Черная кровь. Глава IV

Сквозь стеклянную крышу на перрон падали косые лучи солнца. В клубах дыма угадывались пассажиры и рабочие, встречающие и провожающие, дамы в шляпках и дамы с детьми, мужчины с чемоданами и мужчины с тростью.
    Вдоль вагонов бродили последние коробейники, приманивая покупателей соленными орешками и свежевыпеченными пирожками, но большинство уже складывали свои переносные лотки до следующего прибытия, уступая деловитой суете работников железной дороги.
- Бауэлл - хороший город, - говорил дядя Чарли. - Летом там прекрасные виды, хотя, зимой, конечно, холодновато. Как никак, море рядом. Поэтому одевайся тепло. Твоя тётя положила много теплой одежды. Она будет расстроена, если ты заболеешь.
    Джеймс рассматривал людей на перроне. Красивая девушка в зеленом платье прощалась то ли с женихом, то ли с братом, жарко расцеловывая его в щеки и вытирая слёзы. Два седоусых офицера о чем-то переговаривались перед дорогой, склонив близко головы.
- Моя бабка была из Бауэлла, - продолжал дядя. - Это, конечно, не Лоуэльс, но тоже есть чем заняться. Там есть театр и художественная академия, и академия мореходства…
   В толпе мелькнула белая головка. Джеймс вздрогнул, вскинув голову, но это была всего лишь какая-то седовласая дама. Она чинно шла рядом с рослым сыном под руку, что-то ему говоря. Джеймс отвернулся.
- Ты ведь знаешь, что у нас есть своя книгопечатня в Бауэлле, Джеймс? Там работают лучшие переплетчики нашей типографии! У них даже есть личная почтовая служба, так что если понадобится отправить домой письмо... Я сообщу мистеру Пикенсу, что ты можешь зайти.
   Джеймс молчал.
- И до Сандрока не так далеко, - негромко закончил дядя, внимательно взглянув на Джеймса. - Джейн переберется в пансион на следующей неделе, так что быть может…
- Они ведь не придут, верно? - перебил его Джеймс, с трудом переводя свой взгляд с толпы на дядю Чарли.
   Тот некоторое время молчал, глядя куда-то перед собой. На мгновенье Джеймсу показалось, что даже его рыжие усы поникли.
- Нет, Джеймс, - наконец проговорил дядя. -  Не думаю.

Они никогда не ссорились надолго. Даже в детстве. Хватало самое большее часа, чтобы брат и сестра вновь бросились искать друг друга по дому. Быстрее всего мириться бежала Джейн, не важно была она права или нет. Она не умела обижаться всерьез.
Стоило самой страшной ссоре затянуться, как в двери Джеймса стучала сестра и на пороге возникало её заплаканное личико с виновато потупленным взглядом.
"Джеймс… Мне так грустно без тебя!"
И они мирились. Иногда даже без слов.

- Пора спешить, Джеймс, - поторопил дядя, помогая племяннику с чемоданом. - Поезд скоро отъедет от перрона.
  Джеймс не стал спорить. Помог дотолкать тележку до дверей и поднять на ступени. Дядя Чарли торопливо вытащил из нагрудного кармана билет и сунул в руки Джеймса, подмигнув. Он старался держаться весело и улыбался, но взгляд его выдавал с головой.
- Не забудь билет, - сказал он. - Твое купе номер два, четвертый вагон. Поторопись. Как приедешь - черкни письмецо, отправишь, как будет время. Мы с тёткой хотим узнать о твоих первых впечатлениях в качестве мага!
Джеймс вновь не проронил ни слова, лишь молча закрыв двери перед лицом дяди. Поезд тронулся. Некоторое время дядя Чарли неуклюже шагал вдоль перрона, махая рукой. Его широкая улыбка, рыжие усы и клетчатый костюм делали его по-доброму нелепым и смешным на фоне разодетых мужчин и женщин, каким-то сказочным дурачком из детской книжки. Но Джеймс даже не улыбнулся ему.
Стоило поезду свернуть, как перрон и вокзал исчезли, оставив позади дядю Чарли, толпу, коробейников, стеклянную крышу… И детство Джеймса.

Джейн не вышла попрощаться с братом даже на утро, когда за ним приехал экипаж. Тётя напрасно стучалась в двери и звала её в замочную скважину - Джейн не открыла.
Джеймс знал почему она не хочет с ним разговаривать, он понимал и отчасти разделял  её чувства, однако в глубине души затаил обиду. Как голодная крыса, она грызла его последние ночи, не давая покоя.
Казалось, из них двух он единственный, кто не только пострадал в этой ситуации, но и вновь приносит себя в жертву, лишь бы спасти сестру. Разве он не заслуживал толику благодарности и внимания с её стороны? Как будто Джеймс сам хотел навеки вечные расстаться с семьёй и свободой, чтобы отдать свою жизнь служению людям, к которым ничего не испытывает и не хочет испытывать! Где справедливость?
Но Джейн молчала. Её взгляд таил укор, как будто родной брат из собственного каприза оставлял её в одиночестве. Такими глазами смотрит преданная жена на изменившего ей мужа или невеста на жениха, который бросил её перед самым венчанием.
Хуже, что вместо того, чтобы успокоить Джеймса, внушить ему какую-то надежду, тётка бросилась к его сестре. Она вилась у её комнат последние дни, как птица у гнезда, забавляя подарками и увещаниями, бросая на племянника лишь виноватые взгляды. Как будто говорила этим: "Ну что я могу с ней поделать, мой неразговорчивый Трубочист? Ах, какая она нежная, какая чувствительная. Я бы и рада помочь тебе, но она ведь девочка, а ты мальчик. Я ей нужнее, а ты сам справишься, ты же скоро станешь мужчиной".
И Джеймса это… злило. Он никак не мог отделаться от острого ощущения, что его сестре всё это доставляет некое извращенное удовольствие, как будто она получала наслаждение от всей суеты вокруг её горькой обиды, причиненной ей непутевым братцем.
Впервые в жизни Джеймс ощутил своё одиночество. Поэтому, когда пришел день отъезда, он даже не оглянулся в сторону тёткиного дома. Не посмотрел, выглянула ли сестра за штору, чтобы проводить его хотя бы взглядом. Тётка лишь беспомощно топталась на крыльце, то пытаясь нагнать и обнять его, то бросаясь обратно в дом. На её губах играла улыбка, но глаза были полны слёз.
Лишь на перроне сердце Джеймса дрогнуло. Он всматривался и всматривался в толпу, надеясь увидеть среди чужих лиц одно-единственное, что ему было дорого, ради кого он бросал и дом, и себя самого, но…  Не случилось.
Джеймс остался один.

- Дорогая, не сутулься! Что ты сутулишься, как какая-то доярка? И не держи книжку так близко к носу, когда читаешь - глаза испортишь!
Джеймс открыл дверь в купе и заглянул внутрь.
- Извините, это номер два? - спросил он, настороженно рассматривая двух женщин перед собой.
Одной было лет под пятьдесят, у неё было сморщенное, как сушенное яблоко лицо, крупный нос с горбинкой и маленькие, темные глазки. Одетая в ярко розовое платье и шляпу в цветах, пожилая женщина чем-то напоминала очень страшного фламинго. Её маленькая головка на длинной шее и костлявые руки в белых перчатках лишь усиливали это сходство.
Вторая, девушка в желтом платье, почти девочка, была длинной и несколько полноватой, с тяжелым, лошадиным лицом и печальными глазами. По какой-то причине, глядя на неё, Джеймс испытал странное, но стойкое желание дать ей кусок сахара.
- О, да-да, номер два, - закивала дама-фламинго, суетливо разглаживая бесчисленные складки на своей юбке, и бросила короткий взгляд в сторону дочери. Та смущенно зарумянилась.
- О, тогда… здравствуйте,- сказал Джеймс. - У меня билет в это купе, вы не возражаете, если я составлю вам компанию…
- Конечно, садитесь, юноша, присаживайтесь! - азартно закивала дама.
Джеймс втиснулся в небольшое пространство, стараясь не наступить на чью-нибудь юбку. Пока он устраивался на месте и убирал свой чемодан на верхнюю полку, у него возникло ощущение, что дама-фламинго и её дочь рассматривают его с каким-то жадным интересом, как лошадь на ярмарке, но стоило ему сесть, как обе торопливо отвели глаза.
Повисла неловкая тишина.
Девушка в желтом платье уткнулась в свою книгу, поверх которой был виден лишь её красный лоб. Дама-фламинго вытащила из дорожной сумочки вязание и принялась щелкать спицами, пытаясь породить в мир некий розовый компромисс между монашеским балахоном и походным шатром кочевников из Амба Али.
Джеймс смущенно потер щеку костяшками пальцев и отвернулся к окну.

Они никогда не расставались. Всегда вместе, чтобы не случилось.
Однажды Джейн искусали осы и её лицо страшно опухло. Это произошло в самый канун их дня рождения, когда тётя Софи пообещала отвезти близнецов на парад кораблей в Лоуэльсе по реке Нордвад. Второй сын императора, герцог Маркус Дракомалед,  прибывал с военной службы на берегах альбских колоний в Индарии. На одном из кораблей привезли целый зверинец с настоящими тиграми, огненно-рыжими павианами, павлинами, попугаями, мангустами и кобрами… Они так мечтали посмотреть на них!
Сестра наотрез отказалась выходить из дома. Джейн все плакала и плакала, с ужасом рассматривая своё лицо в зеркале. Она едва мирилась с тем, как смотрят на неё люди в парке. Но как будут смотреть теперь, когда её лицо настолько раздулось и сделалось похожим на круглый диск белого орангутанга?
В тот вечер Джеймс сам вышел в сад и наловил нескольких пчёл. Увидев его опухшие щеки и губы, тётка вначале долго ругалась, затем смеялась. Джейн с трудом улыбалась онемевшими губами. На следующий день они вместе пошли на парад, держась за руки…

Городской пейзаж за окном быстро сменился сельской местностью. Убранные нивы и кукольные деревеньки перемежались золотистыми рощами и полями с прибитой дождями травой. Потом потянулись холмы, увенчанные древними менгирами, старинные церкви и остатки реликтовых лесов, одинокие усадьбы и снова поля и холмы, укрытые отцветшим вереском.
- Ах, вы едите в Бауэлл? - внезапно спросила дама-фламинго и Джеймс вздрогнул, вспомнив о присутствии других людей. Он неохотно обернулся.
- Разве поезд останавливается где-то еще?
- Да-да, точно, - закивала Фламинго и пожевала губами. - Вы когда-нибудь бывали в Бауэлле?
- Нет, мисс…
- Миссис Эванс, - приятно улыбнулась Фламинго и кивнула в сторону своей дочери, бросившей испуганный взгляд поверх книги. - А это Маргарет, моя дочь.
- Приятно познакомиться, - кисло улыбнулся Джеймс и отвернулся к окну.
- О, а мы туда постоянно ездим, - театрально вздохнула миссис Эванс. - Каждую осень. У меня там живет сестра. Приятная женщина, директриса сиротского приюта, между прочим, очень уважаемая дама. Мы останавливаемся у неё каждый сентябрь-октябрь, правда Маргарет?
Джеймс неохотно кивнул. Ему решительно не хотелось с кем-то разговаривать. Однако миссис Эванс это явно абсолютно не смущало.
- В это время как раз начинаются такие замечательные праздники! Художественные ярмарки, открывается яблочный рынок, а какие разыгрывают пироги! Вы когда-нибудь пробовали яблочный пирог с патокой по-бауэльски? Очень рекомендую. Маргарет, кстати, у меня их превосходно печет, правда, милая?
Маргарет что-то смущенно пробормотала из-за своей книжки.
- Многие театры перебираются в Бауэлл, чтобы сыграть там свои новые премьеры, - как ни в чем не бывало продолжала миссис Эванс. - Мы с Маргарет не пропускаем, между прочим, ни одного представления. Она у меня такая прекрасная девочка, вся в бабушку. Кстати, она и сама кое-что умеет, да, Маргарет? Слышали бы вы как она прекрасно музицирует на арфе! А вы, кстати, как относитесь к…
Дверь внезапно распахнулась и на пороге возникла женщина в красном. Она была высокого роста, её красивое лицо, как будто выточенное из тонкого, белого фарфора, словно светилось в полумраке вагона, зеленые глаза сверкали как драгоценные камни. Быстро поведя головой в широкополой шляпе, украшенной черными перьями, женщина крикнула кому-то через плечо:
- Сюда, Роро! Кажется, я нашла!
Взгляд незнакомки обратился к присутствующим.
- Это ведь второе купе?- спросила она.
- Да, - сказал Джеймс.
- Нет! - буркнула миссис Эванс и хищно вцепилась в вязание.
Женщина уже устраивалась на сидение рядом с Джеймсом. Следом за ней вошел её спутник. Он ничуть не уступал своей компаньонке в росте, однако несколько сутулился, тонкое, длинное лицо казалось каким-то серым и измученным, как будто его обладатель чем-то длительное время болел, темные волосы были убраны в хвост, торчащий из-под треуголки куцым обрубком, под мышкой была зажата трость.
- Убери чемодан, Роро, будь душкой, - томно приказала женщина, извлекая из своей сумочки пудреницу из черепахи. Роро отвесил молчаливый поклон присутствующим дамам, коротко коснулся своей треуголки в сторону Джеймса и принялся безжалостно расправляться с многочисленным багажом своей компаньонки, сплошь состоящим из розовых коробок и чемоданчиков, отделанных крокодиловой кожей.
Миссис Эванс смотрела на всё это с плохо скрываемым неодобрением.
Наконец последний чемодан нашел свое пристанище на верхней полке, Роро устроился рядом со своей спутницей и закрыл дверь.
Вновь воцарилась тишина.

Тётка Софи была их стражем. Она никогда не отпускала своих подопечных без своего надзора дальше городской улицы, на которой они выросли. Это было единственное, на что было способно её любящее сердце, чтобы оградить от злостных сплетен и взглядов соседей.
Но близнецы никогда не изнывали от одиночества. Ведь они были друг у друга. Целый мир был лишь декорацией для их детства, сквозь которую иногда прорывался зрительский шепот.
Но всё это чаще казалось простым недоразумением, недосмотром или злокозненной мелочью, которая сразу же забывалась за чередой беззаботных дней детства, маленьких семейных драм и катастроф. Весь их мир и интересы концентрировались только вокруг них самих, но когда пришло время…
Джеймс не сразу осознал, что именно ему не хватает. Это было год назад, когда ему исполнилось пятнадцать. Они сидели в пышной гостиной очередной тётушкиной знакомой. Хозяйка дома музицировала на арфе, развлекая гостей и Джейн, как завороженная, сидела у пианино, жадно наблюдая как танцуют женские пальчики по клавишам музыкального инструмента.
"Привет, я Лили", - раздался девичий голосок над ухом и рядом опустилась прелестная девушка с копной каштановых кудрей. Джеймс глупо моргая уставился на неё, пытаясь выдавить хоть слово. Девушка засмеялась, прикрыв рот ладошкой, и отвернулась к окну.
"Ты такой смешной!"
В тот вечер он так и не сумел ей ничего ответить.
Джеймс не умел разговаривать с чужими людьми.

- Какой прекрасный крой у вашего платья, просто загляденье! - сообщила дама в красном, быстро оглядывая купе и останавливая свой взгляд на девушке с книгой. Та вновь беспомощно покраснела, а её мать гордо задрала нос.
- Мы с Маргарет заказываем одежду в лучшем лоуэльском ателье, - важно сообщила она. - Там работает известный портной Жак Ренье, который…
- Вы должны мне сообщить адрес! - потребовала дама в красном. - Мне в Лоуэльсе вечно не везет с портными, а в декабре у меня там премьера. Однако вам стоит выбирать другие цвета, милочка, желтый вас абсолютно не красит. С вашим цветом лица я бы порекомендовала вам синий или, скажем, белый…
- Прошу прощение? - миссис Эванс глупо захлопала ресницами, а уголки её губ резко изогнулись вниз.
Джеймс бросил беспомощный взгляд в сторону спутника Роро. Тот молча откинулся спиной на сиденье поезда, скрестив руки на груди и надвинул на глаза свою треуголку с тем решительным выражением лица, с которым человек готовиться провести вечность в неосвещенной келье древнего монастыря, приняв обет молчания.
- Прошу меня простить… - залепетала тем временем Маргарет, впервые подавшая голос на памяти Джеймса. - Вы случайно не та актриса из фионского театра…
- Селена Лавиолетт? - победоносно улыбнулась дама, снимая черную шляпу. Огненно-рыжие волосы рассыпались по её плечам, пламенным ореолом окутывая красивое лицо. Зёленые глаза быстро стрельнули в сторону Роро, но тот неподвижно дремал у входа, не замечая ничего вокруг.
- Та примадонна из Вилль Сиона? - недоверчиво переспросила миссис Эванс и зачем-то обернулась к Джеймсу, поясняя. - Это невозможно. Я слышала, что Селена Лавиолетт погибла в во время восстаний Вольных в 1818 году. Весь город был в огне!
- Нет, конечно нет! - широко улыбнулась Селена, приглаживая волосы. - Очевидно, что  я жива и здорова, хотя, конечно, театр, где я выступала, очень пострадал.
- От него остались лишь дымящиеся руины, - сварливо заметила миссис Эванс. - Говорят, его сожгли за то, что артисты укрывали у себя повстанцев.
- Слухи, - небрежно дернула плечом Селена, одарив Маргарет и Джеймса приятной улыбкой. - Во время войны люди готовы на самую гнусную ложь, чтобы оправдать свои преступления. К сожалению, пройдет еще немало лет, прежде чем Вилль Сион оправится от пожаров революций и войн.
- Поэтому вы прибыли сюда? - с живым любопытством спросила Маргарет, откладывая свою книгу.- Выступать в Альбе?
- О, да! - сказала Селена. - Бауэлл, Сандрок, Марден… А в декабре я участвую в опере "Жена Фараона" в лоуэльском театре, между прочим, исполняю главную роль!
- Никогда не бывал в театре, - сказал Джеймс. - Вы играете в опере, я так понимаю?
- О, мой мальчик, мой бедный, славный мальчик! - Селена театрально прижала белые пальцы к накрашенным губам, глаза её искрились радушным весельем. - Я просто обязана подарить тебе билет на мое представление, это кощунство жить в Альбе и ни разу не побывать в Лоуэльском театре имени императрицы Марианны…
Джеймс вздрогнул.
- Это, конечно, не Вилль Сион, но… куда же я подевала эти злосчастные клочки бумаги? - невозмутимо продолжала Селена, копаясь в своей сумочке. - Ах, юная мисс, я тоже подарю вам билет…
- Правда? - неуверенно улыбнулась Маргарет, краснея. Мгновеньем позже в её руках и руках Джеймса оказались продолговатые прямоугольники красного цвета с золотыми буквами поперек. Джеймс неловко повертел билет в руках.
- Спасибо вам, - тихо сказал он. - Но я не уверен смогу ли я попасть на представление в Лоуэльсе. Может вам стоит сохранить билет для того, кто…
- Глупости, мальчик, - Селена Левиолетт махнула рукой. - Не стоит благодарности.
Джеймс беспомощно замолчал.
Миссис Эванс бросила на даму в красном гневный взгляд и строго посмотрела на свою дочь, но та с удовольствием разглядывала билет. Весь её вид излучал неподдельное счастье.
- Не думаю, что у нас будет время посетить Лоуэльс в декабре, - сказала миссис Эванс. Маргарет удивленно посмотрела на мать.
- Но ты же сказала, что мы вернемся домой в начале зимы!
- Сказала, - поджала губы миссис Эванс и постучала одной спицей поверх другой. - Но теперь я в этом сомневаюсь. Говорят, в городе становиться небезопасно.
- Что вы имеете в виду, небезопасно? - спросил Джеймс, пряча билет. Миссис Эванс оглядела купе с торжествующим взглядом ястреба, в чьи когти попался особенно жирный кролик.
- Разве вы не слышали? - сделала она большие глаза и неторопливо принялась вязать.
Джеймс и Маргарет переглянулись.
Маргарет тяжело вздохнула.
- Мама… Это всё слухи, - сказала она с какой-то обреченностью в голосе.
- А вот и нет, - зловеще усмехнулась миссис Эванс. - Об этом уже и в утренней газете печатали.
- Вы о телах? - вмешалась Селена Левиолетт. - Бросьте! В Лоуэльсе всегда кто-то погибает. Страшный город. Если дрожать из-за всякого слуха, то душа покоя в жизни не узнает.
- Слухов? - брови миссис Эванс грозно сошлись к переносице. - Может и слухов, но как вы назовете то, что в каналах и реке Нордвад находят тело уже четвертого по счету мальчика?
- Холодает, - пожала плечами Селена. - Кто-то замерзает насмерть и другие беспризорники выбрасывают…
- А то что мертвые оживают, тоже, по-вашему, беспризорники? - торжествующе спросила миссис Эванс.
- Как это, оживают? - спросил Джеймс.
- А вот так! - улыбнулась миссис Эванс. Её дочь беззвучно закатила глаза.
- И не кривляйся, милая, это абсолютно серьезно! - погрозила пальцем старуха в сторону своей дочери и обернулась к Джеймсу. - Вот уже который горожанин рапортует, что найденные тела детей оживают сами по себе. Они говорят, ходят и даже бегают на глазах многих и многих людей, а потом падают замертво и больше не шевелятся. Власти об этом умалчивают, но свидетели всегда найдутся, всегда! Рассказывают, что их тела перепачканы кровью, а на коже вырезаны страшные, колдовские знаки…
- Ах, мама, бросьте! - вздохнула Маргарет. - Ведьмы и маги такими глупостями не занимаются уже тысячу лет. Мы же не в темной эпохе живем, право слово!
- А вы помолчите, милочка, - строго погрозила миссис Эванс. - Никто не знает что в голове у этих проклятых. Они все уже с колыбели спятившие, кто знает, какие у них могут возникнуть идеи насчет нас с вами? Все эти платья да шляпы жалкая мишура, маска, под которой кроется страшный зверь. Дай ему только повод и в следующее мгновенье он выкинет такое, что…
- Мама, но я тоже принадлежу к спящей крови, разве ты забыла? - сказала Маргарет. - По-твоему, я похожа на зверя?
Миссис Эванс сделала страшные глаза и резко повернулась к дочери всем корпусом.
- Что ты такое несешь, дурёха?! - зашипела она, испуганно посмотрев в сторону Джеймса. - Разве о таком говорят в приличном обществе?
Маргарет покраснела. Селена Левиолетт сидела с видом именинницы, которой принесли торт. Джеймс нахмурился.
- А что плохого в спящей крови? - спросил он. - Мисс Эванс права, разве можно заранее обвинять кого-то в столь диком преступлении, не имея должных доказательств?
Миссис Эванс покачала головой.
- Ох, молодой человек, вы так добры, но вам должно знать какое это клеймо на семье бедной девушки, особенно, когда та не замужем!
- Мама, - едва слышно прошептала Маргарет.
- Мама! - передразнила миссис Эванс и повела глазами. - Какой позор для семьи. Спящая кровь! О таком надо молчать и даже не заикаться! Какой уважающий себя человек возьмет в жены женщину с проклятым чревом?
- Разве это позор? - упорствовал Джеймс. - Позор человеку, который так считает!
- Вот как? - едко спросила миссис Эванс. - По-вашему, это прекрасно, когда в крови течет магический дар? Когда новорожденный младенец может просто взять и взорваться в своей колыбели, просто потому что его мать носит в себе это проклятье? Ах, молодая я была, глупая, вышла замуж за дурака! И что теперь? Вам нужно радоваться, молодой человек, что вы не сталкивались с этим в жизни, а тебе, Маргарет, стыдно! Юноша, как истинный джентльмен, так вежлив с тобой и даже защищает тебя, а ты…
- Вы не знаете, что такое позор, - холодно перебил Джеймс и вместе с его словами в купе повисла звенящая тишина. Миссис Эванс сидела, глупо хлопая глазами.
- Молодой человек, да что вы…
- Если, по-вашему мнению, молодая девушка вынуждена оправдываться перед семьёй и людьми за кровь, что течет в её жилах, то в обществе явно что-то не так и стыдно должно быть не ей, а нам, - сказал Джеймс. - Если бы на свете существовала страна одноруких дураков, то ради этикета вы бы отрезали себе руку, миссис Эванс? Тогда почему вы требуете этого от дочери?
- Да как вы…
- Нельзя судить человека по тому, каким он родился, - перебил Джеймс. - Это слишком субъективно. Общество меняется, мы меняемся и никогда не будет существовать единого мнения об идеальном человеке. Единственное, что мы действительно можем оценить - это человеческие поступки.
- Как дерзко, молодой человек, - фыркнула миссис Эванс. - Вы абсолютно невоспитанны! Вам должно быть стыдно.
- Стыдно мне, потому что я защищаю вашу дочь, или вам, что вы распинаете её на глазах чужих людей? - холодно переспросил Джеймс.
- Что?!
- Я сын убийцы, - сказал Джеймс. - Всю жизнь моя семья живет с этим клеймом так как другие люди считают, что поступки моего отца перевешивают решения еще не родившегося младенца! Люди находят справедливым обвинять меня в том, что я никогда не совершал и может быть не имел об этом никакого понятия, не напоминай они об этом всё время. Это я еще могу назвать позором. А спящая кровь вашей дочери даже не её вина, а ваша мнительность, которой вы портите ей жизнь.
Воцарилась тишина, которую больше никто не нарушал до самой остановки поезда.

Бауэлл. Приморский городок, зажатый с одной стороны холмами  и с другой - скалами, которые служили единственной защитой от промозглого, сырого ветра со стороны моря.
Согласно историческим справкам, он был выстроен вокруг одноименной крепости, которой владел Орден, чтобы обеспечить тамошних магов жильем и развлечениями. С их легкой руки в небо взмыли элегантные здания театров, школы, выросли жилые кварталы и усадьбы. Позднее всё это стремительно обросло еще большим количеством домов, лавок, магазинов и магазинчиков, а также гостиниц, постоялых дворов, рыночных площадей, мастерскими и даже борделями.
Правда была скучнее.
Бауэлл был единственным городом у моря в Альбе, где прогулка по пляжу не заканчивалась воспалением легких, а дома не смывало в море с очередным наводнением. Нахождение в этом городе какой-то магической крепости Ордена было лишь неловким историческим совпадением, не более того. Единственное, на что сумели повлиять маги Ордена, это полное отсутствие каких-либо церквей по всему городу. И хотя традиционная вражда между священнослужителями и магами из кровопролитной войны переродилась к вежливому бойкоту друг друга, за последние века ни один представитель какой-либо религии не решился возвести хотя бы маленький алтарь в черте города.
По этой причине сюда стекались все скандальные течения искусств, некогда не находившие поддержки у более аскетичного общества, на благодатной почве всепоглощающего атеизма выросла ни одна академия, выпустившая в мир циничных математиков, философов и юристовов, а близость порта породило огромное количество кварталов нацменьшинств и борделей. Особенно борделей.
"Актрисы и шлюхи - вот чем славится Бауэлл!" - любили поговаривать просоленные морячки, раскуривая трубку. При этом грань между ними была столько тонка, что нередко под этими двумя критериями могла подразумеваться одна и та же женщина.

Обо всём этом Джеймс узнал намного позже, а пока он одиноко стоял на перроне бауэллской станции, настороженно оглядывая толпу. Едва поезд достиг точки назначения, миссис Эванс, столь похожая на фламинго, схватила под руку дочь и исчезла в неизвестном направлении, не попрощавшись. Джеймс был только рад. Эта дама сильно его раздражала.
Перрон кишел приезжими и лавочниками, золотистая дымка окутала толпу и тяжело пыхтящий поезд, скрадывая очертания города. Джеймс извлек из нагрудного кармана письмо и снова прочел его. Согласно официальной печати, письмо было написано едва ли ни самим Верховным Магистром, возглавлявшим магов уже несколько столетий. В нем говорилось, что в Крепости Бауэлл уже известно о его приезде и к назначенному часу они пошлют представителя, чтобы тот встретил Джеймса.
Джеймс спрятал письмо и оглядел перрон.
Внезапно рядом с ним из золотистой дымки выступили двое. Однако это был не представитель Ордена. Это были Селена Лавиолетт и её спутник Роро.
- Это было прекрасно! - широко улыбнулась актриса, всплеснув руками. - Как вы вступились за эту бедную девочку и поставили каргу на место! Это было так… благородно.
- Не думаю, что миссис Эванс согласилась бы с вами, - ответил Джеймс.
- Кого интересует мнение ворчливой прачки? - поморщилась Селена Лавиолетт. - Попомните мои слова, мистер Блэкуэлл, чем больше люди мнят, тем меньше они значат. А вы, я так понимаю, прибыли в Бауэлл учиться?
- Можно и так сказать, - медленно проговорил Джеймс. Селена Лавиолетт внезапно наклонилась к нему и заговорщицки подмигнула.
- Часом не в Крепости Бауэлл, юноша?
Джеймс промолчал. Селена Лавиолетт звонко рассмеялась и махнула рукой в черной перчатке.
- Не бойтесь, Джеймс. Я никому не раскрою ваш секрет. Надеюсь, вы посетите мое представление в Лоуэльсе?
- Я… постараюсь, мисс.
- Зови меня Селена, - сказала актриса и внезапно поддалась вперед, фривольно расцеловав Джеймса в обе щеки. Ноздри Джеймса обдал запах дорогих духов. Он растерянно застыл, не зная как себя вести. Селена выпрямилась и бросила на Джеймса долгий, пронзительный взгляд. В её глазах вспыхнуло и шевельнулось пламя, которое заставило Джеймса сделать шаг назад.
- Селена, - тихо проговорил Роро, внезапно протянув руку и схватив свою спутницу под локоть. Та тряхнула рыжими волосами, бросила осуждающий взгляд в сторону мужчины, а затем вновь посмотрела на Джеймса.
- До свидания, Джеймс. Надеюсь, мы скоро встретимся.
- До свидания, - тихо проговорил он.
Кавалер Селены взял даму под руку и оба неторопливо исчезли в дымке.
Джеймс остался один.