Ниже дна. Глава 13

Глава Тринадцатая.
 
Как Георгий Шутов стал предателем.


    Приобретенный нами домик в деревне был очень неплох, но требовал косметического ремонта внутри и полной замены электрической проводки. Дедушка, бывший хозяин, сам когда-то ставил этот сруб, поскольку был плотником. Дом он срубил по северному принципу, то есть первый этаж приподнят на высоту около метра, а все подпольное пространство используется в хозяйственных целях. Дед когда-то держал там кур и свиней. Понятное дело, что выращенные животные впоследствии шли сначала на убой, а после на пропитание семейства. Вся кухня была покрыта слоем свиного жира, от одного вида которого воротило с души. Слой этот копился годами и десятилетиями, а ремонта внутри дома не производилось никогда. Чердак, а также все свободное пространство в доме было заполнено разнообразным «добром», которое рачительный «плюшкин» копил долгие годы. При первом взгляде на все это наследство у меня опустились руки. Ну, еще бы! Всю жизнь прожил в городе, никогда не вел собственного хозяйства, да и что греха таить, даже уборка квартиры для меня было действом, сравнимым с подвигом, за который положено давать медаль. А тут огромный дом, который нужно было сначала вычистить, далее полностью отскоблить кухню и потом покрасить все внутренние стены, полы и потолки. Последующие работы предполагали полную замену электрической проводки и проведение водопровода на кухню. Технические манипуляции меня не страшили, а вот предстоящий подвиг по вычищению «авгиевых конюшен» меня просто ввергал в ступор.

    После окончания всех юридических формальностей по оформлению собственности, мы наконец-то вступили во владение нашим деревенским жилищем. Это самое жилище вначале нужно было сделать пригодным для нашего дальнейшего проживания, а значит, пора было приступать к чистке тех самых эпических конюшен. После окончания трудовой недели мы с Ксюшей садились в машину и ехали в наше новое владение вооруженные щетками, скребками, красками, кистями, растворителями и прочим инструментом. Выходными днями, до очередного понедельника, требовалось распорядиться с пользой. Охи и вздохи по поводу исполнения роли уборщика и уборщицы требовалось отложить в сторону, по крайней мере, до ближайшего вечера. Я крепился, курил и готовился к работе. «Сейчас начну, вот еще сигаретку скурю и все разом переделаю!». Но Ксюша и тут мне нос утерла. Она спокойно стала действовать по схеме - глаза боятся, а руки делают. И это, безусловно, было правильным. Я, глядя на нее, тоже включился в работу. Два дня у нас ушло на уборку хлама их всех помещений и закоулков нашего, как оказалось, не маленького дома. Мне пришлось идти по деревне и искать знакомства с местными жителями. В первую очередь интересовали водители грузовиков или трактористы, мусор-то нужно было весь вывезти. Дедовой рухляди набралось на два тракторных прицепа, но освободившись от старья, дышать нам стало уже значительно легче. Так мы и втянулись в работу по наведению порядка и чистоты в доме. Днем работали, к вечеру ходили купаться на реку и кормить слепней, а после усаживались под огромной липой, росшей перед домом, и наслаждались покоем и напитками по своему вкусу. Я обычно смаковал пиво, а Ксюша отдавала предпочтение настойкам из ароматных трав, заботливо собранных собственными руками в окрестностях деревни.  Трав было изобилие, под руководством Натьяры мы их собирали и сушили, а она потом смело экспериментировала с сочетаниями, изобретая новые вкусы настоек.

    Мы постепенно привыкали вести хозяйство. Думать и действовать, как хозяин, это не просто и требует приличного навыка, который на распродаже не приобрести. Набивая шишки, но непременно преодолевая трудности мы, шаг за шагом, приводили дом в приличный вид, пригодный для нашего проживания. Ксюша, как духовный человек, к тому же наделенный художественными талантами умудрялась обычной бытовой краской оформлять стены дома так, что создавался уют буквально из ничего. Для этого нужен большой дар, и он у нее, безусловно, присутствовал. Параллельно ремонту в доме мы наняли местного плотника для ремонта бани. Там требовалась работа профессионала. Нужно было сломать старую, треснувшую в нескольких местах печь, заменить все полы, поставить новые перегородки, ну и приладить новую печь. Дело понемногу двигалось, а когда очередь дошла и до электричества, то я, ощутив себя в привычной стихии, стал воодушевленно монтировать кабель-каналы и тянуть провода. Водопровод в доме тоже делал сам. Сложность была в том, что зимы всегда в тех местах суровые и трубы, проходящие по воздуху за пределами дома не должны, были промерзать, но и с этой задачей я справился. Я многое делал впервые, и сам удивлялся, что руки мои оказывается способны на многое. Я столько лет прожил в неведении этого и, лучшее что я освоил за годы городской жизни, это скоростное кликанье компьютерной мышью.

    Наступила осень, и мы стали планировать свою жизнь в деревне. Местные жители, поначалу настороженно относились к нам и видели в нас лишь очередных наглых дачников-москвичей. Но понемногу привыкли, сначала просто к нашему присутствию, а потом, уже поняв, что мы не только не опасные, но вполне добрые и открытые люди, сами потянулись к нам. Ксюша сказала, что зимовать собирается в деревне уже, а ее слово всегда выполняется, таким образом, начал претворятся в жизнь план по нашему перемещению из цивилизованного центра мира в конец географии. Мне предстояло постоянно перемещаться из города в деревню, чтобы приезжать к работе в понедельник и в пятницу сразу убывать. Передо мной снова начала раскрываться вагонная жизнь. На машине каждый раз ездить было утомительно, а в поезде можно было отдохнуть и поспать, поэтому большую часть перемещений я совершил по железной дороге в комфортабельном плацкартном вагоне. Всю неделю я работал, а в пятницу вечером грузился в фирменный поезд «Вологодские Зори» и рано утром я уже попадал в объятия Ксении, которая к моему приезду готовила что-нибудь вкусненькое. Это было очень выверенное, и даже жертвенное, действо с ее стороны, приготовить для другого человека блюдо, которое сама уже попробовать не можешь. Обычно она готовила мне что-то с морепродуктами. Такая пища была неизменно вкусна, а самое главное заключалось в том, готовилось это ее руками с наилучшим ко мне отношением и приязнью. Такая еда вкусна вдвойне. Но я тогда это почти не ценил. Да, мне было приятно, что меня встречали с теплом и любовью, но так реагирует и обычный человек, это нормально. Новая сущность Ксении оставалась для меня тогда почти во всем не воспринятой.

    Осень сменилась зимой, потянулись месяцы нашего нового существования. Ксюша постоянно жила в деревне. Почти все свое время она посвящала духовной работе и медитациям, в качестве отдыха занималась живописью. Я же все время перемещался и не испытывал от этого никаких физических неудобств. Но такая двойная жизнь не способствовала обретению мной собственного внутреннего спокойствия. Несмотря на то, что я клятвенно пообещал Ксюше всегда быть с ней и помогать ей во всем, когда она переезжала на полноценное проживание в костромские дебри, видел я в этом только внешнюю форму. Если бы я мог тогда изыскать любой способ остаться с ней в глуши и никуда не мотаться, возможно, моя участь была бы много легче. Рядом с ней, под воздействием ее энергетики, я имел стопроцентную возможность начать собственное движение вспять, из бездны к свету. Но я по-прежнему был слеп и глух. Двойная жизнь меня понемногу дестабилизировала, сначала незаметно, но с течением времени все явственнее. В городе я был полностью во власти майи, и это продолжалось почти пять дней в неделю, и лишь на два дня я был рядом с лучиком Света. Я только успевал оттаивать, как снова нужно было уезжать. Как сильно снова тянет сформулировать что-то начинающиеся со слов «если бы я мог тогда поступить иначе». Так сильно тянет, что в процессе написания этих строк у меня текут слезы. У меня, как живая, картина перед глазами, как мы в субботу ходим в баню, а потом сидим в доме возле горящей русской печи, слушаем музыку, пьем, кто пиво, а кто травяную настойку и общаемся друг с другом. Я неизменно получал безграничное тепло и ласку от новорожденного Духовного существа. Она верила мне безгранично, а я продолжал видеть лишь верхушку айсберга, упорно не замечая развивающейся духовной сути Ксении. Она мне многое рассказывала, но мной это воспринималось как красивое вдохновенное сказание. Веры во мне было очень мало, почти совсем не было. Рядом с ней тогда был только я, и она продолжала мне рассказывать о Светлых Мирах, о майе, о духовной сути Всевышнего и людей, о сменяющих друг друга эпохах (югах) и о страшной войне Света и Бездны, которая уже так долго длится, и жертвам которой нет числа. Знание из нее выливалось щедро, но почти все мимо меня. Она улыбалась и говорила, говорила. Я слушал и иногда честно пытался что-то воспринять, но результат был малый. Я был совсем не готов, а она была полна энергии и желания передать любую часть знаний страждущему. Одно с другим не совпадало и сейчас меня одолевает чувство глубокой утраты и непомерного раскаяния. Такого уже никогда не повторится, а сейчас я так нуждаюсь в этом. Теперь я готов бы впитывать каждую крупицу ее Света, но потерянное благо не вернуть. Те прекрасные субботние вечера остались в прошлом, а действительность очень печальна и наполнена скорбью.


***


    Очередной праздник Нового Года мы встречали вдвоем. Первый раз в жизни мы были в новый год только вдвоем, без телевизора и радио. Это была самая лучшая и прекрасная встреча Нового Года за всю мою жизнь. Мы наготовили вегетарианских вкусностей, навыжимали разных соков и наделали настойки. Мы были совершенно одни в просторном деревянном доме посреди снежной зимы. Печь топилась жарко, очень уютно горело множество свечей, и мы были совершенно самодостаточны. Подчеркну, что такое состояние не имеет ничего общего с состоянием уединившейся влюбленной пары, совершенно напротив. Во мне просыпалась истинная, погребенная под многотонным грузом собственных ошибок и преступлений, любовь к этому неземному существу, которое полностью было передо мной открыто, готовое отдать мне все по первой просьбе и так остро нуждающиеся в моей защите. Я почти всю свою взрослую жизнь внушал себе «любовь» к ней, как к обычной земной женщине, но это было глубочайшим заблуждением. Пелена спала, настоящая любовь стояла на пороге и отражалась в блеске ее глаз, как отражаются в них горящие свечи.

    Если бы я остался с ней навсегда в том доме после новогодних праздников, эта глава имела бы иное название. Но действительность оказалась такова, что Ксения в своем духовном развитии уходила все дальше и дальше вперед (или вверх), а я всего лишь топтался на месте, мотаясь между городом и деревней. Рядом с ней я очищался и воскресал каждую неделю, а потом в понедельник я умирал. Майя меня накрывала, и я спал наяву пять дней. Она вцеплялась в меня своими острыми зубами и начинала тащить свою жертву назад, я был для нее надкушенным бутербродом, который начали вынимать у нее изо рта. Я танцевал плохое танго, в субботу и воскресенье я делал шаг вперед, а за пять будних дней широкие два шага назад. Ксения это видела, но продолжала безмолвное сражение за меня. Снова повторюсь – я был полностью слеп, только болезненно отмечал, как начинает меня рвать на части в воскресенье днем, когда нужно было собираться на поезд. Я ожидал машину, которая возила меня на станцию, у слезы начинали течь еще за час до ее приезда. Я смотрел в окно и начинал плакать. Душа моя уже начинала скорбеть вместе с приближающийся бедой. Я тогда не знал, сколько слез, Ксюша пролила в одиночестве, но знаю теперь. Она плакала часами не от того, что она одна и ей страшно, вовсе нет, она видела, как меня, еще только-только начавшего скидывать с себя путы человековости, возвращают обратно в стойло. Она сражалась за меня, проливая реки слез уже в перерожденном состоянии, безгранично веря мне, обещавшего ей остаться с ней навсегда. Пять дней она меня ждала и готовилась к моему приезду. А я, пробыв чуть более суток, уже собирался уезжать. И тоже начинал проливать потоки слез. Мое сознание спало, но душа уже стенала. Не нужно мне было уезжать. И каждое воскресение на стации до отхода поезда, я покупал пачку сигарет, как бы ставя очередную веху погружаясь в иллюзию. И с каждой затяжкой блеск Ксюшиных глаз становился все тусклее, а ее неземная улыбка удалялась все дальше от меня. Слезы мои высыхали, приближались огни поезда на Москву. Поезда, который каждый раз меня увозил меня от разгорающегося в Натьяре Света во Тьму.

    Пока я каждую неделю возвращался в деревню у меня оставались шансы не пропасть совсем в этом мире, специально созданном, чтобы перемалывать людей с чистым началом в бездушную биомассу, жрущую, гадящую, напивающуюся до скотского состояния, смотрящую футбол и бесконечно выбирающую бижутерию. Битву за меня проиграла не Ксюша. Она, как стойкий оловянный солдатик, сражалась до последнего патрона. Проиграл ее я сам. Даже этого, не заметив. Все вышло так незаметно и само собой, как бы. Казалось, только что ты еще был тут, секундное движение речниц, и оп! тебя уже нет. А где ты? А в гостях у той, что без дна, у той, что смогла прельстить и обмануть самого Сатаниила.

    Как-то в воскресенье, прощаясь перед очередной разлукой, я не смог сдержать слез при Ксюше. Я говорил ей теплые слова на прощание, улыбался, старался быть бодрым, а непослушные слезы текли, будто у меня в каждом глазу открылось по два соленых крана. Она смотрела на меня ласково и говорила о том, что у нее нехорошее предчувствие. Будто она меня видит в последний раз. Я клялся и божился, что слезы мои от нежности к ней, отчасти это так и было. Я говорил много и убедительно о том, что через неделю я обязательно вернусь, и ничто не может мне помешать. Говорил и сам верил в это! В том переезде деревня-город, я, как и всегда много читал. Я любил фантастику, считал себя ее знатоком. Лежа на полке в фирменной плацкарте я читал новый роман широко известного и любимого мною российского автора. Я глотал страницу за страницей и уже где-то посередине понял, что описываемые события лежат в русле ветвящейся программы, и чем дальше я читал, тем больше утверждался в своих подозрениях. Мне впервые попало проплаченное произведение, рекламирующие компьютерную игру пером маститого автора со страниц книги, позиционирующейся как художественная продукция. Я был разочарован и лег спать. Но описание игрушки в моей памяти отложилось, и злое семя было посеяно. Автор не даром получил гонорар за тот романчик.

    В том поезде случился еще один важный эпизод. Я ехал на месте за номером 38, а любой пассажир, который когда-либо имел удовольствие пребывать на этом месте, всегда посочувствует бедолаге, обреченном быть на этом самом месте. Верхняя полка номер 38 находится в проходе возле туалетной двери, и во все время пути пассажиры, шествующие в туалет и обратно, неизбежно тревожат «счастливчика» на этой полке. Как бывший проводник я прекрасно помнил, насколько комфортно проводницкое купе. Лежа под казенной простынкой, периодически ударяемый коридорной дверью, я вожделел о тишине и покое двухместного купе. Я даже сочинил историю о том, как добрая проводница, узнав о том, что я бывший ее коллега, прониклась ко мне состраданием и пригласила отдохнуть до Москвы в своем жилище на верхней полке. Я закрывал глаза и почти реально ощущал мягкость обивки вожделенного спального места. Иллюзия была настолько сильна, что уже сам уверовал в то, что так и случилось. В понедельник утром при разговоре с Ксюшей я рассказал об этой истории, как о случившемся факте. Зачем я это сделал? И кто я? Черный. Рассказывая эту басню, как факт участия в моем путешествии некоей проводницы, я собой уже не владел. Это сочинительство не имело никакого практического смысла, но все равно было мной рассказано и вызвало лишь тревогу у Ксении. Я начал проваливаться в заботливо приготовленный для меня новый мирок. Вот так, на первый взгляд, почти незаметно. Мир, где все обо мне заботятся, где все существует для моего комфорта и удовольствия, где усилий нужно прилагать самый минимум, а удовольствия сами так и прыгают мне в руки. Удовольствия разного рода. Меня стали посещать мысли о том, что я себя в этой деревне заживо хороню, а жизнь, такая разнообразная и могущая принести множество самых разнообразных приятных впечатлений проходит где-то мимо меня. В этих новых мыслях образ Ксюши был таким затуманенным, почти незаметным, а всевозможные бурные эмоции вылезали на первые планы, оттесняя мою настоящую любовь все глубже и глубже внутрь меня. В этих грезах, дышащих новизной, места для любви не было вообще, вернее наоборот, в каждом их причудливом изгибе угадывался намек на потенциальную влюбленность. Неважно в кого, неважно, где и как. Важно само состояние, ожидание вскипающей эмоции степени накала много выше среднего. Меня зомбировали самым примитивным способом, а я лежал на полке и самое лучшее, о чем я мог думать, это об уединении. Нет, не думайте, что именно на полке 38 со мной случилось то самое катастрофическое превращение. Там оно всего лишь впервые вышло наружу, еще пока робкое. Еще можно было применить объяснения, что все люди склонны присочинить в своих рассказах, но в моем случае это уже было не простая фантазия увлекшегося повествователя, это уже был первый провал в подмененный мирок. Осталось совсем немного до того, как он навалится на меня всей своей массой. Меня пока еще удерживала только связь с Ксюшиной чистотой. Не я удерживал себя от того, чтобы с лихим улюлюканьем помчаться под откос, а она. Она, моя светлая любовь боролась изо всех сил, пока оставалась надежда. Бездне оставалось сделать немногое, чтобы добить меня. Нужно было всего лишь разлучить нас ненадолго, а основную работу я проделаю сам. Слепой и послушный, под сладкий тихий шёпот соблазняющей тьмы.


***


    В самый обычный рабочий день ранней весной, я монтировал очередную установку для измерения… да вовсе не важно, для измерения чего. Главное, что при сверлении очередного отверстия в металлической плите инструмент провалился сквозь открывшееся отверстие, и я дернулся всем телом очень неожиданно. В спине что-то щелкнуло, и в голове выключился свет. Я потерял сознание и очнулся сидя на полу, возле стены спустя несколько минут. Боль в спине, при любом мало-малейшем движении, была адская. Товарищи помогли мне добраться до машины, и я поехал домой. Наученный, в недавнем прошлом уже случавшимися приступами, я имел в холодильнике полный набор лекарств в ампулах. Оставалось только набрать в шприц жидкости и вколоть себе в мягкое место. Этот приступ был самым сильным из всех случавшихся со мной до тех пор. После первой серии уколов я долго лежал в постели глядя в белый потолок. Я смотрел на него замороженным взглядом и не верил своим ощущениям. Уколы, которые раньше поднимали меня почти сразу, а в течение двух-трех дней я оказывался полностью функциональным, теперь еле действовали. Я лежал, как паралитик, страшась пошевелиться хоть на миллиметр. Наказание за такое движение приходило моментально в виде острейшей боли. Я почти перестал пить и есть, чтобы меньше было позывов в туалет. Каждый поход в нужник превращался в многоминутную пытку. Я не никак не мог привести себя хотя бы в относительный порядок к пятнице. Позвонил Ксюше и все рассказал о своем приступе. Она жалела меня и искренне сострадала моим болям. Конечно же, она убеждала меня не приезжать в ближайшие выходные, а тщательно пролечиться и восстановить здоровье. Просила за нее не беспокоиться, мол, вся моя машинерия исправна, а со всеми остальными делами управится сама. И я не поехал.

    Сначала я лежал и читал два дня, но книги не помогали полностью отрешиться от болей, которые отпускали на это раз очень медленно, и я даже стал сомневаться, хватит ли на восстановление дней до будущих выходных. Книги были отложены в сторону и на колени водружён ноутбук. Я некоторое время почитал разные новости, финансовую аналитику, какие-то еще статьи. Пришло время проклюнуться злому зерну, перед моими глазами возникли сцены из недавно прочтенного проплаченного романа. Первое оправдание – это простое любопытство. Я набрал в браузере адрес игры, исключительно для того, чтобы кинуть взор на чудо, за которое так хорошо платят и не скупятся выкладывать пличные деньги на рекламные акции. Вошел, посмотрел и остался. Второе оправдание – боли сильные, а в игрушке я отвлекаюсь от них, это почти как обезболивающее лекарство. А первых двух и достаточно. Я снова втянулся в игровой процесс. Тело где-то там продолжало испытывать боли, а я находился в другой реальности, я уснул в майе. Бывает и так – сон во сне, созданный специально для тебя. Просчитанный, выверенный и подкинутый тебе в нужном месте в нужное время. Ой, Жорик, ты же считал себя таким умным-разумным, аналитический ум сравнимый по мощи с многоядерными пентиумами, и так запросто вляпался.

    В новой игруле, прочно привязанной к мировой паутине, я быстро сошелся с парой-тройкой таких же романтиков-интеллектуалов, проводящих время вдали от реальной жизни, и каждый из них мог бы найти пару-другую причин для своего ежедневного присутствия в «бесплатном онлайн мире». Мы прокачивали своих персонажей в совместных квестах, а также общались с друг с другом о разной всячине, наперебой хвастаясь своими достижениями в разных сферах человеческой деятельности, почти полностью выдуманными, в общем, все как у людей, только хуже, даже в глаза сказочнику не заглянешь и не увидишь, покраснели ли у него уши. На каком-то этапе к нашей, до сей поры сугубо мужской, компании присоединился еще один персонаж, на сей раз женщина. Что она дела в нарисованном мире, основанном на брутальной мужской тематике, никто не стал интересоваться. Зачастую бывает, что за мультяшной картинкой с нарисованной юбочкой скрывается толстый бородатый дядя. Но будущее показало, что тетенька нас не обманула в своей гендерной принадлежности. Она действительно была женщиной и начала этим пользоваться.

    Началось мое странное общение с Любой. Те дни, что я вынужденно провел в постели, прошли под флагом новой игрушки. Да, я зарекался уже от компьютерных игр, но мало ли от чего я зарекался, и мало ли чего я обещал не делать. На все найдется объяснение и десяток причин, почему можно отказаться от своих слов. Я совершал виртуальные подвиги, погружался в картонные приключения. Нарисованные герои неприхотливы и мораль их не очень четкая. Значительную часть времени я проводил в общении с моими новыми товарищами и понемногу начал общаться и с Любой. В начале потому, что она стала постоянной участницей наших совместных походов на виртуальных врагов, а постепенно общение начало сползать и на индивидуальные диалоги. Ей мне рассказывать было особо нечего, поскольку она была меня младше более, чем на десять лет, ничем в жизни не увлекалась, никуда не ездила, вообще ничем не выделялась. Была обычной среднестатистической молодой мамой, которая пережила первый тягостный и неинтересный брак, и находится в постоянном поиске новой, улучшенной версии мужчины для собственного пользования. Кроме ее склонности играть в компьютерные игры, не могу припомнить никаких других ее хобби. Я же никогда не страдал от недостатка увлечений, и рассказать мог многое и о разном. Изрядно попутешествовав по миру, я без труда мог многое поведать о жизни на земле-матушке. Я с самого начала чувствовал свое интеллектуальное превосходство над ней и с каждым днем только пытался его нарастить. Теплый и сытый бульончик для моей гордыни и эго. Вполне естественно, что в скором времени мне стали говорить о том, какой я интересный и умный, на разные лады. И я еще подкидывал в топку дровишек. Вот он я какой, хороший, начитанный, интеллектуальный. Высказываю только правильные и выверенные суждения на разные жизненные вопросы. Очень продуманно рассуждаю на житейские темы, и на вопросы об ответственности всегда говорю рубленными и четкими фразами, не подразумевающими никаких сомнений в собственной логике. Я монумент мужественности, ума, брутальности. Слог мой гладок и цветист. Через несколько дней я откровенно стал из себя лепить образ, которого никогда не было во мне, но который так хочет видеть любая женщина. Я забыл себя настоящего напрочь. Шли часы и дни, а я не могу припомнить, что же я делал в это время.

    Когда я смог самостоятельно передвигаться, я вышел на работу, а в очередную пятницу поехал в деревню. На два дня я становился собой и город, и игрушка, и Люба оставались где-то за вечереющим горизонтом, но в воскресенье, я со слезами садился в поезд и под стук колес двигался навстречу клубящейся тьме. В понедельник утром из поезда выходил иной человек, черный. Он что-то делал, работал, кушал, но самое главное, он в общении с новой женщиной превращался уже в какого-то монстра, причем откровенно страдающего слабоумием. А как еще можно охарактеризовать такого человека, который послушно превращает себя в киношного нарисованного героя? Мне нашептывали в ухо, что нужно и должно быть правильным, сильным с широкой натурой много повидавшим и много пережившим, эдакий наследный принц в изгнании, добрый и благородный, но бедный и непризнанный. Само собой, очень желающий быть отмеченный заслуженным вниманием, но по жизненным причинам обделенный ими. Вранье в кубе, бездарная лирика в квадрате. Многоэтажное уравнение без каких-либо неизвестных. За пару месяцев такого общения я превратился в выпотрошенную оболочку, в которой от человека ничего не было. Нет, не совсем так! Отягощенное мужское начало оставили. И не просто так, а стали на этом строить отдельный слой привязанности. Нельзя не вспомнить «седина в бороду, бес в ребро». И это тоже! Конечно, новый виток влюбленности. Валом накатывали все мыслишки о том, какую тяжелую жизнь я проживаю рядом с Ксюшей. Лишенный секса, это же очень вредно для мужского здоровья.

    Оформилась новая мега-мысль о замене. Из меня вынимали Ксению и вставляли вместо нее Любу. Следующий виток невменяемости.

    Вот одна из характерных деталей тех дней. Как уже отмечалось, я зачастую не мог припомнить длительные отрезки времени, в которые хоть как-то себя помнил, что и как я делал. Дошло до того, что выпадали целые сутки и даже рабочие недели. Я пошел магазин и купил пять банок «Цыпленка в собственном соку». Ровно по счету рабочих дней. Приезжая с работы я открывал одну банку и съедал ее. Больше я ничего за день не ел. И вспомнил я об этих банках только несколько лет спустя, про этого цыпленка в собственном соку, а тогда этого как бы и не существовало вовсе, как и я сам. А тогда я был уже настоящим зомби, только внешне сохраняющий сходство с живым человеком. И это уже был не просто приспешник бездны, она уже владела моим телом, как кукловод игрушечным петрушкой. Жора даже мочился только тогда, когда она вспоминала, что мочевой пузырь вот-вот лопнет. Не прерываясь ни на долю секунды стирать из памяти и из жизни образ Ксении, а вместо него вплавлять, впечатывать новую любовницу с таким подходящим именем. Она же подходящая во всем. Не надо обращать внимание на какие-то мелочи, на это смотреть не позволяли, главное – взгляд в «светлое будущее», как при коммунизме.
В чем же состоит мое настоящее предательство? Неужели мало того, что я предал Ксению телом, врал напропалую во всем, использовал всех доверявших мне людей? Истинное преступление свершается тогда, когда изменяешь своей чистой духовной сути. В каждом из нас есть частичка света Всевышнего, которую он одаривает всех без исключения, потому мы все есть его дети. Если ее не растить и проживать обычную человеческую жизнь, тут и спроса нет никакого, переродишься согласно своим деяниям снова в теле человека или, если очень навредил миру живых, то в теле, менее развитом, в корове, например. Но если тебе дали знание, и ты пошел по пути Света, то спрос с такого человека уже иной. В таком случае за незнанием уже не спрячешься, свалить на обыденность не получится. Так вышло со мной. Я начал получать знание от существа высшего порядка. Благодаря тому, что в ее теле когда-то была моя жена, я имел многие преимущества в общении. И в доверии! Да, сначала я воспринимал новую информацию, несерьезно и легкомысленно, но с течением месяцев понемногу в меня начали впитываться зачатки знания. Медленно, но они росли. Я создал все условия для бездны, чтобы из меня сделали живое зомби, чтобы меня использовали как послушное орудие против единственного по-настоящему любимого существа, с которым я уже не одну жизнь провел в единении. И она все видела, все происходило на ее глазах.

    Однажды Ксения мне предложила оставить совместную с ней жизнь, такую непростую и непонятную обычному мужчине. Ее предложение было шире, она сказала, что находиться рядом с ней простому человеку не просто бессмысленно, это даже опасно. Абсолютно честно мне было рассказано все, что будет с ней происходить в обозримой перспективе. Как будет ежедневно увеличиваться разрыв между ней и миром человеков, а потом уже придется говорить о пропасти, разделяющей Натьяру от людей. Общепринятая человеческая мораль, которая много говорит о нормальности, облетает с Ксении как сухая листва с засыпающего дерева. Двум богам служить нельзя. Я могу ее свободно оставить и создать новую семью, где все будет выполняться по общепринятым стандартам, где все будет гладко и предсказуемо на годы вперед. Нормально и уверенно. Праздники, дети, понятные ценности, в общем, как у всех. Я думал недолго и предложение это отверг. Я поклялся всегда быть с ней на пути к Свету. Говорил о том, что сам пойду этим путем. Клятвы мои – ветер моих слов. Ваш повествователь поступил очень плохо. Не в том, что он отказался от обычной жизни, а потому, что думал недолго. Выбор я сделал верный, но, как обычно для себя, совершил его не обдуманно, не взвесил все, не осознал полностью, что же я на себя принимаю, какую ответственность беру. Поспешил произнести красивые и впечатляющие слова. Мне надлежало стать крепчайшим тылом, в котором так нуждалась Натьяра. Оберегать ее от всех напастей, окружить ее заботой и трудовым служением. А в итоге все вышло наоборот. Так, слабость и безволие могут способствовать превращению даже хорошего и чистого мотива в орудие пытки. Последователь обернулся мучителем.

    Одна из самых главных истин, ради которой я сел за эту литературу, заключается в том, что тебя могут сколько угодно долго и жестоко истязать, подталкивать к границе с тьмой, соблазнять всячески или, наоборот, пытать немилосердно, любыми доступными средствами подталкивать в той черте, за которой лежит тьма небытия, но переступаешь эту границу уже ты сам. Сознательно. В какой-то момент ты сдаешься. Долго, или не очень, сопротивляешься, упираешься изо всех сил или не делаешь этого вовсе, но наступает то мгновение, после которого плечи твои опускаются, и ты смиряешься с тем, что тебя сломали. Как горелую спичку. Не обольщайтесь тем, что вам может быть сразу же предложено взамен, любые блага и любое счастье будет очень недолговечным. Все это суррогат и фальшивка. Только блестящая обертка, под которой будешь гнить ты сам, не использовавший милости Всевышнего и предавший его. Проклиная себя, проклинаешь и его, ибо все мы есть Он. Одарив каждого человека на этой планете частью Своего света, Создатель находится в каждом из нас. И он любит каждого, без какого-либо исключения. Даже предателя, потому что однажды, переродившись и отстрадав за свое главное преступление, может начаться для него настоящий путь наверх, прямой и чистый.