Герой Своей Эпохи Глава 29

Знакомство молодого Александра Сергеевича и Валентина Аркадьевича произошло примерно следующим образом.
Валентин Аркадьевич Просвин занимал должность помощника Пахана с середины десятых годов. По некоторым данным, он являлся одним из самых богатых людей в аппарате управления страной, имея активы больше чем в двадцати компаниях и интересы во многих сферах деятельности, особенно банковской. Но в какой-то момент Просвину стало мало того, что он имел. Будучи абсолютно уверенным в своём авторитете, он не ожидал нарваться на какое бы то ни было сопротивление. Но, то ли по неосторожности,  то ли по неудачному стечению обстоятельств он столкнулся с важными работниками Федеральной Службы Безопасности. Те предложили ему не меряться силами, но Валентин Аркадьевич принял это предложение, как вызов. Обсудив сложившуюся ситуацию со своими коллегами из того же ведомства, он отправился прямо в кабинет к Алексею Алексеевичу, старому приятелю и, в то время, начальнику охраны Пахана. Алексей Алексеевич всё внимательно выслушал и предложил для помощи одного своего хорошего знакомого из отдела собственной безопасности.
Александр Сергеевич впервые встретился с Просвином в элитном столичном ресторане. Внимательно его выслушав, он пообещал подумать, что можно сделать. Конечно же, за определённую плату и с привлечением уже известных Просвину сотрудников ФСБ. Так, маленькая группка из четырёх работников Федеральной Службы Безопасности начала уголовное дело, расследование по которому в скором будущем освещали все федеральные и региональные каналы. Но никто не мог и предположить, как далеко заведёт их это расследование. Расследуя дело против покровителей бизнеса, заинтересовавшего Просвина, следователи во главе с Александром Сергеевичем наткнулись на некоторые странные факты. От работников службы ниточки тянулись к нескольким компаниям, в оффшоры, а оттуда – к  очень близким людям самого Пахана. Так Просвин случайно наткнулся на хорошо спрятанную схему вывода денег за границу. Близость её к Пахану теперь могла угрожать жизням всех участвующих в раскрытии. Так и вышло. Через неделю Пахан пригласил к себе Просвина. Но что особенно странно, не в кабинет, а в автомобиль. Они ездили вместе около получаса, и всё это время Пахан спокойном тоном объяснял Просвину, что есть места  и ситуации, о которых даже он не знает, и туда лезть точно не надо.
 Просвин срочно связался с Александром Сергеевичем и попросил немедленно закрыть дело. Громов и сам ни за что бы не решился пойти против людей, близких к Пахану. Но ситуация осложнилась. Один из работавших над делом под началом Александра Сергеевича вдруг решил вылить всю информацию на один из новостных сайтов в интернете. Надеясь таким образом заработать себе имя, он, прихватив с собой добрую половину документов, сбежал за границу, попросив там политического убежища. Просвин за один день поседел и, как показалось Громову, даже постарел. Но Просвину повезло, в тех бумагах он не фигурировал, как заказчик дела. А вот  имя Громова там пару раз всплывало.
На следующей встрече Пахан уже не был так спокоен. Он приказал, как угодно, но срочно разобраться с перебежчиком и предателем. Тогда, посоветовавшись с Алексеем Алексеевичем, Громов и Просвин решили избавиться от информатора, пока тот не начал давать показания. Громов полетел за границу для встречи с бывшим коллегой. Якобы, просто для того, чтобы узнать причины столь опрометчивого поступка. Тот охотно согласился и рассказал, что уже давно хотел вырваться из страны и уехать за границу, где спокойно жить в своё удовольствие. Только вот никак не мог найти подходящего момента. А теперь у него западное гражданство и дом. «Но какой ценой», – подумал Громов. Информатора ему было совсем не жалко. Громов улетел. А через два дня бывший ФСБ-шник слёг в больницу с отравлением, где и умер через две недели. Западные спецслужбы начали расследование и через год попросили российское правительство выдать им Громова и Просвина, причём, последнего, как заказчика преступления. Ни того, не другого Пахан, естественно, не выдал. Хотя выезд за границу им обоим и ещё нескольким причастным к делу был навсегда закрыт. Просвину даже пришлось подать в отставку – по собственному желанию. Но ему быстро нашли место руководителя в какой-то очень крупной государственной корпорации, близкой к министерству обороны, оставили все привилегии, даже сопровождение ФСО. Громов, к своему удивлению остался работать на своём месте, даже получил повышение в должности и прибавку к зарплате. «Доказал свою надежность, проявил преданность и был прощён», – услышал он однажды от близких людей Пахана. Имя Алексея Алексеевича нигде не фигурировало. Просвин продолжал с ним общаться как ни в чём не бывало. Отношения Начальника и Громова после происшествия улучшились.
Только Оксана всё это перенесла очень тяжело. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что живёт и спит рядом с убийцей, который теперь навсегда ассоциируется у неё с Паханом и его, как она говорила, «режимом». Александр старался, как мог, её успокоить: объяснял, что по-другому он не мог поступить, что всё это – на благо их и их будущего. На что она ответила, что не хочет иметь подобные блага и, тем более, никакого будущего с таким человеком. Она собрала чемоданы и уехала за границу. Когда такси увозило её от подъезда Громова, он ощутил странное безразличие. Он так устал за прошедшие несколько недель, что уже даже был рад тому, что любовница уехала. Начиналась какая-то новая фаза его жизни, в которой Оксане места не было.
Просвин с тех пор поменял ещё несколько мест работы, поднимаясь по карьерной лестнице всё выше и выше. Только вот Пахан его к себе уже не приближал. Последнее время он занимал руководящую должность в какой-то компании, связанной с космосом. Он старался избегать телекамер, если и попадал в кадр, то всегда оставался каким-то малозаметным. Для друзей он оставался человеком добрым и надёжным. Любил охотиться, мог часами сидеть в сугробе или в овраге, чем очень злил начальника своей охраны. Связался с женой Лизогуба Лизонькой, работавшей под его началом. У них уже вот год, как был роман, о котором мало кто знал. Громов – знал. Не смотря на своё прекрасное отношение к Просвину, он ревновал, хотя даже себе в этом не признавался.