Боязнь слов

Считается, что рождению вселенной предшествовал какой-то взрыв. Рождению моего папы предшествовала пара взрывов в Японии… Перед моим рождением было тихо. Даже если где-то что-то взрывалось мы этого не слышали и не ощущали. Тишину могли нарушить лишь мухи, стрекозы, пернатые, ишаки и узбеки. Говорят, меня спасли химические витамины и искусственное вскармливание. Вопреки «естественному отбору». Эта глава Дарвиновской теории в «умелых руках» легко становится частью «Божьего промысла»… Бога в наших краях не водилось… Ни того, ни другого, ни третьего - никакого. Обком партии - не в счет… По-крайней мере Он себя никак не проявлял. Возможно, мы тогда не были в массе своей неудержимо алчными, не так сильно желали жён ближних своих… Особенно - я. У меня не было ни ближних своих ни их жён. Окружающий мир только начал проявлять краски, муть сменилась вполне резким изображением, что-то было мягким, что-то - твёрдым, что-то - не вкусным… Действие разворачивалось в основном на полу, поэтому запомнились ноги, ножки от мебели и различные крошки… Для того, чтобы посмотреть кому-нибудь в лицо надо было лечь на спину. Мне всё тогда нравилось… Особенно неспешность. Я не торопился изучить окружающее. Оно не интересовалось мной. Иногда мы сталкивались. Оно - чем придётся, я - лбом. Как и многие, я был впечатлительным… На крик реагировал рыданием, на щекотку истерикой… Слегка удручала повышенная гипнабельность. Достаточно было услышать тикание часов (типа «будильник»), как я моментально вырубался.
Детский сад в который я попал оказался лажей. Мало того, что остальные «питомцы» были ещё более меланхоличными чморями, чем я… Там обитал запах… Состав этого запаха секретнее кока-колы и опасней зарина. Характеристика:«Вонь», для этой фигни - величайший комплимент… Я научился привыкать… Сначала к запаху, потом к идиотским «мероприятиям», распорядку и, наконец - к Галине Палне… У неё были золотые зубы и все знали, что она «харошая». Девочки вечно норовили её обнять…вчетвером. В отсутствие ярких личностей среди «подопечных» Галина Пална играла «первую скрипку»… Она пела, плясала, водила хоровод и заставляла нас делать то же самое… Иногда ей на помощь приходил какой-то мужик с баяном. Никто из нас не знал как его зовут. То ли не расслышали, то ли постеснялись переспросить… Не сговариваясь, мы стали называть его Галин Палыч. Галин Палыч играл на баяне с закрытыми глазами и улыбкой до ушей, обнажая всё те же золотые зубы… Энергичные татарские наигрыши были похожи на ирландские… Я тогда этого не знал. Мы обреченно пытались двигаться в такт… Галина Пална щурилась и ободряюще хлопала в ладоши. Не смотря на хорошее поведение нас ежедневно ожидал тихий час. Тихим он не мог быть в принципе, потому что ему предшествовал обед. Обед состоял из горохового супа и гороховой каши или щей и тушеной капусты… Температура каждого блюда составляла примерно двести градусов по Цельсию. Кисель - градусов четыреста… Я валялся с закрытыми глазами и боялся пошевелиться… Однажды меня, отравленного горохом укусила оса… Не поверила в мой сон или мстила… А я в это время лежал и пытался кое в чём разобраться. Мне не давала покоя пара слов, нагло поселившаяся в моей голове. Этими словами были вездесущие «х..й» и «пес…а». В целом было ясно - к чему это имеет отношение. Оставалось понять - что из них обозначает писю, а что - попу… В последствии всё встало… на свои места…
После этого ада школьная перспектива казалась заманчивой. К концу первой четверти я подсчитал, что это говно продлится ещё около десяти лет… Выручала повышенная событийность… Вечно что-то происходило. То - кто-то облажается, то - я облажаюсь, то - у кого-то внезапно выросли сиськи… Судя по строгим рожам учителей мы для них были потенциальными уголовниками и проститутками. Всё время говорилось о том, как не надо поступать. Как надо - не говорилось. Наша вина заключалась в том, что мы не были Матросовыми, Космодемьянскими и Гастелло… То есть - были живы. Я стал скучать по детскому саду. Там никого не называли гестаповцами за закатанные рукава. Нас вечно за что-то ругали… Завуч таращила красные глаза и орошала слюной всё в радиусе метра. Я, как обычно ожесточённо «тормозил»… Мало того, что меня мучили очередные непонятные слова : «гимнастёрка», «фисгармония», «волосня» и пр… - появилась новая проблема… Я не знал, как выглядит «гондон». Спросил у друга… Он ответил: «Гондон похож на шарик… Натянул на хер и - вперёд…» Вопросов меньше не стало. Я же не знал, что он имеет ввиду сдутый(девственный) воздушный шарик. Для меня слово «шарик» ассоциировалось исключительно с пинг-понгом… Как Это можно натянуть на хер? Что значит «вперёд»? Зачем? Я переспросил: «Похож на шарик?» Потом, через неделю - опять переспросил, затем - снова… Ответ был одинаковым… Воображение отказывалось обрабатывать такие данные. И я сдался…
В следующей моей школе обнаружился некий Лёша (то ли Вадя… не важно). Он был учителем «по-пению». Лёша любил Барыкина, «Машину Времени», дорогие сигареты и, судя по причёске - бигуди. Внешне - нечто среднее между Цоем и Корнелюком… Если кореец не выращивает рис или лук, он пытается стать интеллигентом… Лёша упорно путал интеллигентность с нарциссизмом. Ещё он старался употреблять литературные слова, что называется - всуе. Например: «Образно выражаясь - это ***ня какая-то…» С нами он вел себя по-свойски. Показывал как играть «боем» на гитаре, пел козлетоном и стрелял сигареты… Однажды, заметив в моих руках новую пластинку «Машины…» он вдруг сказал: «Дай мне…» На резонный вопрос: «Чего так?» он ответил: «У меня замечательная фонотека…» Я не знал как реагировать - пришлось отдать… Мало ли… От ненужных размышлений меня тогда спасали сигареты, мозоли от гитары, забывчивость и командные виды спорта.
Усатый дядька по «НВП» постоянно рассказывал нам о своей службе на самолёте «Ту-шаснаццать». При виде нас у него начинали чесаться руки. Как-то он заявился на урок навеселе… После построения «летун» заявил, что мы - «мелкие ублюдки» неверно используем популярное ругательство… «Нет в советской литературе такого выражения - пидарас! Пе-де-раст! Понятно?! Не позорьтесь, прежде чем говорить..!» Вообще-то мы были в курсе. До «усача» на защиту словесности поочерёдно вставали: пьяный физрук, пьяный трудовик и некрасивая географичка. Не могли же мы им объяснить, что слово «педераст» - не звучит…
Я стоял в строю и думал: «Ещё полгода и - всё… Прощайте пески и горы, верблюжья колючка и карагач, арбузы и дыни, жара и аборигены… Прощай, учительница узбекского языка, которая сказала мне: «Не выёбывайся…» Я уезжаю в другой мир. Там свежо и прохладно. Театры, музеи, парки, сосиски… Там ученые и артисты, музыканты и клоуны…, павильоны и гонорея, фисгармонии и фонотеки, гомики и пе-де-расты… Там цивилизация и русский язык! В Москву!»