».

«Мария Константиновна – да, наш врач. Очень хорошая», – подтвердили подруги по несчастью (или счастью?).

На кровати у окна всхлипывала молодая женщина восточной наружности, почти девочка. Наркоз действовал на нее тяжело, она вырвала прямо на пол. Зрелище было не из приятных.
 
Алла Сергеевна застелила постель, хотела было выложить кое-что на тумбочку рядом с кроватью.
– Нет-нет, эта тумбочка моя! – женщина в морщинках с большим животом (беременная в таком возрасте?), распущенными седыми волосами и темными в кругах глазами, прихрамывая, спешно перетаскивала постель на освободившееся место у стены, где между кроватями стояла тумбочка.

«Ну вот они – амбиции, характеры…» – подумала Алла Сергеевна, перетаскивая сумку с принадлежностями к дальней стене у окна, где в ряд стояли три тумбочки.

Вид из окна был довольно уныл: напротив такие же корпуса больницы, в окнах с тусклым освещением передвигались фигурки людей – из палаты в туалет и обратно. Внизу больничный скучный двор, укрытый снегом. И лишь многоэтажки вдали ярко светились окнами, там была совсем другая жизнь – жизнь здоровых людей, насыщенная впечатлениями, событиями, встречами. Но эта жизнь казалась сейчас такой далекой…

Она достала журнал, но не читалось, невольно прислушивалась к разговору.

Соседок было пять: две женщины – Марина и Ирина – были ее возраста, то есть за пятьдесят, две – Люба и Нина – постарше и одна совсем молоденькая – та, что всхлипывала, как оказалось, таджичка. Теперь она тихо лежала на кровати, свернувшись клубочком, лишь на лице застыло горестное выражение.

Женщины говорили на волнующую Аллу Сергеевну тему – о предстоящей операции. Теперь она знала, что госпитализация обычно длится три дня: первый день – подготовка (перед операцией ты не должен есть и пить 12 часов), на второй день – операция и «отходняк», а на третий – выписка.

Страх неизвестности, нервозность не отступали ни на шаг. Алла Сергеевна даже читать не могла. Ночью три женщины на противоположной стороне и впрямь дружно храпели: баба Люба тихонько посвистывала, энергичная Ирина, преподавательница вуза, похрапывала в средней шумовой категории, но весьма музыкально, на все рулады, третья – продавец Марина – храпела громко, напористо. Если сравнить с инструментами, то получалось – флейта, кларнет и труба.

Утром та, что была в этом ансамбле храпунов кларнетом, виновато оправдывалась, что у нее аллергия, забит нос, а так она вообще не храпит.
– Да ладно вам, здесь же не курорт, – успокоила их Нина, та, что ходила как утка и не дала Алле Сергеевне тумбочку, отчего Алла Сергеевна ее побаивалась, раскладывая все на кровати – телефон, журнал, блокнот.

Кормили здесь неплохо. Порции маленькие, но все довольно вкусное.

Даже здесь, в больнице, проявлялся характер человека. Жизнелюбивая Марина, которая боялась наркоза больше всех, забалагурила, как только ее привезли после операции, длящейся 15 минут, и свалили на кровать, как снопик, перевалив с живота на спину.
– Ой, девки, я, кажется, жива. Круто, как в «Диснейленде» побывала! Как будто на горках покаталась, – она уже смеялась и радовалась жизни. – Ой, а я уже есть хочу!
 
Даже Алла Сергеевна знала, что после наркоза нельзя есть и пить два часа.

Пример Марины внушил всем оптимизм, следом привезли бабу Любу, страдающую диабетом. Но и она быстро очнулась, сказала, что ощущения не из приятных, но терпеть можно.

Молодая таджичка перестала плакать, ожила, расцвела, как цветочек аленький. К ее 25 годам у нее уже были два сыночка, а она хотела еще – девочку. Ее история попадания в больницу была такова. Участковый врач, у которой она наблюдалась с беременностью, в ответ на ее жалобы, что «живот сильно болит», посмотреть ее в кресле отказалась, сказав, что недавно сделанное УЗИ не показало никаких отклонений. Женщина пришла домой, и ее «ребенок» вывалился у нее между ног. Следом началось кровотечение.

Соседки по палате принялись уговаривать ее, мол, зачем тебе сейчас ребенок, когда младшему только два года, пусть подрастет, а позже родишь девочку. Но та и сама уже стремилась домой, к детям, оставленным с папой.

Ночью Алла Сергеевна спала крепко, а утром обнаружила соседку. В куртке и с рюкзаком на спине та лежала на боку, не раздеваясь. Так же, в куртке и с рюкзаком, утром ходила по коридору, ожидая врача. Ее оперировали раньше всех – видно, на то были веские причины. Через час после наркоза она уже весело прощалась: «Я не такая, как все, я сумасшедшая».

У этой «сумасшедшей», на вид не больше 25 лет, с хвостиком на затылке, похожей на «офисную мышку», было уже три сына, а она хотела четвертого.
– Да, это так круто – дети! Обожаю детей! Хочу десятерых. Моему младшему два года, а я уже хочу маленького, грудного.
Так вот этот, четвертый, у нее в утробе замер – и теперь ее «почистили». Если бы ее не отпустили домой, она бы сбежала сама.

…Больничные будни – кого-то выписывали, кого-то привозили. Наступил второй день. Марина и Люба засобирались домой. Люба все боялась что-нибудь забыть, оставить: плохая примета, будто бы тогда снова можешь вернуться.

Перед операцией заполняешь бумажки, что согласна на наркоз и у тебя нет претензий в случае чего. Переодеваешься в сорочку, халат (если нет, здесь дают). Вешаешь халат на гвоздик, тапочки оставляешь у входа и ныряешь в операционную. Тетенька мужиковатого вида задает вопросы: рост, вес, откройте рот, покажите зубки, есть ли протезы…

Алла Сергеевна взобралась на операционный стол, девушка-анестезистка велела зажать кулачок, как при сборе крови, ввела иглу в вену, сказала: «Плакать не надо». Алла Сергеевна ответила: «Я не плачу», и все – больше ничего не помнила...

Потом – как будто летит она на лучик света в длинном то ли тоннеле, то ли поезде. И вот он – этот лучик. Это лампочка на потолке – точечный светильник, точнее две лампочки, три, нет, все-таки один. Лампочки расплываются. Алла Сергеевна слышит где-то далеко, как будто во сне, веселый голос Маринки:
– Алку привезли. Ой, какая Алка красивая. Губы накрасила. Представляете, накрасила губы…

Алла Сергеевна думает про себя: ну да, накрасила, ну и что? Я же женщина. Почему я не могу накрасить губы в больнице – помада ведь неяркая, перламутровая.

И – очнулась. Лампочки постепенно соединились в одну, круженья перестали, но голова раскалывалась от боли. Алле Сергеевне показалось, что сейчас она не сможет сказать ни слова, не сможет открыть рот. Тут она услышала голос Иринки:
– Алл, ты как, очнулась?
– Кажется, да, – голос как из подземелья, трудно открывать рот, как после зубной анестезии.
– Ой, слышу твой голос. Какой четкий.

Алла успокоилась, значит, голос не пропал, речь не отнялась.

Она попробовала приподняться, но все поплыло. Но и лежать, как бревно, было уже невмоготу. Тут зашла врач, справилась о самочувствии, велела вставать и даже обедать. Мысль об обеде, даже плове на обед, вызвала новую волну тошноты.

Алла Сергеевна лежала на кровати, смотрела в окно, но с высоты третьего этажа видела только верхушки деревьев. Они торчали, как острые иглы. Стая ворон, как темное облачко, понеслась куда-то. «Носятся свободные птицы на просторе и счастливы», – думала она. Так хотелось туда, на волю, где хрустит под ногами снежок, морозец пощипывает щеки, хотелось вдохнуть свежий ядреный воздух, чтоб закружилась голова.

Вечером Алла Сергеевна с удовольствием поужинала, повеселела и даже подбодрила новенькую, ранее с ужасом наблюдавшую за Аллиным «отходняком», готовую бежать из больницы.

Молодую женщину – Галю – привел муж, было видно, как он ее любит и она его. Это была ее первая беременность, но специальные исследования показали у нее патологию плода, то есть, если ребенок родится, он будет с каким-то уродством. Врачи должны были помочь ей избавиться от плода медикаментозно, а если не поможет – прибегнуть к операции.

Нина, показавшаяся поначалу сумрачной и неразговорчивой, скрывающей какую-то тайну, тоже разговорилась. Ее большой живот, как у беременной, оказался следствием асцита (водянки), водичку должны были откачивать, а потом уже лечить какие-то женские болячки. Имея одну ногу короче другой, отчего казалось, что она ходит как утка, Нина оказалась счастливой мамой трех красавцев-сыновей, один из которых приходил к ней по два раза в день, проявляя завидную заботу.

К ночи привезли женщину со сломанной ногой – Неллю. «Почему к нам, а не в травматологию?» – удивлялись все. Оказалось, что травматологическое отделение, находившееся на первом этаже, было переполнено ввиду зимы и гололеда, даже в коридоре мест не было. «Арендовали койку в нашем отделении», – пошутила врач Мария Константиновна. Нелля страшно досадовала – оступилась не на улице, а… в торговом центре на мраморном полу. Нога у нее была перебинтована, вставать запрещалось. «Хоть костылики бы привезли какие-нибудь», – мечтала она. Но ее как будто забыли.

…Наступил третий день. Вызов в кабинет врача – напутствие, получение документов, благодарение. И – счастье, словно крылья выросли. На свободу, на воздух, в мир!

В больнице Алла Сергеевна поняла несколько важных вещей. Болеть легче, когда знаешь, что есть люди, которые ждут твоего выздоровления как праздника. Но лучше не болеть – это самое неинтересное в жизни. Потому надо помогать себе оставаться здоровым как можно дольше, а для этого нужно активно и с удовольствием жить – много двигаться, не переедать, не терять любознательности, не впадать в уныние, не завидовать, пропускать мимо себя негатив, много смеяться и – любить. Ну и регулярно проверять показатели здоровья. Если что – подлечиваться.

Алла Сергеевна знала, что теперь она будет жить немножко по-другому, радуясь самым простым вещам – уюту в доме, теплу, вкусной еде, свежему воздуху, любой погоде, близким людям…