Темное озеро

Николай Степанович сидел за столом, что-то писал, голова у него была туго обмотана вафельным полотенцем.

Дверь широко и резко распахнулась – одна из створок даже стукнула по стене – вошла Идалия Львовна. Лицо у нее было опухшее, красное от слез, в руках она комкала платочек.
- Кока, я все понимаю. Но, согласись, это твое  «Темное озеро»...когда ты купаешься в нем... с  Русалкой... и на вас ничего, кроме стекающей воды...

Николай Степанович взвыл, и зажал уши.
- Ида! Сколько раз можно повторять, что это ху-до-жест-вен-но-е произведение! Я не знаю никаких русалок! Да, рассказ написан от первого лица, но это лицо – не  я!
- Хорошо, не ты... хотя это ты! А Русалка – вылитая Анна Аполлоновна! Вылитая!
- Ты все придумываешь, Ида, пойми! Ну, сядь сюда. Давай еще раз! Помнишь, я рассказывал тебе, как Левитан и Софья Кувшинникова...
- ...поссорились с Антоном Павловичем из-за «Попрыгуньи»! Мне уже надоело это слушать! Причем тут Антон Павлович? Пусть сам разбирается со своим Левитаном! У меня есть ты – Николай Степанович, и я не могу прийти в себя от предательства не Антона Павловича, а твоего! Ты ... в обнаженном виде...  купался с Анной Аполлоновной в  Темном озере! И не ври мне, что этого не было!

Идалия Львовна зарыдала, отбежала к окну, и стала скрести раму пальцами, будто коготками. Птица в клетке, - подумала она о себе, и заплакала еще горше.
Через минуту Николай Степанович нарушил молчание, и отстраненным голосом попросил принести чаю.
Идалия Львовна, вскинув голову, опрометью выбежала из комнаты.
Николай Степанович, молча, ждал ее возвращения, затягивая руками концы полотенца.

И вот, чай на столе. Он сделал глоток, другой, лицо у него смягчилось. Чай оказался крепким, с лимоном, с малиновым вареньем. Голове сразу стало легче.
Николай Степанович посмотрел на супругу подслеповатыми, моргающими глазами, и неожиданно засмеялся.
-Ты сейчас такая забавная! Нос распух! Глаза-щелочки. Ну, подойди ко мне, муся, дай я тебя обниму.

Идалия Львовна тут же сдалась, уселась к мужу на колени, потерлась носиком о его нос, значительно превышавший в размерах тот, что был дан от природы ей.

- Ах, Кока, я так измучилась!..
- Я понимаю, дорогая, но, поверь, все это вздор! Ну! Вытри свои хорошенькие глазки, не надо их портить. Они – мои любимые. Ты же знаешь. Ида, давай на будущее договоримся:  рассказ – это рассказ, а жизнь – совсем другое... Ну, обещай мне, что больше не станешь путать выдумку с реальностью!
- Да я никогда и не путала, но это Темное озеро!..

Идалия  Львовна снова сморщила личико, и стало ясно, что потоки не иссякли, вот-вот хлынут снова. Если тут же, срочно, что-нибудь не предпринять.

- Ида! – поспешно сказал Николай Степанович. – Ты сама брала трубку, когда звонили из журнала. Я должен! Пойми, я должен закончить работу в срок! Спасибо тебе за чай, мне легче. Дай, я хоть час в спокойной обстановке поработаю, а потом обещаю -  приду к тебе. Скоро утро, светает. Мы оба не спали, устали... Ложись! А я еще посижу.
- Ты надолго?
- Идочка, ну, право... И, не обижайся, я закрою дверь на ключ. Мне нужен абсолютный покой!
- Зачем на ключ? Я не войду, мешать не буду!
- Нет, Идочка, уж так вернее, а ты, действительно, ложись, не беспокой меня, дай сосредоточиться! Мне осталось каких-то три страницы. Пустяк, а я сижу всю ночь! Если бы не твои слезы... Ну, ладно, ладно, - заторопился Николай Степанович, видя, что лицо жены снова приобретает опасный малиновый оттенок.
– Иди, иди, спокойной ночи... ради Бога! Дай я тебя перекрещу! И щечки! Щечки мои бедные! Все, все...

Идалия Львовна выплыла из комнаты.
Николай Степанович  встал, тихо повернул ключ в двери.
Раскинул руки, широко вздохнул, потянулся, и еще, еще раз вдохнул воздух полной грудью.
Уф!
Прошел к окну, отворил одну створку, выглянул в сад. Посмотрел вдаль. Там, за лесом - Темное озеро. Отсюда не видно. И хорошо, что не видно.
Он подошел к столу, стащил с головы полотенце. Голова была свежей, как никогда. Завтра к вечеру - впрочем, завтра уже наступило, значит, сегодня - надо быть в форме, подумал он, и взъерошил волосы.
Оглянулся на дверь. Постоял, подошел к ней снова, осторожно проверил, точно ли она заперта.
Убедился, что все в порядке. Сел к столу. Тихо выдвинул ящик, пошевелил бумаги, вытащил из середины конверт, а из него - фотокарточку. Сидел, смотрел, улыбался. Долго смотрел, думал. Опять потянулся, прошел к окну. И так ходил час. От окна к столу, от стола к окну. То стоял, то сидел, иногда брал в руки снимок, и опять впивался в изображение.

Через час спрятал карточку в конверт. Проверил, хорошо ли он прикрыт ворохом бумаг.Запер ящик на кодовый замок,поднялся, открыл двери, и, стараясь не скрипеть ступеньками, начал подниматься на второй этаж, зевая, и знобко поеживаясь.
Идалия Львовна уже крепко спала, с лица исчезли следы слез, и ему даже показалось, на губах у нее играет легкая улыбка.

-Ну, вот и хорошо! – вздохнул Николай Степанович, быстро разделся, нырнул под теплое одеяло, и через минуту в спальне было уже двое спящих людей – намучившихся, уставших, и каждый из них по отдельности был по-своему счастлив.