Фроська Полиолог 3

Глава 3
Полиглот


История знакомства Фроськи с тетей Лушей, началась еще пару лет назад, в 1916 году, когда Фроська, словно провинциалка впервые приехавшая в Москву, растерянно переминаясь с ноги на ногу, топталась на одном из перекрестков города, не зная куда податься.

На улице, была промозглая сырая погода. Осень выдалось холодной и на удивление снежной. Уже несколько раз, на грязные мостовые города выпадал мокрый снег, не желавший таять до конца.

Ефросинья, только что вырвавшаяся из лап Леонида Кузьмича, была вся взъерошенная, в наскоро накинутом платке и дохе. Она стояла на перекрестке, ожидая, пока проедут экипажи, чтобы перейти улицу.

Леонид Кузьмич Пархатов, в недалеком прошлом служивший приказчиком в лавке у купца первой гильдии Офенбаума, примерно год назад, это когда еще крушили и грабили всех обывателей Москвы с не русскими фамилиями, внезапно и необыкновенно разбогател. Как говориться - повезло. И не успели еще затихнуть слухи о немецких погромах в Москве, как он, уволившись со службы, так же неожиданно для всех кто его знал, приобрел недалеко от Садового кольца дом с лавкой на первом этаже.

Ближе к лету, закончив обустраивать свое новое владение, он, съездив в волость, перекупил у помещицы тетки Агафьи Фроську и еще пару девиц лет семнадцати для работы в лавке в качестве прислуги. Мужиков же, кроме немого сторожа Степана дежурившего только по ночам, он ни в своем доме, ни в лавке по каким-то причинам не держал.

И хотя, на тот момент Ефросинье едва исполнилось двенадцать, она уже была в теле, а выглядела и вовсе на пару- тройку лет старше. Грудь, конечно, из кофточки не выпирала, но зад был что надо. Это сейчас она вытянулась и похудела, а в то время, была кровь с молоком. Щеки даже из-под платка круглились и румянились.

Еще в деревне на нее все удивлялись: «И откуда что берется? Вся прислуга у Агафьи впроголодь живет, а эта, как на дрожжах пухнет».

К помещице же она попала оттого, что ее продала мать, из-за сильного голода в их местах.

За то, что продала, Фроська на мать не обижалась, это был единственный шанс выжить. Тут уж по-другому никак. В их семье девять душ детей, а она самая старшая. Содержать их родителям с каждым годом становилось все труднее и труднее. А тут еще нехватка продовольствия по всем губерниям, да и цены на продукты начали расти, как на дрожжах.

Работы же на стороне, в их краях не было никакой, каждый думал как бы самому прокормиться. А в последние смутные годы, когда началась война с германцами и почти все казаки, как и ее отец, ушли на фронт, так и вообще, такой голод настал, что хоть ложись, помирай.

А помещица всю свою челядь кормила хоть и не досыта, но регулярно.

Первое время, после переезда в Москву, Фроська побаивалась Кузьмича и даже относилась к нему уважительно, так как он напустил на себя до того солидный вид, что она и вправду поверила, что имеет дело с приличным человеком, уже давно владеющим честным и прибыльным делом. Кормил он хорошо, но и работой загружал так, что к своей кровати вечером она еле доползала от усталости, не чувствуя ни рук ни ног.

А потом, где-то ближе к середине лета, она вдруг застала Катерину, одну из девиц купленную вместе с нею, всю в слезах. Та пожаловалась, что Кузьмич поймал ее в кладовке и сотворил неладное.

Фроське в это даже как-то не поверилось. И на самом деле, уже через неделю, красуясь в обновах, Катерина заявила, что она, мол, пошутила и не стоит обращать на это внимание.

Вторая девица, Машка, по тому же поводу зарыдала уже в начале осени. Тут до Ефросиньи и дошло, что девицы-то говорили правду и что скоро настанет и ее черед.

Как-то, спустя некоторое время, Леонид Кузьмич позвал и ее на свою половину дома, принести ужин.

Когда она вошла в его комнату с подносом заставленным едой, он сидел за столом на табурете, был уже явно «под мухой» и жаждал обрести своего слушателя. На столе стоял почти пустой графин с водкой и тарелка с парой соленых огурцов, робко жавшихся к ее краю.

- А вот ты мне скажи! Как на духу! Презираешь Пархатова?! А? – атаковал он вопросом в лоб опешившую Фроську.

- Презираешь, - резюмировал Кузьмич, - Думаешь Пархатов подлец и сволочь. Душегуб  Пархатов, так что ли?!

- Нет, не думаю, Леонид Кузьмич, - растерянно залепетала Фроська.

- Врешь!! Все вы врете! – продолжал он, - а сами, небось, думаете: «Куда это Пархатов награбленное при погромах добро припрятал?» А?

- А о том вы думали, что Пархатов может спаситель Рассеи, спаситель нации? О том, что он Родину от засилья немчуры спасает, думал ли кто нибудь? Они вон, германцы, наших солдатиков и в хвост и в гриву… Наступают! А мы их жалеть будем? Не-е-е! Мы их здесь будем бить, жизни им не дадим! - надрывно кричал хозяин лавки.

Фроська, аккуратно поставила поднос на стол и остановилась рядом с ухватившим ее за рукав хозяином, в изумлении слушая его откровения об активном участие в немецких погромах.

- Да будь моя воля, я бы и царицу, немку эту, вот этими вот руками… А они ее камнями. По-о-о-думаешь, карету закидали! Три дня нам на разграбление дали! Три дня! А мало этого! Мало! Они нас триста лет грабят, а нам три дня! Ну, ничего, ничего… Скоро и мы соберемся с силами. И вот тогда погуляем! Тогда нас уже никто не остановит! Все, все возьмем, что унести сможем! – не останавливаясь, продолжал свой пьяный бред Кузьмич.

Пархатова унижаете? Думаете Пархатов мразь и выродок. А то не знаете, что он лично, лично, для спасения Россеи, три немецкие рояли изрубил и два шкапа в щепки разнес!

Пархатов может трое суток с подводы не слазил, добро немецкое вывозил! Думал сдохнет от усталости. А вы его в сволочи… - горько закончил Кузьмич пьяно всхлипывая.

И не успела  Ефросинья спросить, в чем же провинились немецкие рояли, как он, вдруг схватив ее за бедра и зад притянул к себе и хотел, было уже, уткнуться носом прямо в пах, рыдая.

Не ожидавшая такой фамильярности, она отпрыгнула назад и инстинктивно подняла колено, впечатав его хозяину в челюсть. Кузьмич, получив сильный удар, рухнул с табурета  распластавшись на полу без сознания.

Фроська обомлела от произошедшего, молясь только о том, что бы на завтра у Леонида Кузьмича не выскочило какого либо синяка на лице, потому как сегодняшний вечер, он вряд ли бы вспомнил.

Ей пришлось затащить его в спальню на кровать, раздеть и уложить спать, будто это он сделал сам.

После этого случая, мнение о Кузьмиче у Ефросиньи окончательно поменялось.

А где-то дня через три после этого, хозяин лавки подкрался к ней в тот момент, когда она стелила ему постель. Он, обхватив ее сзади и жарко шепча что-то на ухо, начал толкать на кровать. Фроська, вся вспыхнув от прикосновения разгоряченного мужского тела, тем не менее, не растерялась. Она помнила те уроки, что давал ей отец, как казачке, заставляя бороться с младшим братом.

Поэтому она слегка уперлась ногами в пол, а потом, вытянув руку назад и ухватив Леонида Кузмича за шиворот, резко подалась вперед, наклоняясь и перекидывая его через себя на кровать. После чего, бросилась бежать вон из спальни.

Кузьмич, на этот фокус не обиделся, а только еще больше раззадорился и при встрече, предлагая ей как нибудь побороться. А Ефросинья, страшно испугалась и после того случая решила быть на чеку.

Хотя хозяин лавки был не высокого роста и сухощавый, но силой обладал явно большей, чем она.

Чтобы не быть изнасилованной в кладовке, где и любил начинать свое баловство с новой девушкой Кузьмич, она, для верности, на верхнюю полку поставила короб с мукой. К коробу была привязана веревка, конец которой, был искусно спрятан ею в зоне досягаемости.

Фроська рассчитала так, что когда ей уже не хватит сил для сопротивления, она дернет за веревку, и тогда, мука засыплет насильника, дав ей возможность убежать.

Но все пошло не по плану. Несколько раз застигнутая Леонидом Кузьмичом в других местах, она сумела вырваться и убежать. Но когда это произошло в кладовке и она, поняв, что сейчас произойдет непоправимое дернула веревку, то вместо муки, на них обоих свалился сам короб, больно ударив ее по затылку и проломив своим кованым углом голову хозяину лавки.

Догадавшись отвязать веревку с короба и ничего не соображая от пережитого, Фроська кинулась к себе в комнату. Там, она скинула надоевший фартук, ненавистное ей черное платье, в котором она обязана была ходить по дому и, одевшись в свою лучшую одежду, схватив доху и платок, выскочила на улицу.

От одной только мысли, что она убила человека, ей хотелось бежать куда подальше, куда глаза глядят. Что она и сделала. И именно поэтому, оказалась стоящей на углу перекрестка в полной прострации.

Неожиданно, то место на затылке, куда пришелся удар короба, сильно нагрелось. В ушах появился звон, звуки улицы исчезли и Фроська, вошла в необычное состояние. Все вдруг стало ярким, четким, выпуклым, а на нее, внезапно обрушилась гамма разнообразных запахов.

Сзади, через открытую дверь кондитерской, мощно, даже как-то навязчиво, доносился запах кофе и пироженных. С проезжей части пахло лошадьми, кожей, ветошью, бензином, машинным маслом и выхлопами авто, а от многочисленных прохожих несло различным парфюмом, дымом цигарок, семечками, перегаром и потом.

Очень четко стали видны рекламные вывески с крупно нарисованными, бьющими прямо в глаза фамилиями владельцев заведений. Отдельно проявились электрические столбы, между которыми еще попадались газовые фонари. Выделялся из общего уличного потока вагон трамвая с висящими на подножке пассажирами и газетчик в форме, похожей на форму неизвестной армии, выкрикивающий названия газет и новости о восстании киргизов и их столкновениях с правительственными войсками.

Ее взгляд, охватил все разом, все, что находилось перед глазами, и остановился на молодом худощавом человеке в черном картузе и студенческой шинели, видимо студенте. Тот, задумчиво стоял недалеко от входа в банк, который располагался на углу перекрестка, как раз напротив Фроськи, через дорогу.

Молодой человек, с совершенно отсутствующим взглядом смотрел на лошадь, запряженную в коляску извозчика, с сидящим на козлах кучером и что-то вдохновенно шептал ей, отбивая такт движением руки.

Возле самых дверей банка, нес службу гренадерского роста разодетый швейцар с густыми бакенбардами. Он был в ливрейной шинели обшитой галуном, где только возможно и синей фуражке, на которой золотой нитью было вышито название банка. Швейцар неодобрительно косился на декламирующего студента, но ничего не предпринимал, видимо представляя, как отвешивает тому шпицрутенов.

Неожиданно, откуда-то сзади, послышался дробный грохот колес по булыжной мостовой, вернувший Фроське и остальные звуки, и к банку, запряженные гнедыми рысаками, лихо подкатили две пролетки с разудалыми молодцами.

Из одной пролетки, прямо на ходу, выпрыгнул невысокий парень. Он был в залихватски заломленной кубанке, матросском бушлате, галифе и сапогах. Подскочив к швейцару, шагнувшему было ему навстречу, он, воткнул ему в живот невесть откуда взявшийся наган и несколько раз выстрелил. Остальные подъехавшие, кроме возниц, кинулись внутрь банка.

Тут же, внутри помещения затрезвонила тревожная сигнализация, засвистел откуда-то из подворотни прячущийся там городовой, раздались женские истерические крики, а все прохожие остановились, глядя на застреленного швейцара и с любопытством ожидая развязки.

И она не заставила себя долго ждать.

Через пару минут налетчики появились вновь, у некоторых из них, за плечами были небольшие белые холщовые мешки. Они попрыгали в коляски и с молодецким посвистом помчались дальше. А тот, который был в кубанке, привстал и как сеятель, бросил в воздух пачку рассыпавшихся мелких ассигнаций и жмень мелочи, звонко запрыгавшей по мокрой мостовой.

Народ, забыв про свои дела и политические разговоры, которыми развлекал себя практически все последнее время после начала войны с германцами, кинулся собирать деньги.

Но по другой улице, перпендикулярной той, по которой только что укатили грабители, уже скакал верхами десяток казаков, за которыми следом мчался автомобиль, облепленный снаружи стоящими на подножках полицейскими.

Казаки быстро разогнали всех любителей дармовых казначейских ценностей и окружили банк, а полицейские, во главе с полицмейстером местного отдела, сразу же направились внутрь помещения, на место преступления.

Правда один из них, с небольшими напомаженными усиками, лет тридцати с лишним, одетый, в темное пальто и котелок, все же остался и попытался опросить очевидцев. Но народ моментально разбежался, видимо, не желая быть замешанным в дела с полицией, и Фроська осталась стоять одна.

Тут, к полицейскому с усиками присоединился городовой, буквально минуту назад выводящий тревожные трели из подворотни и дело сразу пошло на лад, так как он начал опрос с посетителей кондитерской, хозяина которой, видимо хорошо знал.

В конце концов, дело дошло и до Ефросиньи. Полицейский в котелке подошел к ней и хотел, было, задать свои вопросы, но видя ее состояние, пригласил в тепло, внутрь банка, куда уже занесли швейцара и через некоторое время привели молодого человека, явно пребывающего в истерике.

- Они убили живого человека!! Вы понимаете?! Живого! Прямо на моих глазах! – неожиданно возопил студент, обращаясь почему-то к Фроське.

Его тут же подхватил под руку фельдшер, приехавший немного с опозданием, и отвел в сторону, подавая какое-то питье. Ефросинью тоже напоили и усадили на стул.

- Следователь по важнейшим делам Николай Серафимович Платонов, - представился полицейский с напомаженными усиками, снова подойдя к ней, приподняв котелок и неожиданно подмигнув, - что бы Вы могли мне поведать о том происшествии, которое только что случилось перед зданием банка?

Девушка, недоуменно посмотрела не него, не понимая цели подмигивания.

- Что же Вы молчите? – спросил следователь и снова подмигнул.

Фроська, уже неприлично вылупилась не него, пытаясь понять это запанибратство господина Платонова.

- Ах, Вас смутило это! – догадался, наконец-то, Николай Серафимович, показывая себе на глаз.

- Прошу прощения! Контузия-с. Имел честь состоять в тайном сопровождении царского выезда его императорского величества ныне покойного государя, был контужен бомбистами…

- Отпустите молодого мужчину! – неожиданно для себя произнесла Ефросинья, решив, что следователь, в общем-то, неплохой человек.

- Извиняюсь! Что Вы сказали? – удивился следователь, опять подмигнув.

- Отпустите его, - повторила девушка, - Вы же видите, что он не в себе. И он ничего не видел. После того как этот, в кубанке, начал стрелять в швейцара, парень закрыл глаза и не открывал их до вашего приезда.

- Так, так! – потирая руки, оживился господин Платонов, - значит Вы, все видели-с?

- Видела только то, что было передо мною, но слышала абсолютно все, - опять, помимо своей воли, произнесла Фроська, - но чтобы припомнить, мне надо стоять на том же месте и чтобы никто не мешал.

- Ну да, ну да! – все так же радостно продолжил следователь, заговорщически подмигивая, - сейчас проверим. А пока расскажите, что Вы видели.

Выслушав Ефросинью, он подошел к полицмейстеру, о чем-то с ним переговорил и позвав нескольких полицейских, расставил их по периметру того места, где до этого она стояла. Отгородив его, таким образом, от прочей публики, он позвал Фроську.

Заняв прежнее место на тротуаре, она, к своему удивлению, легко вошла в то же самое состояние, что было у нее в момент ограбления, и увидела перед собой ту же сцену. Все было замершим как на кадре пленки в синематографе или электротеатре, как его еще называли, в который они изредка ходили с Катериной, только цветное.

- О, Господи! - услышала она, сосредоточившись на стоящем швейцаре.

- Простите! Что Вы увидели? - спросил Фроську следователь.

- Это не я, это сказал швейцар у дверей, когда увидел пролетки, - пояснила она.

- Так! Так! – снова потер руки господин Платонов и достал из кармана блокнот и вечное перо, - потрудитесь говорить все, что вспомните, а я буду за Вами записывать. Хорошо бы поподробнее с того момента, когда Вы только услышали приближение пролеток с грабителями, - посоветовал ей сыщик.

Неожиданно, в голове у Фроськи, сосредоточившей все свое внимание на воспоминании, возникло что-то вроде огромного циферблата часов расположенного на уровне земли. В центре этого циферблата находилась она сама, а стрелкой было ее внимание, которое она передвигала по кругу, прислушиваясь к тем разговорам, что доносились из данного сектора.

- Дорогая, нам нужно серьезно поговорить! – услышала она сзади, мужской, патетически надрывный голос.
- О чем? – удивленно спросил его женский.
- О нас!
- С кем?!

- Достаточно, – прервал ее следователь, - дальше.

Фроська опять прислушалась. Рядом с первой парой в кондитерской разговаривали еще двое мужчин.

- Как Ваша жизнь, уважаемый Апполинарий Никанорович?
- Не поверите, но кипит, вовсю!
- То-то я вижу, что вы носитесь как ошпаренный.
- Все шутите Христофор Давыдович? А между тем, если не бороться за реформу конституции сегодня, то революция, будет у нас завтра! Можете не сомневаться...

- Достаточно! Дальше, - опять остановил ее Николай Серафимович.

- А я Вам говорю, что монархия, давно себя изжила… - говорил кому-то низкий голос.

- Дальше!

- Барыня, прикажете коляску?
- А богатого барина у тебя к этой коляске нет?- услышала она разговор уже на улице, возле пролетки с извозчиком, стоящим слева от нее.

- Дальше! – снова вмешался Платонов.

- России нужен парламентский строй! Это…

- Дальше!

- Не волнуйся дорогая! Информация из первых рук и они опытные специалисты. Давай сменим тему разговора.
- Милый, мне бы хотелось сходить на премьеру спектакля Таирова: «Фамира Кифаред». Говорят, там очень необычное оформление и он уже наделал много шуму…
- Обязательно дорогая, обязательно. Сегодня же и сходим…

- Стоп! – неожиданно воскликнул следователь по важнейшим делам, - извольте-с повторить еще раз!

Ефросинья повторила, не понимая, чем этот разговор лучше остальных. Прежние, были даже интереснее.

- Вы говорите по-английски? – заинтересовался господин Платонов у Фроськи.

- Нет. А что?

- Ну, вот, только что, Вы сказали фразу на английском.

- И как я сказала?

- Don;t worry, dear! The information is from first-person and they are experienced. So, let;s change the topic of conversation.
- Honey, I would like to visit the performance of Tairov " Famira Kifared". Said, that there is an unusual design and it made a sensation…
- Sure, dear! Sure! Wewillgotoday, - прочитал свою запись следователь.

- Не может быть! – поразилась Фроська, - я это сказала? Но, я же поняла все, что услышала!

- Что тут сказать? Вы, видимо, обладаете феноменальными, то есть необычными способностями. И, кроме того, еще и полиглот.

- Кто? – не поняла Фроська, сбитая с толку незнакомым словом.

- Полиглот – человек, с легкостью воспринимающий чужие, незнакомые ему прежде наречия и языки, - пояснил следователь.

- По-ли-глот, - смакуя, произнесла Фроська очень понравившееся ей слово.

- Вы можете вспомнить, как выглядела последняя пара, о которой Вы говорили?

- Я их видела только краем глаза. Женщина была в темном пальто с меховым воротником, в шляпке и с зонтиком, но она стояла ко мне спиной. А мужчина, обернулся только в пол оборота. Он был низеньким, тоже в темном пальто, в черной бородке клинышком, котелке и с тростью, - вспомнила Фроська.

- Благодарю! Та информация, которую Вы извлекли из своей памяти, очень важна для нас. Но я, вынужден Вас просить отправится со мной в театр, на спектакль Таирова, так как только Вы можете опознать эту пару, - объявил господин Платонов, подмигивая в очередной раз, что выглядело весьма двусмысленно.

- Кстати, как вас звать-величать? – поинтересовался он.

Фроська. Ефросинья Федоровна, - ответила та, чувствуя, как неприятный холодок возможных неприятностей, щекочет ей шею.

- А можете ли Вы представить, на сей счет, какой либо документ, удостоверяющий Ваши слова? - уточнил полицейский.

- Да я только за продуктами вышла. А документы все у тетки за иконой лежат, в доме,– неожиданно для себя, легко и непринужденно соврала она.

- Подождите, пожалуйста, минутку! - попросил следователь и вновь отправился советоваться с полицмейстером.

- Ну, хорошо Ефросинья Федоровна, документы Ваши нам пока не нужны, так как я попрошу Вас поехать со мной прямо сейчас. Мне надо договориться с полицейским начальством, насчет посещения этого заведения полицией, а также с руководством театра насчет места, с которого Вы могли бы наблюдать зал, - заявил он вернувшись и пояснил, - мы с полицией, знаете ли, подчиняемся разному начальству. Вот и приходиться постоянно все согласовывать.

- Так Вы не полицейский? – удивилась Фроська.

- Нет-с, - слегка смутился господин Платонов, - я, как следователь, нахожусь в подчинении председателя суда и мои полномочия, распространяются только на территорию этого округа.

- А спектакль интересный? – поинтересовалась Ефросинья у него.

- Не могу знать-с. Но говорят, что на спектаклях Таирова всегда аншлаг, а во время репетиции туда могут не пустить даже меня. Так что едемте-с прямо сейчас. Сначала к моему руководству, а потом в театр, - с энтузиазмом закончил следователь, увлекая Фроську к стоящей неподалеку коляске извозчика.

- Ну, все! – подумала Фроська, холодея, - попала, как кур в ощип. После театра, он обязательно заинтересуется моими документами и вся история, с убийством Кузьмича, выплывет наружу.