Старинный альбом

У Василия Фомича во дворе было прозвище Айвазовский. Потому что в свободное от работы  время он увлекался живописью, писал морские пейзажи. Каждый год осенью в домоуправлении устраивали выставки поделок жильцов. От детей до пенсионеров, народ нес туда собственные творения – вязанье, пироги, картинки из сушеного чеснока, пэчворк, модели ракет, избушки из спичек, коробочки из открыток – разное.
 
Один угол стены, лучше всего освещенный, отводили обычно под пейзажи Василия Фомича. Там он и заработал свое прозвище - Айвазовский.
- Ну, что вы, - говорил он, - скромно опуская глаза, - куда мне до него! Он вот тут пустил бы лучик по волне, и она заиграла. Я, конечно, тоже пустил, но все же не так… Или так, Марья Петровна? - обращался он к победительнице конкурса кулинаров, пенсионерке из пятого подъезда. – Да что ты, Фомич, - отвечала она. – Все так! Ты чисто Айвазовский, а может, и лучше, мне нравится!

Кружевные салфетки приносила на выставку Анна Олеговна, соседка Марии Петровны по площадке. Муж ее до пенсии  работал в кинотеатре, рисовал афиши к кинофильмам. Имел специальное образование, и прозвище у него, естественно, было Художник. Он помогал жене размещать работы в отведенном ей уголке, как раз неподалеку от экспозиции Фомича. Тот обычно ожидал прихода Художника с трепетом. Все-таки, профессионал. Фомичу интересно было услышать его мнение. Готовя выставку в течение года, он нет-нет, да и вспоминал Художника, приступая к очередному морскому пейзажу. Что-то он скажет?
Но Художник обычно ничего особенного не говорил. Приветливо со всеми здоровался, развешивал женины кружева, прикрепленные к цветному картону, весело хвалил всех подряд участников, особенно детей – вот тогда и Василию Фомичу доставалось несколько восклицаний – о, наш Айвазовский все воспевает морские красоты! Поздравляю-поздравляю!

И Художник уходил по своим делам, на чаепитие никогда не оставался. А там обычно и произносились основные тосты, и Василию Фомичу, как и всем, доставались комплименты, которых он ждал весь год – от выставки до выставки.
Но ему хотелось, конечно, одобрения профессионала, высказанного подробнее! Как-то он не выдержал, перехватил Художника на выходе, и, заминаясь от смущения, все же спросил:
- Ну, как вам мои новые работы? Не дотягиваю все же до Айвазовского? Я понимаю! Кто он, и кто я! Но вот тот пейзажик, мне кажется, ничего себе… Или брак? Что скажете?
Художник закашлялся: - Да что вы! Все хорошо! Желаю удачи! Извините, тороплюсь!

На следующий год кружева его жены развешивал сын. Жаль, не пришел сам-то, огорчился Василий Фомич. А я так хотел спросить его, как у меня новая картина получилась -  кажется, продвинулся вперед в постижении тайн искусства! Творчество – сложная штука, но ведь постигаю что-то постепенно, постигаю!

- А давайте, мы заголовочек подвесим к вашей выставочке – «Наш Айвазовский» - предложила домоуправ Клякина, организатор всех наших побед.
-Ну, нескромно как-то будет! – засмущался Василий Фомич. – Но, если надо, что ж, вешайте!.. Считаете, заслуживаю?
- А то как же! – воскликнула организатор. – Василий Фомич! Да вы истинно талант, что говорить!

Во время чаепития, как всегда,  наш Айвазовский получил причитающуюся ему долю восторгов.
- Что ж, муж-то ваш не пришел? – отнесся он на волне высокого удовлетворения от признания публики к жене Художника. 
- Хотелось бы ему плоды, так сказать, бдений, показать, критику услышать...

Жена Художника только сокрушенно пожала плечами, не смог, мол, муж выбраться. Не говорить же Фомичу, что, когда она стала просить мужа развесить ее кружева, он сказал, что больше не хочет страдать от противоречия – с одной стороны, он понимает – «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», а, с другой – все-таки жалко обманутых...  Нет уж, веселитесь без меня. Так он сказал, и, вздыхая тяжко, сел перелистывать какой-то старинный альбом живописи.