Старый дом

В последнее время мне стал часто сниться дом, в котором прошло мое детство и юность. Он «является» так, как будто я живу сейчас в том, далеком времени. То были годы, когда я часто задавал себе вопрос: «Почему мы живем здесь? Ведь моя малая родина в сельской местности, поселке Ильинское-Хованское в Ивановской области». Этот же дом находился в Грозненской области на Северном Кавказе (современная Чечня). Ответов я не получал в семье, кроме краткой фразы: «Так надо». Много позднее я услышал о событиях, которые происходили на этой земле в середине 1940-х годов.
      Дом стоял в начале им обозначаемого треугольника. Рядом с домом проходила трасса из Грозного в Дагестан, от самого дома лучами исходили три улицы, одна, пыльная и вся в колдобинах уходила вверх в аульскую часть города, другая – проходила к реке Белке (Гумс), также вся избитая и трудно проходимая осенью и весной из-за дождей и раскисшей глины. Третье направление дороги проходило в  к мелководному озеру, которое  пересыхало знойным летом, а осенью наполнялось дождевыми водами. Создавалось впечатление, что дом своим положением указывал направления движению транспорта, людей и нашим ребячьим путешествиям.
Дом был большой, обсаженный по фасаду деревьями, в его дворе дома росли акации и тутовина (шелковица).  Множество окон были его глаза, которыми он смотрел на происходящую вокруг него жизнь. Из-за этого всегда создавалось впечатление, что дом кого-то ждал, что-то вспоминал, кого-то хотел увидеть. Тяжелые ставни на окнах придавали определенную строгость дому, и когда в летний зной (от жары) или ночью ставни закрывались, дом тогда походил на крепость, защищавшую своих жителей.
     Когда наступала весна, то дом преображался. Перед  ним зацветала дикая груша бело-розовыми душистыми цветами, для пчел и шмелей это была радость доставать сладость в бутонах цветов, дерево «шумело» от голосов этой божьей твари. Недалеко от груши росли два старых тутовых дерева, которые не давали плодов, они защищали дом со стороны трассы. Эти деревья как сторожа смотрели на трассу и не «разрешали» спускаться транспорту к дому.  И, конечно, оба этих дерева явно завидовали цветущей груше и сплетничали по поводу ее наряда невесты, а может быть, они мечтали также зацвести, но природа не дала им такой возможности. Акации, стоявшие во дворе, подчеркивали строгость и серьезность своего бытия. Они не сплетничали между собой, просто было не до этого, они цвели гроздьями сладковатой кашицы, опьяняя своим таким же сладковатым запахом людей, птиц и насекомых, пчелы трудились в цветущих акациях. Среди цветущих деревьев груши и акаций, зелени тутовых деревьев дом прихорашивался. После побелки его разведенной известью с синькой дом становился бело-голубым и деревья на этом фоне приобретали более четкую прорисовку  зелени листьев и цветов.
     Дом очень не любил дождливую осеннюю погоду, ему становилось неуютно от того, что сырел кирпич-саман, из которого были сложены его стены. Кирпичи-саманы проклинали всячески дождь и плотно сжимались друг к другу, с тем, чтобы не пропустить внутрь себя воду и не раскиснуть. Они стремились сохранить стены дома и тепло в нем. В такую погоду стены кряхтели, т.к. их основа, фундамент был не достаточно крепким, а горделиво вознесшаяся крыша дома давила безжалостно на них массой красной керамической черепицы. 
     Летнюю пору дом любил, его стены просыхали, омолаживались после ремонта разрушенной штукатурки и бело-голубой побелки. Украшала дом большая открытая веранда, на которой проходила жизнь людей, начиная с ранней весны и до поздней осени. Первоначально веранда была полностью открытой всем ветрам и дождям, но затем  закрыли ее отшлифованными досками, прорезав большие окна в ее стенах, была также убрана летняя печурка, стоявшая  в ней.
Этот сон о старом доме, вероятно, напоминал мне во сне о моих прожитых годах и наступающей неминуемой старости. Дом как старый друг помнил мои детские и юношеские годы и хотя дома уже давно нет, мне становится грустно о том, что я больше уже никогда его не увижу.
     Дом, стоящий на Кавказской улице, принял нашу семью в начале 1950-х годов, до этого мы жили в маленьком другом доме с земляными полами, большой печкой, керосинкой и керогазом, без электрического освещения. Вечером на столе стояла всегда керосиновая лампа, свет которой давал нам возможность делать школьные уроки и рано ложиться спать. Дом, в который мы переехали, имел электричество, черную тарелку радио и небольшую печь с двумя духовками, которые согревали нас в осенне-зимнюю пору. Мы были рады этому дому, т.к. он давал нам новые возможности в жизни, согревал нас, видел, как четверо детей наших родителей вырастали, становились как птенцы на крыло.
     Обживать дом было трудно, т.к. из мебели у нас ничего не было, старые хозяева оставили большой стол и две кровати. При доме мы разбили палисадник и развели огород, постепенно появилась живность куры и утки, козы – надо было много трудиться, чтобы наладить жизнь такой семьи в неродном для нас месте. Мы были не одиноки в трудностях быта и жизни. В колхозе им. Ленина проживали такие же как и мы переселенцы, которые были сорваны с родных мест по приказу Сталина и правительства и вывезены на заселение свободных территорий, поселений бывшей Горской республики, в данном случае на территорию депортированных в феврале 1944 года народов Северного Кавказа. В том месте, где мы стали жить, раньше проживало чеченское население. Аул Гудермес, названный от реки одноименного названия Гумс, упоминается в истории Кавказской войны начала XIX века, которую описал В.А.Потто, среди историков, получивший характеристику «Нестора Кавказской войны». Так что дом, в котором поселилась наша семья, раньше принадлежал чеченской семье, депортированной в Казахстан.
     Уже после многих лет проживания в этом доме, я был свидетелем удивительной сцены. Однажды к дому подошли старые люди, чеченцы и долго смотрели на него. Трудно поверить, но дом  встрепенулся, он узнал своих строителей и бывших хозяев. Дом как живой организм увидел тех людей, которых хотел увидеть и о которых грустил. Старики прошли в дом, осмотрели его, рассевшись, они стали, о чем между собой разговаривать, вероятно, вспоминали свои годы, проведенные в нем.  Все прошло ровно и корректно. Мои родители предложили чай, старики отказались. Вопроса об освобождении дома не стояло, да куда мои родители могли поехать, ведь на их родине уже никого не было из родных. На просьбу в ивановском ОК КПСС о предоставлении жилья, моим родителям было отказано, хотя они были сорваны с родных мест, где имели жилье, близких друзей и родных. Именно это происходило по приказу КПСС, т.к. мои родители были ее членами. Эту ситуацию я очень хорошо помню, т.к. сопровождал отца в приемную обкома.
     Одно еще я помню, в то лето все переселенцы из колхоза выехали, освободив дома и участки возвращенным из ссылки местным жителям. Теперь переселенцы из Орловской, Воронежской областей, Закарпатья, именно они жили в колхозе, были вынуждены возвращаться на необжитые места, повторив тем самым трагедию местных кавказских людей.
     Старый дом, обжитый  моими родителей, жил двойной жизнью, он видел своих строителей и бывших хозяев, и не мог изгнать моих родителей, т.к. видел большой труд, вложенный в его жизнь.  Этот дом проводил моих родителей в последний путь и сам умер.  Участок земли с садом и виноградниками, деревьями и цветами был передан конторе Горгаза, руководители которого дали команду на разрушение всего обжитого и строительство кирпичных производственных объектов. Дом умер, но в памяти моей он присутствует и часто сниться мне. Он, как старый друг, уже в другом мире грустит и напоминает мне о своей жизни в моих снах.
 


Рецензии
Жил-был дом... Поучительная история о людях и времени. Вообще чем-то напоминает притчу. Спасибо Вячеслав Павлович!

Юрий Николаевич Егоров   26.02.2018 05:50     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.