Книжная жизнь

   Сначала появилась письменность.
   Потом, спустя время, книги.
   А потом он.
   Сперва он был третьестепенным персонажем, из тех, кто в любом томе занимает пару строк. Как гороховый сюртук в начале поэмы Гоголя «Мертвые души», одушевленный автором в одном лишь предложении. Герой был протагонистом, не произносящим реплики и часто лишенным даже описания внешности. Он не осознавал своего существования. В одних записках прозаик дал ему пару реплик и добавил несколько  черточек: волосы русые, худощавый, глаза серые.
   Это уже был проблеск жизни.
   Как будто появилась в полной темноте светящаяся точка.
   После дебюта в эпизоде ему стало везти и в некоторых произведениях он действовал от начала до конца, но на втором плане повествования. Там были уже диалоги, обстоятельства и имя. Сначала  его звали некто Н. Потом он получал множество имен. Но поскольку из книги в книгу они менялись, для удобства так и будем его называть - Н.
   Придумывали его последовательно разные книготворцы. Один драматург выставил Н ловеласом и подлецом, другой, мемуарист, поведал, что он тайком кропает посредственные стихи, которые публикует под разными псевдонимами в малотиражных толстых журналах. Известный эссеист сделал из него собирательный образ безответственного бездельника типа Обломова. Следующий литературщик выдумал безумного людоеда в триллере про маньяков. Этот кирпич имел необыкновенный успех и издавалась огромными тиражами, что свидетельствует о испорченном вкусе большинства читающей публики. Но в намерено жестоком образе Н было очень неуютно, приходилось делать страшные вещи, а герой был изначально добр и не кровожаден по природе.
   Так и шло.
   То он боевик и террорист в политическом детективе, то авиатор в доброй книжице для детей.
   Один порнограф написал опус, в котором Н стал любителем девочек-подростков. В этом чтиве все время стоял запах кислого пота от пальцев многочисленных читателей. И вонь, как от тухлой рыбы. С этих загаженных страниц Н бежал без оглядки, едва не разбив голову о колонтитул.
   Н спрятался в городской библиотеке, где какое-то время скитался по сотням томов классики, У Диккенса он был лондонским бродягой, у Льва Толстого стал казаком.
   С Достоевским не сложилось. В «Преступлении и наказании» Н всего лишь проходил по Гороховой улице мимо Раскольникова пару раз.
   У Кэрролла чуть не спятил в роли Безумного шляпника.
   В « Мастере и Маргарите» стал одним из литераторов в похоронной процессии, шедшей вслед за гробом Берлиоза. Хорошо, что не самим литературным генералом.
   Отыграл свою роль в качестве шпиона  в политическом триллере и московского дворника-поэта в очерке. Побывал агентом тьмы и духом отрицания в готическом романе классика мистического хоррора.
   Хотя что я говорю, что для Н современность? Он прыгает по эпохам, как капля воды на раскаленной сковороде.
   Один светский сочинитель жития святого юродивого все никак не мог выбрать, что Н за герой? Безумец или мудрец? И так почти до самого конца этого фолианта на семьсот страниц.
   К развязке повествования он не только вспомнил свои прошлые жизни, но и научился думать. Пройдя через сотни одиссей, Н получил зыбкое, полупрозрачное, как бы мерцающее бытие.
  - Трудно привыкнуть, - рассуждал Н, присев на авантитуле - что ты меняешься каждый день неожиданно для себя по чьей-то прихоти. Сегодня ты развратник и мот, а завтра - верный и экономный муж, через пару книжонок обладатель утонченного вкуса и тонкой душевной организации. В другом издании люмпен с городской окраины, в модном триллере - адепт оккультной тоталитарной секты. После раскаиваешься в своих заблуждениях и становишься во втором томе издания воцерковленным православным. Соблюдаешь все посты и живешь послушником в монастыре. В дешевом покетбуке ты преподаватель колледжа, соблазняющий ученицу. В хрестоматии для студентов аскет и философ, а в дамском эротическом романчике становишься участником разнузданных оргий в духе Древнего Рима. Побывал я и успешным бизнесменом в пособии о том, как быстро и без приложения больших сил достичь успеха. Случалось играть роль любознательного путешественника в эпопее о странствиях. А в ее эпилоге стал, по воле творца затворником и домоседом. Как все это совместить, как связать в единую жизнь? Может быть на самом деле, все это мой бред, а я заперт в психиатрической клинике? Не похоже. Слишком много мелких деталей, запутан сюжет и нелинейно повествование.
   Часто приходится перепрыгивать через авторские отступления, ненавижу их. Зачем читателю знать, что думает писака о жизни, природе, Боге, политике и  женщинах? Кому интересно его мнение? Большинство книгочтеев пролистывает такие места?
   Еще хуже описания природы. Зачем все эти картонные леса, горы, реки. Вот у Набокова в лекциях по литературе, отмечается, что игру света и тени заметили писатели только в девятнадцатом веке. Ну и что?  Гомер хуже их писал или Сервантес?
   Не понимаю еще, к чему знать, как выглядит будуар у дамы полусвета в мельчайших подробностях? А как я крутился на мизинце левой ноги, пока перебрался через два десятка страниц описания «Собора Парижской богоматери» Виктора Гюго, черт бы взял их обеих.
   Хуже всего фанфики. любительские продолжения оригиналов. Помню, как стал орком в фанатском продолжении книги Толкиена «Властелин колец». Муторно, тошно, банально и в конце я погиб, непонятно за что.
   Мерзость!
   По-настоящему хороших книг мало.
   Я был мастером слова в ужастике Стивена Кинга и понял, что бестселлер надо писать надо короткими предложениями. Использовать энергичные глаголы. Заставлять читателя нетерпеливо ждать, чем же все закончится. Пусть читатель переживает, выберется ли герой из жутких перипетий и останется ли жив? Ведь цель человека - выживание. Так сайентологи утверждают. Я пробежал быстенько по их «Дианетике».
   А может быть правы русские властители дум девятнадцатого века и есть вещи поважнее жизни одного человека?
   Нет готовых ответов, решил Н и пустился дальше плыть по волнам литературного океана.
   Н привык к переменам. Просыпаясь утром и открывая глаза, он не знал, что увидит - лепной потолок личного особняка под Петербургом или грязные стены тюремной камеры, тропический пляж или изумрудные поля за окном маленького домика в деревне, уютную большую квартиру, в которой он глава счастливого семейства, или реанимацию Института скорой помощи.
   Ему придумывали подруг. То волоокая  красавица с точеной фигурой в легенде, то веснушчатая блондинка, проповедующая феминизм и курящая одну сигарету за другой. В ирландском эпосе это была девушка шестнадцати лет от роду, очаровательная, наивная и проказливая. В другой девочка из службы эскорта. А сам он был сутенером.
   Н не мог понять, кто он и что вокруг? Лишь слова и предложения на листах бумаги, или образы, возникающие в головах писателей и читателей? Если так, почему тогда так вещественны руки, бьется сердце, он чувствует и вроде бы живет?
Н себя ущипнул, было ощутимо больно. Значит, по крайней мере, это не сон. Так, влекомый быстрым течением сюжетов и чужой фантазией, он прожил довольно долго.
Как-то в эскизе деревенщика, завязавшего с алкоголем в зрелом возрасте, Н стал персонажем-пьяницей. Бытописатель пил в свое время до самозабвения и заставил бухать своего лирического героя не меньше. Для Н время, которое он провел в этом труде, было очень странным. Из книжной жизни выпадали дни, недели, годы. он их совершенно не помнил, ни на что жил, ни с кем, ни как. Всплывало смутно, что он читал все труды по буддизму, которые мог достать в немногие относительно трезвые промежутки. Это было похоже на сон без сновидений, подлинную нирвану, состояние, в котором он рассчитывал  провести всю жизнь, потом очнуться и наконец умереть окончательно. Просто кто-то закроет прочитанные записки и отложит их в недоумении. В этом «шедевре мысли» ему представлялось, что он постиг три первых из пяти ключевых принципов чань-буддизма:
   Высшая Истина невыразима.
   Духовное совершенствование невозможно.
   В конечном счёте ничего не достигается.
   Осталось постигнуть оставшиеся два и достичь просветления, но герой пить бросил.
   Наблюдая персонажей этой новеллы , которые толпились ранним утром у винного магазина, где продают из под полы дешевую паленую водку Н понял. то, что у них есть осмысленные и достижимые цели. Сначала найти мелочь, чтобы прошло адское похмелье, потом найти еще деньги и наконец напиться в хлам. Затем суметь добраться до дома, если он в наличии. По возможности в целости и не попав при этом в отдел полиции.
   Он вывел, что конченные уличные ханыги - это онтологические партизаны, прозревающие в алкогольном бреду и коматозных снах низшие истины, для описания которых в современном языке просто не присутствует слов. Синяки, как их называют в просторечии, все время в движении, в любую погоду, при любых обстоятельствах. Даже когда они сидят кулями на ржавых оградках газонов с полупустой бутылкой у ног, выдыхая перегар, им только кажется, что они недвижимы. Так пассажиру скоростного поезда представляется, что вагон стоит на месте, а за окном стремительно проносятся деревья, столбы, проселки и одинокие прохожие. Тут же летит мимо с невероятной  быстротой сама жизнь.
   Пропойцы избавлены от разочарований и измен, предательств друзей, неразделенной страсти и безнадежной любви. Даже от забот, печалей и болезней старости, поскольку просто до нее не доживут. Они незаметные городские бунтари, открыто, смело всем своим видом и поведением утверждающие  постулат, что  жизнь и все люди такое же дерьмо, как и они сами. 
И не важно, так ли это на самом деле.
   Никакого «на самом деле», как и единой реальности для забулдыг просто не существует. Есть только точки зрения и неисчислимое количество произвольно пересекающихся миров.
   Ханыги жили по кредо персонажа Венички Ерофеева: «Уж если родился, надо немножечко пожить». Те, кто такой взгляд исповедует, не прячутся за социальными масками, демонстрируя показное благополучие. Они выпадают из общества потребления и не являются подопытными кроликами корпораций. Не помнят наизусть телевизионные рекламные ролики. Кладут на систему и та ничего не может с ними сделать. Алики не менее естественны и органичны, чем кошка, невозмутимо и прилюдно вылизывающая свой зад. Забулдыги могут не мыться неделями, спать на асфальте, облегчаться там, где захочется, нести любую ахинею друг другу, не стараясь показаться умным и интересным, поскольку не слушают собеседников.
Впрочем, кто их слушает, собеседников? Сейчас внимают только себе, время такое.
   Окончательно спившиеся, все поголовно аскеты, их удовлетворяет немногое. Сто рублей для них колоссальные деньги. Они не жалуются на дороговизну еды, поскольку питаются только закуской. Их мозг чист, как свежевыпавший снег в четыре утра. Мычание, которое они издают, когда уже не в состоянии выговаривать слова, лучше всего выражает смысл их жизни.
   Счастливы ли они?
   Если достижение состояния животного - это счастье, то да.
   В одном рассказе Н был страстно, до безумия влюблен и чувства его были разделены в самом телесном смысле. Созерцая округлый зад предмета воздыханий, ритмично подрагивающий по его напором, он подумал:
   И это счастье?
   Мокрые шлепки и стоны, короткий миг ощущения падения в бездну? Об этом повествуют лучшие романы, пьесы, стихи, как об апофеозе любви?
   Состояние Н было сродни тому чувству, которое испытывает праздный прохожий, решивший сыграть наудачу с профессиональным наперсточником.
   Не играйте с Богом в счастье!
   Тот самый момент, когда ловкий мошенник поднимает стаканчик, где точно должен быть шарик, а простак смотрит и видит только пустоту. Н решил, что дело в женщине и стал их регулярно менять. Выяснилось, что это та же пустота, только вид сбоку, сверху, снизу, спереди, ну и так далее. В прелестницах не хватало жизни, бездарный авторы  многих талмудов сделали всех пассий Н одномерными, проходными персонажами. Ни привычек, ни характера, ни единой мысли в голове. А всего-то стоило щелкопёру приложить побольше труда, упорства и таланта, тогда сложилось бы все по другому.
   Регулярное созерцание пустоты, вошедшее в привычку, привело к неизбежному появлению потомства. Персонажи умеют размножаться. Иначе не было бы таких саг, как «Форсайты» или «Будденброки».
   Глядя на свою копию, Н думал, вот счастье! Быть кому-то нужным, заботиться, любить, радоваться успехам. Поначалу эта книга пахла мокрыми пеленками, а когда ребенок персонажа стал подростком, откуда-то из под корешка явственно пахнуло дымом сигарет и портвейна.
   Потомство быстро выросло и  стало считать Н старым и бесполезным дураком.
   Других у третьестепенных персонажей подобий и быть не может.
   Бросив пить, герою пришлось погрузится в созданную для него трезвую реальность и он с изумлением обнаружил. что даже где-то работает по профессии. За время своего фактического отсутствия  Н умудрился стать начальником информационного отдела в крупной московской газете. Причем всех устраивающим. Как выяснилось, его странности окружающие персонажи относили на счет его общеизвестного увлечения буддизмом. Более того, оказалось. что он успешный военный корреспондент, прошедший пару локальных конфликтов. То-то тогда ему снились часто кошмары, что он на передовой под огнем неприятеля, таким плотным, что головы не поднять.
   Так это были не сны?
   К его счастью, в те стародавние времена, которые были описаны в этом произведении,  почти все  журналисты пили водку как верблюды, перешедшие через сотни километров безводной пустыни и нежданно наткнувшиеся на арык. Так что на фоне коллег он не особо выделялся. .
   Он вспомнил, как был в Центральной Африке. Как Н мог это забыть? Все стоит перед газами: древний грузовик грохотал как катящаяся банка с гвоздями, Н держался обеими руками за деревянную скамью позади водителя. Рядом расположились кигути, «мстители» на местном диалекте. Самоназвание партизан племени бонто. Бородатые мужчины с обожженными солнцем красными лицами сжимали в руках старые автоматы и ружья. Некоторые стволы были примотаны к деревянному цевью медной проволокой. Пахло ружейным маслом, дымом сигарет и испражнениями. В ногах у людей лежал окровавленный черный юноша в рваной старой военной форме. Его руки были связаны за спиной, а голова билась о ребристый железный пол фургона. Брюки были мокры в паху. Брезентовый тент над Н, качающийся в унисон толчкам, прострелен во многих местах. Дерево кузова ощерилось острыми щепками там, где его пробили пули. Было раннее утро, огромное солнце освящало верхушки красных и желтых гор, в его косых лучах стояли облака пыли, поднятой колесами едущих впереди. Н отпил коньяк из алюминиевой фляги, пыль скрипела на зубах, ложилась тонким слоем на одежду и амуницию, засоряла ружейные затворы и моторы. Воды не было. Мылись они тоже коньяком, отчего острый запах пота разбавляла фруктовая сладкая вонь. Ночью удалось отбить винный заводик под Сулиху и взять языка. Все были пьяны и счастливы. Хирам, молодой боец, с которым Петр особенно сдружился, уверял, скаля белые зубы, что любит делать только две вещи - трахаться и воевать. Поворот, еще поворот , крутой подъем, во время которого пришлось толкать машины сзади и небольшая колонна партизанских машин въехала под сень деревьев. Поставив транспорт подальше от дороги, в дубовый лес, они рассредоточились. Нужно было блокировать проезд. Кигути словно растворились, слышно было только пение птиц и  журчание ручья. Рядом возвышалась, окружая молоденькое деревцо, гора спелых упавших абрикосов, некоторые плоды гнили, привлекая многочисленных насекомых, которые с жужжанием роились в воздухе. Есть фрукты было нельзя, Н попробовал однажды и неделю маялся животом.
    Прекрасная синяя бабочка  сидела на краю кучи, опустив хоботок, раскрывая и закрывая крылья. Пролетела тяжелым бомбардировщиком огромная бронзовка.
    Н с наслаждением пил ледяную воду, зачерпывая ладонями, пока не заломило зубы, вылил остатки коньяка и наполнил флягу. Тяжелый калашников оттягивал плечо. Ботинки вязли в мягкой земле. Хирам  подошел к лежащему на опавших листья пленному, пнул его ногой. Голова юноши бессильно мотнулась. Бесполезен, решил боевик и, достав десантный нож, перерезал тому горло. Кровь, пузырясь, толчками выливалась на узловатые корни деревьев, смешиваясь с оранжевым соком. Человек дернулся раз, другой, вытянул ноги и затих. Хирам вытер нож о его одежду и убрал. Раздался натужный вой приближающегося мотора.  Короткая очередь и из-за поворота, вихляя, показалась старенькая легковая машина. Н с двумя бойцами осторожно приблизился, не становясь на линию огня. Харам открыл переднюю дверцу и с водительского сиденья вывалился крупный черный мужчина в кожаной куртке. На заднем сиденье поскуливал толстогубый мальчик лет шести в футболке и шортах. Он был ранен в плечо. Пуля со смещенным центром тяжести, гульнув по телу ребенка, вырвала клок легких из спины и пацан истекал кровью. Харам вытащил кривой кинжал и прекратил его мучения. Вместе они столкнули автомобиль в овраг, а толстяка бросили в канаву и засыпали листьями. В лесу было прохладно, жгучие перечные лучи солнца терялись в зеленых кронах, не достигнув подлеска.
   Н достал из кармана сложенный вдвое конверт и принялся читать известия от жены Лизы. Она рассказывала о сынишке Ренате. Писала, что он влюбился в девочку из параллельного класса и стал совсем взрослым. Настя уже болтает вовсю, сегодня на площадке поцеловала в щеку мальчика, который поделился с девочкой  печеньем. Бутуз засмущался и спрятался за маму. Такса  Ириска принесла приплод, - продолжила рассказ о домашних новостях жена, - и теперь у них четверо очаровательных щенков.  Жена очень скучает и ждет. Надеется, что он скоро приедет. Н улыбнулся и убрал послание.
   Подошел Харам с сухими пайками и они открыли банки с тушенкой. Отковыривая жилистое мясо буйвола ножом, ели с лезвия, запивая чистой водой.
   Но больше Н понравилось быть героем рыцарского романа.
   Милость он проявлял только к сильным, слабых безжалостно убивал. Но и милость была странного свойства. Сильным Н даровал почетную смерть  в поединке с несколькими воинами, или при испытании огнем и раскаленным железом. Можно ли было назвать его жестоким? Н был равнодушен к страданиям недругов. Радости от чужой боли не испытывал, но торжество свое видел в полном уничтожении врагов. Битва для него была смыслом жизни, ее сладкой сердцевиной. С ней не могло сравниться ни опьянение вином, ни чревоугодие, которому он, впрочем, также был подвержен, ни обладание самой красивой женщиной. Ничего. О, эта дрожь нетерпения, когда из рассветного тумана едва проступают силуэты неприятельских воинов, когда меч в руке дрожит, желая вдосталь напиться вражеской крови. Челюсти сжимаются до хруста в зубах. А ноги бегут сами, почти летят, едва касаясь земли. Вперед, вперед, удар, еще удар! Один разрублен от ключицы до пояса, у другого клинок вышел из спины и на лице человека застывает маска предсмертного  ужаса. Победитель хохочет от ярости и счастья. Каждая жилка в его теле кричит - я живой, живой! А потом делить богатую добычу, забавляться с пленницами, придумывать казни для уцелевших.
Это ли не жизнь, это ли не счастье?
   В мирное время Н был угрюм, даже самая кровавая охота, когда загнанный олень стонет, как дитя в окружении своры охотничьих собак и Н вонзает нож в его плоть. Поворачивает его в ране, давая ток горячей крови, которая пачкает камзол и лицо. Олень, издыхая падает к его ногам.  Глаза жертвы подергиваются смертной белесой пленкой. И дрожащая слеза застывает на мягкой шерсти. Н ощущает радость, но ее не сравнить с восторгом убийства человека.
   В битвах прошла его жизнь.
   Был сентиментален, хранил прядь волос девушки, с которой обменялся клятвами о любви в тринадцать лет. Читать так и не выучился, но любил рассматривать гравюры в книгах об охоте и славных битвах. К собакам своим Н проявлял больше внимания и заботы, нежели к родным детям, впрочем это было в обычае тех времен. К жене своей относился с как к атрибуту своего титула. Нечто прилагающееся к нему, но не имеющее практической пользы. Ему больше нравились смазливые крестьянки.
Умер в глубокой старости, по средневековым понятиям, пятидесяти лет от роду. И не в битве, как хотел, а простудившись на охоте. Горячка длилась три дня, регулярные отворения крови не помогли, и Н угас в собственной постели, в окружении семьи и домочадцев, исповедавшись и причастившись Святых Даров, в мире с собой и со всем, что его окружало.
   Н погрузился в безумие жизненной книги об обитателях психиатрической лечебницы. Сначала  психом быть весело. В своем, для него вещественно, осязательно реальном мире, подобном книжному, это было похоже на сон во сне.  Н мог стать ангелом, антихристом, Богом или его любимым собеседником, пророком, хранителем секрета, за которым охотятся все спецслужбы мира. Мог обладать всеми красавицами земли разом, путешествовать к звездам силой мысли, в одиночку спасать мир от ядерной катастрофы или нашествия пришельцев. Подниматься в рай или спускаться в ад, чтобы оспорить трон самого дьявола. Быть принцем крови или тайным монахом в миру. Постичь смысл жизни и все загадки мироздания, создать свою идеальную вселенную, наконец. И все в рамках одного повествования.
Но, к несчастью, все эти живущие полной приключений, опасностей, любви и побед персонажи рано или поздно начинают внешне вести себя так странно, что неизбежно обращают на себя недоброжелательное внимание окружающих. И тогда супергероев изымают из повествования о обычной жизни и помещают в соответствующие заведения. Из волшебных миров выводят за месяц путем приема назначенных добрым доктором лекарств. А оставшиеся  годы приходится таким героям шаркать дырявыми клеенчатыми тапками по стертому линолеуму. Пускать с утра до вечера слюни на веселенькую пижаму в разноцветных бегемотиках. Ожидать вожделенной порции тухлой капусты с разваренной до состояния киселя рыбой.
   Н с облегчением вздохнул, когда невидимый ему читатель этой книги наконец перевернул последнюю ее страницу. А может ли Н увидеть своего читателя? Оказалось, если сощурить глаза и посмотреть на Солнце, то пятна его сложатся в подобие лица. Читателем следующей книги была старушка божий одуванчик. Морщинистая как запеченное в духовке яблоко.
   Следующая старинная книга была богоспасительной.
   В этом занимательном опусе персонаж воцерковился, стал постоянно ходить на службы в храм, регулярно причащаться, соблюдать посты и радоваться многочисленным праздникам.
   В церкви хорошо, мерцает позолота лампад и оклады икон, трепетно пляшут от сквозняка огоньки свечей. Там волшебно пахнет ладаном. Седобородый, с умным лицом священник  проповедует любовь и всепрощение, обещает жизнь вечную в раю. Люди благостны и чинно одеты, стараются быть вежливыми и предупредительными друг к другу. Дети трогательно складывают ручки на груди, принимая кровь и тело Христово. Девушки поголовно кажутся невинными. А жизнь представляется простой и понятной. Все тайны мироздания, которые так и не постиг, проклятые вопросы, на которые не нашел ответов ни Н, ни все мыслители до него, все эти отгадки наверняка известны священнику. Н мог его спросить о чем угодно после службы, поп с ним беседовал. Оказалось, что все описано давно в Ветхом и Новом завете, трудах отцов церкви и в житиях святых. Только Н, когда их читал, не понял их истинного смысла. Если же искомое не находится, значит оно ведомо только Богу и не стоит ломать над загадкой голову.
   Н читал молитвы каждый день, канон ко святому причащению раз в неделю.
   Хаос жизни постепенно преображался в прямую цепь легко объяснимых событий и явлений. Все, что в Н было дурного: лень, непомерная гордыня, отвращение к труду, вредные привычки. Все это следствие первородного греха, изначальной слабости человека. Наказание за ослушание Бога нашими прародителями. Первопричина же всех этих напастей в яблоке с древа познания добра и зла, которым полакомились Адам и Ева в райском саду. Уступив увещеваниям змея-искусителя, врага рода человеческого. Помочь исправиться поможет только искреннее и полное покаяние и беспрестанная молитва. Спастись можно не по делам и молитвам, а только по бесконечной милости Христовой, да заступничеством за нас Богородицы и всех святых.
  - Лукавый хитер, не дремлет ни ночью, ни днем, и совращение тебя с пути истинного его единственная цель, - говорил батюшка, - а орудия его люди, часто тебе близкие. Дьявол же причина всех мерзостей мира: равнодушия и жестокости, войн и геноцида, убийства детей, женщин и сексуального насилия над ними, Бог этому не препятствует, потому что Его пути неисповедимы и у него есть секретный план в отношении судьбы каждого человека и всего человечества. Частично замысел его изложен в Откровении Иоанна Богослова. И вообще, если кто-то умирает, значит Господь его очень любит и забирает к себе в рай. Чем страшнее смерть и невыносимее страдания перед ней, тем больше вероятность того, что покойный окажется на небесах.
   Стихийные бедствия и катастрофы, продолжал отец Никанор, - посылаются в наказание за всеобщее падение нравов, добрачные связи, аборты и гомосексуализм. Они являются верными предвестниками грядущего  Страшного суда. Живем мы в последние времена, когда чаша терпения Господа почти переполнена. Нечего удивляться, что иногда из нее немного проливается на землю.
   Н рассчитывал, что он, хоть и не заглавный персонаж в этой проникновенной благочестием книге, в конце концов все же обретет спасение на последней странице.
Так проходили дни, месяцы книжного времени, сотни страниц текста, а грехи на исповеди  были все те же. Н на каждой исповеди давал обещание исправиться, а сделать этого все никак не мог. Как-то он обратил внимание, что некоторые прихожане даже не говорят ничего священнику. А только кладут ему в руку исписанный листок бумаги. Поинтересовался, что это, и ему ответили, что можно подавать исповедь письменно, списком прегрешений. И хорошо бы для этого приобрести брошюру святителя Игнатия Брянчанинова «В помощь кающемуся». Купил герой книжицу, благо стоила она недорого, открыл, а в ней перечислены десятки грехов и у каждого по двадцать уточняющих разновидностей. Н начал читать (чтение в книге тоже бывает), и понял с ужасом, что все эти пороки ему присущи. Это похоже на самостоятельный поиск предполагаемой болезни по симптомам в медицинском справочнике. Стоит только начать и ты  обнаружишь у себя все недуги, вплоть до рака мозга и родильной горячки.
   И тогда Н начал смеяться, хохотать до слез и икоты:
  - Кем же ты себя возомнил?   - сказал он, обращаясь к себе - Исключительной личностью с персональной  судьбой, записанной алмазным пером на шестой день творения в золотой Книге жизни? И хранится она на седьмой небесной сфере из горного хрусталя, в окружении парящих архангелов и серафимов. Что в тебе есть такого ценного для вселенной, что заслуживает жизни вечной да еще и бесконечного счастья?
   И ушел Н из прекрасного храма, да и со станиц книги, оставляя строгие лики святых созерцать мудрыми и простодушными очами нескончаемый поток соискателей жизни вечной и бесконечного райского счастья.
   И умер.
   Ибо, по замыслу автора, кощунника сразила молния прямо на паперти. И Н провалился во тьму внешнюю, где мрак и скрежет зубовный. Сколько он там пробыл, сказать невозможно. Может быть минуту, может быть вечность. На весах Создателя это равные промежутки времени.
  А потом случилось следующее.  В одном из бесчисленных миров был поздний зимний вечер, за окном тоскливо завывал ветер, как бездомная сука, издыхающая от голода и холода, а один гениальный поэт сидел на кухне и было ему немного грустно. Очень хотелось иметь собеседника, а казалось, что вокруг сплошь идиоты. И тогда он придумали нового героя, заглавного.
  И написал стихотворение.
  Н с творцом посидели за столом. Выпили зеленого чая. Поговорили о книгах и жизни, помолчали вместе. Засиживаться было неловко и Н, попрощавшись, удалился.
Все жизни, которые он прожил до этого соединились в одну.
  Н вздохнул. Закурил сигарету. Огонек ее светился в темноте, как далекий Марс в небе над головой.
  Н понял, что должен просто терпеливо играть свою роль и ушел в ночь, один.