Мать
Вокзал встретил её бурлящей суетой и грохотом. После размеренной, убаюкивающей вагонной жизни всё это выбило её из колеи, и она растерялась. «Телеграмму-то давали?» – уже второй раз спрашивала проводница, помогая выносить на перрон узелки и корзины. Мать рассеянно кивала головой, оглядывая бесконечное море людей и беспрестанно поправляя тёмно-синий полушерстяной платок. «Мама! Мама!» – она повернулась и попала в объятия шуршащей нейлоновой материи. И всё, вдруг, замерло, исчезло, лишь глухой стук сердца в ушах. «Ну, что же ты номер вагона не сообщила? Я весь состав оббегал» - откуда-то сверху раздался голос сына. Отпустив её, он глянул на вещи. «Куда же столько? У нас всё есть. Ох, мать, ну, ты даёшь! Постой здесь, я сейчас носильщика позову». «Да, не надо никого, сами донесём. Бери, вон, те корзины. Там сливы дядя Саша дал, а я остальное. Где, тут у вас автобусы-то ходят?» - и, схватив узлы, влилась в людской поток, двигающийся к выходу в город. В такси она долго рассматривала сына, отмечая про себя все те изменения, отличающие его от того паренька, который в восемнадцать лет уезжал в первый раз из дома. Именно тот образ и врезался ей в память, стал эталоном, по которому она сверяла его, приезжающего сначала на побывку, потом на каникулы, потом в отпуск. И, чем дальше он уходил от этого образа, тем больше она его жалела и беспокоилась за него. Пока сын сбивчиво рассказывал ей о детях, о жене, о домашних проблемах, она по интонации в голосе, по манере держаться пыталась определить, как же, всё-таки, живётся ему, счастлив ли он, на сколько беды и печали терзают его в жизни. «С Зоей-то хорошо ли живёте, не ругаетесь?» Невестку свою она видела всего два раза и представление о ней имела смутное. Она, порой, долго и внимательно разглядывала её лицо на свадебной фотографии, зажатой между двумя стёклами в стареньком буфете. Чем больше она смотрела на её пышные волосы, красивые с длинными ресницами глаза, тем больше проникалась уважением и, даже, почтения к этой женщине, ставшей для её сына необходимым и верным человеком. «Не ругайтесь, сынок. Живите дружно. Мы с отцом, хоть и мало прожили, но всё в ладу. Жена для мужа, как душа, а если человек с душой своей не в ладу, то он, вроде, кандальника становится». « Да, всё нормально, мам. Живём хорошо. Не хуже других. Ты о себе расскажи. Как ты? Как здоровье? У тебя же ухо болело, да, и рука левая…. У меня друг один есть, хирург. Я тебя к нему свожу, он посмотрит». Ей стало приятно, что сын помнит все её болячки, беспокоится, и она благодарно погладила его по колену. «Всё нормально, сынок. Здоровье у меня, согласно возраста. Ничего не надо». «Послушай, мам, мне, тут, надо заскочить в одно место. Всего на пять минут. Я быстро. Ты не против?» «Бог с тобой, Витя. Иди» - замахала она на него руками. Через пять минут он появился, рассержено дёрнул ручку дверцы и плюхнулся на сидение. « Всё, домой. Зина, наверно, заждалась». Глубоко вздохнув, он пытался переключиться с, неприятного, по-видимому, разговора, но не в силах совладать с клокочущим в нём раздражении, стал доказывать матери, какой свинья этот Сидоров, карьерист и подхалим, и что таких людей и близко нельзя подпускать к радиовещанию. Мать согласно кивала головой и, пытаясь его успокоить, поглаживала его по колену. Дождавшись паузы в горячем монологе, она, вдруг, спросила: «Вить, а на звёзды ты теперь не глядишь? Ты в детстве очень любил на звёзды смотреть. Бывало, домой не загонишь, готов был всю ночь на небо смотреть». «Какие звёзды – не сразу понял её сын – На звёзды? А! Да, нет, некогда сейчас. Так, иногда на рыбалке полюбуешься. Детство вспомнишь». Он на минуту задумался, потом чему-то улыбнулся и встряхнул головой. «Эх, мам!» Она ласково продолжала гладить его по коленке явственно видя, сейчас, черты того мальчика.
Дома их ждал празднично накрытый стол, такая же праздничная, радостная Зоя и жавшиеся к её ногам серьёзные и молчаливые Машенька и Сашенька. Расцеловавшись с невесткой, мать стала подзывать к себе внучат. «Сашенька, солнышко. Машенька – протягивала она к ним руки – Ну-ка бегите ко мне. Я баба ваша. Баба Вера. А что у меня есть…». Но, ни настойчивые подталкивания родителей, ни её увещания не могли оторвать их от подола матери. Не в силах совладать с собой, она подошла к ним подняла Сашу на руки и крепко прижала его к себе, ощутив давно забытый, такой родной и неповторимы запах детских волос. Саша обиженно запищал, и она, сунув ему в руки большое яблоко, виновато отошла к дверям. Виктор стал уговаривать испуганных детей, дёргать за ручки, но поняв бесполезность своих попыток, отступился приговаривая: « Ну, что за дети такие? Где, так смелые, даже чересчур смелые, а тут…». «Ничего-ничего, Витя, привыкнут. Ты их не насилуй». За столом разговор не клеился, чувствовалась какая-то скованность присутствующих. Каждый мучительно искал тему, общую для всех и не находил её. Сдержанно поделившись дорожными впечатлениями мать замолчала. Всё внимание было обращено на детей, которые, чувствуя это, резвились за столом от души. Помогая убирать посуду, мать с интересом оглядела кухню. Всё здесь блистало никелем и стеклом. «Да, Зоя умелая хозяйка» – с удовольствием подумала она. После обеда Виктор убежал по своим делам, Зоя ушла на рынок, дети убежали на улицу. Мать долго сидела на кухне, собирая воедино полученные за день впечатления и ужасно досадуя за то, что за столом она сидела «букой». Пришла Зоя. Порывшись в книжном шкафу, вытащила альбом с фотографиями и подала матери. «Вы, тут, посмотрите пока, а я готовить пойду». Мать обстоятельно, с интересом стала рассматривать фотографии, пытаясь отыскать среди многочисленных незнакомых лиц родные образы. Особенно ей понравились детские фотографии. Забавные мордашки так непосредственно и мило смотрели прямо ей в сердце. Глаза заволокло дрожащим туманом. Смахнув сбегающую слезу, она высморкалась в платок и позвала Зою. «Зоенька, дай мне эту карточку. У меня такой нет. Я по вечерам глядеть на неё буду. Вроде, как рядышком». «Просто не знаю – замялась невестка – Она у нас одна такая. Мы вышлем вам. Сделаем копии и вышлем». Она прислонилась к косяку и замолчала. Наступила неловкая пауза. «Что-то дети загулялись. Пора звать домой. Мы-то днями на работе, дети в садике, так вы чувствуйте себя как дома. Еда в холодильнике. Телевизор смотрите. Если надумаете куда уйти, ключ, вот, здесь висит. В общем отдыхайте». «А можно детишек в садик не водить? Я бы с ними понянчилась». «Ой, да, с ними тяжело. Это же бесенята настоящие. Такой возраст, не понимают ещё ничего. Всюду лезут. Да, и в садике у них сейчас подготовка к утреннику идёт. Успеете ещё. Надоедят». « Да, ведь, я всего на три дня. Мне дом бросать надолго нельзя. Коза у меня в людях оставлена. Вот, ведь, ни молока, ни шерсти мне не надо, а держу. Привыкла. Она, вроде, подружки у меня. Обе старые, да глупые». Зоя улыбнулась. «Вы бы продали всё, да и переехали к нам жить. Всё легче». «Что ты, что ты. Там ведь мой старик похоронен. Надо рядом лечь. Обещала». Зоя, потупив взгляд, стала вытирать сухие руки о фартук. «Я вам в зале постелю. Не возражаете?»
Вечером, когда уложили спать детей, мать тихонечко прошла в детскую и, усевшись у Машиной постели, стала рассказывать сказки. Но после двух-трёх фраз услышала равномерное сонное посапывание. Она ещё долго молча сидела, любуясь спящими детьми. И, вдруг вспомнила, что, как будто совсем недавно она так же сидела у постели сына, наполненная какой-то необъяснимой радостью.
За три дня они все вместе впятером сходили в зоопарк, покормили уточек в парковом пруду, погуляли по городу. Саша и Маша привыкли к доброй бабушке и весело топали рядом держа её за руку. Провожать её на вокзал тоже пришли все вместе. Дети искренне просили: «Бабушка приезжай ещё». Витя обнял и прошептал на ухо: «Ты, главное, береги себя, мамочка. Для меня береги, для внуков».
Сидя у окна, за которым пробегали посёлки, и перелески она думала: « Вот теперь всё. Теперь можно ложиться на операцию. И какой бы сложной она не была, это уже не важно. Надо только козу пристроить». И вдруг, с пронзительной ясностью она почувствовала, что больше не увидит сына. Губы самопроизвольно зашептали: «Господи, спаси и сохрани моего сына. Дай силы пережить тревоги. Дай мудрость вырастить детей.
Дай любовь ближних и уважение дальних. Прошу тебя. Будь милосерден».
А поезд, равнодушно постукивая на стыках, уносил её в вечность.
Свидетельство о публикации №218021400048