Похороните меня меня за кулисой
Приглашение мастера мирового масштаба было связано с тем, что администрация нашего театра страстно желала быть номинирована на «Платиновый монокль», а Борщевский, простите, Борджия, обещал изваять фестивальный шедевр мирового класса, в коих, по его словам, он собаку съел. «Я выверну наизнанку Чехова, сделаю ему подкладку из Юнга, карманы из Гурджиева и Арто, а в качестве ниток использую наноэкзиномику» - пообещал мастер впавшему в благоговейную оторопь директору театра. «Наноэкзиномика» – это был конек Борджиа, его ноу-хау, о котором он много говорил на ТВ и в СМИ, поражая всех теминологическими эскападами и неожиданными образными шарадами. Его монологи на ТВ практически не перебивали, так очень редкая околотеатральная птица понимала, о чем, собственно, говорит этот туманно-блистательный эрудит.
Для драматической трепанации, простите, эксперимента, худсоветом был выбран чеховский хит «Дядя Ваня». Артисты, прознав про это, облечено вздохнули (такую крепкую пьесу нелегко испортить буйной постановочной фантазией), и стали ждать первой встречи с режиссером.
Мэтр в реале неожиданно оказался бородатым кровь с молоком парнягой лет тридцати в брендовой футболке с глубоким декольте, где буйная волосатость умело компенсировала впалую грудь, в узких кожаных до колен шортах, и кожаных желтых ботинках на босу ногу (по последней столичной моде).
Звезда театрального Олимпа вошла в репетиционный зал, села на режиссерский стул, обвела тяжелым многозначительным взглядом артистов, прокашлялась, и изрекла длинное раскатистое «Э…» (все свои монологи на ТВ и театральных тусовках Борщевский-Борджиа начинал именно так).
Потом Мастер многозначительно помолчал несколько минут (в театре это принято называть психологической паузой), и начал:
- Для начала я расскажу вам будущую концепцию моего спектакля.
- Для начала неплохо было бы поздороваться, - вежливо заметил народный артист Солнцев. Но Боржжия даже не удостоил его взгляда и с нажимом повторил:
- Концепцию моего спектакля.
- Вы имеете в виду, нашего спектакля? – миролюбиво пошутил заслуженный артист Бранцев.
Борждиа поджал губы и уперся взглядом в Бранцева:
- Возможно, вы не в курсе театрального мейнстрима. Сегодня спектакль – это режиссер плюс художник-постановщик. Ну а поскольку у вашей администрации нет денег на достойного художника, то в нашем случае спектакль – это режиссер, то есть я.
- А как же артисты? – не унимался Бранцев.
- В современной мировой практике последнего десятилетия актер вторичен, - парировал Борджиа, – а последний трэнд – это полный отказ от актеров.
- То есть как – полный отказ? – заволновались артисты.
- Думаю через десять лет на сцене будут только голограммы и нано-клоны. Но я прошу не прерывать меня, иначе вы меня вынудите обойтись без актеров сегодня.
Артисты на всякий случай недоверчиво замолчали.
- Значит так. «Дядя Ваня». Чехов. Что уже само по себе смешно и затаскано, но не смертельно, потому что я вдохну жизнь в эту дешевую мелодраму.
- Дешевую мелодраму? - негодующим шепотом изумился народный артист Солнцев и поискал глазами поддержки у директора театра. Тот в ответ надут щеки и развел руки в позицию «Вон оно как нынче!»
Борджиа нарочито не заметил реакции народного.
- Итак, работать будем без занавеса. Он все время открыт. А лучше всего его снять – занавес – это позавчерашний день. Зрители будут сидеть на сцене на деревянных ящиках, а действие, соответственно, будет происходить в зрительном зале.
- Но там же кресла? – робко уточнил директор.
- Кресла придется снять, - удостоил его вниманием Борджиа. – И паркет тоже. Все должно быть нарочито натуральным – пол должен быть земляным.
Директор потемнел, но самоотверженно сделал заметку «кресла и паркет снять»
- Итак, зритель рассаживается на сцене на деревянные ящики, в полной темноте. В той же темноте звучит песня «Ах ты Волга матушка» на английском языке, подчеркивающая тягу лапотной России к европейской цивилизации. С тяжелым скрипом медленно встает пятнистое механическое солнце. В роще, состоящей из перевернутых кронами вниз берез, светает. Выходит нянечка, выносит аквариум с золотыми рыбками и начинает кормить этими рыбками чаек с руки.
- Простите, но по Чехову она кормит кур, - воткнул свои пять копеек заслуженный артист Бранцев.
- Странно, меня уверяли, что мне придется иметь дело с образованными актерами, - Борджиа посмотрел на директора, - надеюсь, хотя бы вы понимаете, что это аллюзия к мхатовскому занавесу?..
- Да, - на всякий случай соврал директор.
- Итак, повторяю, нянька кормит чаек. Вдали, на фоне березовой рощи, голые деревенские девки томно танцуют хип-хоп.
- Обязательно голые? – игриво встряла молодая выпускница ЗИТИСа Тося Зыкова.
- То есть хип-хоп вас не смущает? Отлично.
Мужская часть труппы многозначительно переглянулась, а женская потупила глаза и зарделась.
- Итак, - продолжал сублимировать Борджиа, - голые деревенские девки визжат, нянька заливисто смеется. И тут входит Фирс.
- Кто? – пришел в себя народный артист Солнцев.
- Фирс.
- А он-то тут откуда взялся?
- В смысле?
- Он же в другой пьесе.
- Чьей именно пьесе?
- Чехова.
- Вот именно. Вы сами ответили на свой вопрос. Меня интересует препарированная квинтэссенция чеховского наследия. Кстати, помните березовый сад с корнями в небо в начале спектакля? Так вот в финале его скосят.
- Косой? – с серьезной миной подначил мэтра Бранцев.
- Бензопилой, - не моргнув глазом парировал Борджиа. – Дядя Ваня всю свою неутоленную страсть к Елене Андреевне будет вкладывать в бензопилу. Ею же он будет пытаться убить профессора Серебрякова.
- Еленой Анреевной?
- Бензопилой.
Глаза Бранцева и Боржиа встретились.
- И что ж он его не запилил? - на лице Бранцева гуляла едва уловимая зачеховамстительная улыбка.
- Бензин кончился! – поставил точку в пикировке Борджиа. – Я продолжу, с вашего позволения?.. Спасибо. Так вот, входит Фирс и набрасывается на няньку. Он срывает с нее одежду и…
У народного артиста Солнцева непроизвольно отвисла вставная челюсть.
- Вы меня, конечно, извините, но… - попытался встрять Бранцев.
- Не перебивайте меня, черт вас возьми! Я – семь раз номинировался на «Платиновый монокль», я Лауреат премии альтернативных искусств имени Сорокина, а вас я даже фамилию не успею выучить, если лишние вопросы задавать будете!
Директор театра сделал глазами знак Бранцеву: «Семёныч, давай жить дружно!»
- Так вот входит Фирс и распластывает няню на рояле и…
- Няню? На рояле? – задохнулся народный артист Солнцев.
- Что Вас не устраивает? Не вас же будут распластывать, а Вы. Фирса, как я понимаю, Вам играть.
- А няню? – ошалело прошептал Солнцев.
- Тут я пока в раздумье. Возможно, я использую шекспировский прием, и в спектакле все роли будут играть мужчины.
- Как у Виктюка? – ожил артист неопознанной ориентации Альберт Носик.
- Как у Жене, - обломал его Борджиа, но всё же посмотрел на Альберта долгим оценивающим взглядом.
- А как же деревенские девки с хип-хопом, - обиженно напомнила Тося Зыкова.
- Голые девки остаются в любом случае, это хороший кассовый ход, - отвлекся от Альберта режиссер.
Тося облегченно вздохнула, а вслед за ней перевела дыхание мужская часть труппы.
Женская часть с осуждением воззрилась на Тосю.
- А какова, простите, сверхзадача вашего спектакля, - решил разрядить атмосферу ветеран сцены Коржов. – Скажите хотя бы, о чем, так сказать, будет спектакль?
Мэтр смерил взглядом Коржова и глубокомысленно ответил вопросом на вопрос:
- А о чем, на ваш взгляд, Солнце? О чем Смерть? О чем Космос?
Коржов не отствавал:
- А конфликт? В чем конфликт будущего спектакля?
- Все очень просто. Можете записать, если для вас это важно. Астров хочет дядю Ваню. Дядя Ваня хочет Елену Андреевну, Елена хочет Соню, а Соня – Астрова.
- Свежо! – начал резвиться Коржов, - а кого тогда хочет Фирс?
- А вот Фирс хочет отдохнуть, и с этой целью насилует няню, чтобы хоть на тюремных нарах увидеть небо в алмазах. Вот мы и замкнули концептуальный круг героев. Улавливаете?
Коржов озадаченно умолк, собираясь с мыслями.
- Да! - мэтр перевел взгляд на директора, - запишите, нам нужно закупить стеклянный двухведерный самовар и несколько сот чаек. А лучше начать их разводить самостоятельно, поскольку они будут исходящим реквизитом.
- Как, исходящим? – опешил директор.
- По моему замыслу дядя Ваня в первом акте из ревности будет убивать чаек из арбалета. А во втором акте нянечка будет их разделывать.
- Зачем? – удивление директора нарастало.
- Стеклянный самовар к концу спектакля должен заполниться кровью свежевыпотротрошенных чаек.
- А зачем няня их кормит рыбками, если все равно этих чаек потом надо убивать и потрошить? – с невинной улыбкой поинтересовался Бранцев.
- Мне нужно чтобы пахло пропавшей рыбой, - обронил, как отрезал Борджиа.
- Зачем? – растерянно изумился директор.
- Для создания удушливой атмосферы провинциальной жизни.
- А без рыбы и чаек нельзя? – безнадежно поинтересовался директор.
- Да вы с ума сошли! Члены жюри всё видели, они не вылезают из Европы, их так просто за живое не возьмешь! Вам напомнить Лауреатов прошлого года и с чем они победили? Хорошо, я напомню: Шацкий – за разделывание живой коровы в «Гамлете», Гуров – за совокупление с чучелом пингвина в «Ричарде III», Мордак – за агалматофилию в «Ромео и Джульетта»… Мне продолжать?
Провисла тяжкая пауза. И только народный артист Солнцев шепотом спросил и заслуженного Бранцева: «Амальгато… чего?» Бранцев недоуменно пожал плечами.
- А нельзя ли поставить просто хороший спектакль? – робко выдохнул директор.
- Что?! – недоуменно взвизгнул мэтр. Что я слышу? Просто хороший спектакль?! В двадцать первом веке?! Да кому он на хрен нужен сегодня ваш простохорошийспектакль?!
- Зрителю… - попытался отбиться от режиссерского напора посеревший директор.
- А кому нужен сегодня ваш зритель? Вы что, всерьез думаете что я, семь раз номинант «Платинового монокля», Майкл Борджиа, буду тратить свое время на какие-то там спектакли для зрителя? Я не понял, вы на «Платиновый монокль» хотите или нет?
- Ладно. Вам виднее, - директор прикусил губы.
- Вот и хорошо, - удовлетворенно подытожил Борджиа, - переходим к Астрову. Итак, он всегда пьян, его сапоги в навозе – это мы будем понимать по запаху.
- Простите? – вяло встрепенулся директор театра.
- Что еще?! – Мэтр грозно насупил постановочную бровь.
- Ничего. Просто простите… - директор виновато улыбнул трагические складки рта и окончательно сдался, впервые остро почувствовав, насколько он отстал от современного театрального процесса…
- «Что попишешь, молодежь… Не задушишь, не убьешь…» шепотом процитировал Бродского заслуженный артист Бранцев в ухо народному артисту Солнцеву…
……………
После первой встречи с приглашенным Мэтром артисты расходились молча, не глядя друг на друга. Народный артист Солнцев держался за сердце, заслуженный Бранцев криво улыбался, а артист Альберт Носик, неожиданно для себя вызвался проводить Майкла Борджиа до гостиницы, надеясь из первых уст услышать о наноэкзиномике, и по слухам вернулся домой только под утро…
………………
………………
Премьера состоялась в срок, через два с половиной месяца. Она принесла много сюрпризов: Елену Андреевну по вполне понятным причинам сыграл Альберт Носик. Няню соответственно играл заслуженный артист Бранцев, на лице которого навсегда застыла желчная кривая ухмылка. Ну а Фирс достался ветерану сцены Коржову – народный артист Сонцев не дожил до премьеры… А может, и слава Богу? Просто старику повезло?
Кстати, на «Платиновый монокль» нас так и не номинировали. В этом сезоне в трэнде оказалась некрофеерия «Играем Фабра» с поеданием трупов и прочими новомодными прелестями, и эксперименты Борджиа с тухлой рыбой и изнасилованной няней показались жюри изрядно устаревшими и никак не продвигающими искусство на пути Великого театрального эксперимента.
После такого провала звезда Майкл Борджиа как-то закатилась. Его перестали приглашать театры, он все чаще стал отзываться на Мишу Борщевского, а когда его все же пригласили в далекий сибирский театрик поставить просто хороший спектакль – он впервые не смог. Просто не смог. Он так и не понял - почему…
-----------------
-----------------
Историю записал со слов очевидцев Павел Морозов.
Свидетельство о публикации №218021302345
Обе крайности не оставляют должных впечатлений.Пустота.
Светлана Самородова 14.02.2018 11:19 Заявить о нарушении