Дороги и друзья, ч. 3 Волга, Сталинград

                Вниз по Волге-реке

 Нам, ленинградцам, привыкшим к музейной красоте городской архитектуры, Горький показался большим, но слегка провинциальным городом. На центральных улицах было  много старых двух-трехэтажных домов, в том числе тех, которые называли купеческими. Встречались и частные одноэтажные дома с палисадниками и небольшими огородами. Вообще-то, подобную застройку можно было видеть и в Ленинграде, но только на дальних окраинах. Интересно, что к числу дальних окраин тогда относились такие районы как Пороховые, Ржевка, Озерки, Шувалово, да и мой родной Кондратьевский проспект за кинотеатром «Гигант». Но в Ленинграде уже началась застройка окраин современными зданиями и постоянно увеличивалась территория косметических ремонтов целых улиц. Для большинства городов, которые не пострадали во время войны, время приведения в порядок и наведения красоты еще не наступило. Большинство промышленных городов, в том числе в Поволжье, были закрыты для иностранцев, а многие пограничные города – и для нас. Без специального пропуска нельзя было попасть, например, во Владивосток, Выборг, Севастополь и даже в Кронштадт. Эти меры предпринимались с целью защиты от шпионов и диверсантов.  В самом разгаре была «холодная война».
Наша группа туристов из ДПШ Калининского района Ленинграда в крупных городах еще не бывала.  Горький был первым. Сравнивать его мы могли пока только с Ленинградом. Понятно, что Ленинград выигрывал по большинству показателей, но Горький, несмотря на некоторую «провинциальность», оставил прекрасное впечатление. Теперь мы гордо могли пропеть: «Мы в Горьком бывали и зорьки видали …». Это строчка из московской пародии на «Сормовскую лирическую». Москвичи настаивали на том, что московские зори не хуже горьковских, а девушки не опаздывают на свидания. Ленинградцы на свой лад продолжили: «…и слышали, как пароходы гудят. Но кто не захочет на белые ночи хотя б ненадолго попасть в Ленинград». Познакомившись с городом Горьким, мы отправились в плаванье по великой русской реке Волге.
Тогда в Советском Союзе еще не было круизов. Даже слово такое не слышали. Теплоходы и пароходы использовались как обычное средство передвижения. Прибрежные города были связаны между собой не только сухопутными дорогами, но и водным транспортом. Каждый прибрежный город и даже небольшой поселок имел свой причал (пристань, дебаркадер), к которому по расписанию подходили пароходы или теплоходы. Мы отплывали из Горького в Сталинград на рейсовом колесном теплоходе «Парижская Коммуна». О том, что первые пароходы были колёсными, мы знали, конечно, но о существовании колёсных теплоходов даже не слышали. На палубе располагались каюты и достаточно просторный буфет. Не знаю, как выглядели каюты, потому что наши места располагались в общем большом помещении под палубой. Оно было похоже на большой широкий плацкартный вагон, только с более массивными нижними и верхними полками.
Теплоход отправился от причала вблизи впадения Оки в Волгу.  Мы имели возможность попрощаться с древним городом, посмотреть на кремль, удивительную лестницу-гитару, памятник Чкалову, гостиницу «Россия» теперь уже снизу, со стороны реки. Потом мы убедились, что Волгу вполне можно считать широкой оживленной дорогой. Как по пути, так и навстречу нам двигалось множество пароходов, теплоходов, буксиров с баржами или плотами. Однажды встретился даже пароход с колесом за кормой, копия «Севрюги», но под названием «Яконт». Это не ошибка. Именно «Яконт», а не «Яхонт». Из учебников истории и географии известно, что торговые пути по Волге проложены задолго до того, как на ней появились пароходы. Известно также, что вверх (против течения) тяжелые суда могли двигаться только с помощью бурлаков. Как выглядел этот труд, показал И.Е.Репин в знаменитой картине «Бурлаки на Волге», а Н.А.Некрасов написал: «Выдь на Волгу: чей стон раздаётся над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовётся. То бурлаки идут бечевой». Непонятно только, как они проходили по непроходимым частям волжских берегов и как форсировали многочисленные притоки Волги. 
 Наша группа никаких неудобств во время путешествия по водной дороге не испытывала.  Даже самые дешевые спальные места на теплоходе просторнее и удобнее, чем в вагонах на железной дороге. Помещение, которое по-матросски можно назвать кубриком, тоже достаточно просторное, чтобы собраться в одном месте одновременно всему коллективу, например, для обсуждения походных дневников. Никакой духоты не ощущалось даже в самый зной. Пассажиры из Поволжья или других южных областей спасались  здесь от солнца и жары, а мы, наоборот, старались больше времени проводить на палубе. Ведь после ленинградских дождей, слякоти и холодного ветра очень хотелось солнца и тепла. И мы их получили на палубе, а заодно и возможность любоваться Волгой и красотами её берегов. Особую романтичность придавала вяленая вобла, которую покупали в буфете и   ели исключительно ради удовольствия, а не от голода.
В том же буфете мы получали нормальное полноценное питание. Он работал в режиме обычной столовой, а посетителей обслуживали  официанты, как и во всех столовых того времени, включая рабочие и студенческие. На завтрак мы выходили приблизительно в одно и то же время. Для этого приходилось будить и поторапливать любителей утренних сновидений, среди которых отличался Марик Кочеров. Его богатырский сон очень трудно было прервать. Однажды мы его аккуратно подняли и подержали за ноги головой вниз, а он продолжал спать даже в этом положении, пока не грянул наш громовой хохот. Потом он убеждал нас, что не спал, а притворялся ради того, чтобы поддержать шутку. Вполне возможно, но в любом случае было весело. С каждым совместно прожитым днем Марик всё больше раскрывался как душа коллектива, а у меня с ним начали налаживаться  особенно дружеские отношения. Мы тогда и предположить не могли, что формируется тройка неразлучных друзей на всю оставшуюся жизнь. Третьим был мой тёзка Виктор Георгиевский. Вернее, третьим-то был я, потому что Марик и Виктор учились в одном классе (в 141-й школе), раньше меня поступили в туристский кружок ДПШ и уже ходили в трудный лодочный поход по реке Луге, где успели крепко подружиться. У нас всё еще было впереди.
А пока что мы с дружным коллективом юных туристов из Ленинграда спускались вниз по Волге на теплоходе «Парижская Коммуна». В те годы в Советском Союзе очень успешно развивались альпинизм и спортивный туризм, а поездки «по городам и весям» с целью отдыха и расширения кругозора были редкостью. Наш кружок, его руководитель Мария Алексеевна Зобова с энергичными помощниками и мы, рядовые любители походов, стали одними из первооткрывателей этого вида отдыха. Плаванье по Волге почти не отличалось от будущих круизов. Очень удобным для туристов было расписание движения теплохода. Стоянки в крупных городах длились несколько часов, и мы успевали не просто выйти на прогулку на берег, а организовать небольшую самодеятельную экскурсию.
Прибрежные города, честно говоря, не понравились. Они выглядели застывшими в своем развитии на дореволюционном уровне. Это и понятно: ресурсов страны едва хватало на новостройки, связанные с индустриализацией, и на послевоенное восстановление разрушенных городов и поселков. Когда мы проплывали мимо кремля в Казани, видели, что стены и башни оштукатурены или побелены. Других подробностей узнать не удалось, потому что быстро стемнело и мы легли спать. Не узнали даже, была ли стоянка в Казани. Утром слышали разговоры пассажиров о том, что левобережье Волги здесь очень богато нефтью и его называют вторым Баку. С этим названием нас давно уже познакомили радио и газеты, а теперь мы проплывали совсем близко от новых нефтепромыслов. О сибирских и северных нефтегазовых месторождениях тогда даже намёков еще не было.
Волжские берега продолжали удивлять красотой, особенно, когда появились признаки Жигулевских гор. Очень хотелось увидеть Степанов утес из народной песни:
«Есть на Волге утёс, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края.
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная».
Мимо разных утесов проплывали, но так и не узнали, был ли среди них тот, на вершину которого поднимался только один человек - Степан. В песне не упоминается фамилия, но понятно, что это донской казак, атаман Степан Разин, предводитель восстания крестьян и одновременно разбойник. Его дружина захватывала на Волге, грабила и убивала бояр и богатых купцов. Добычей делились с бедным людом. По Каспийскому морю доплывали до Персии, и там тоже захватывали и грабили города. Легенда говорит, что в одном из набегов добычей Стеньки Разина стала персидская княжна.   
«Из-за острова на стрежень, На простор речной волны
 Выплывают расписные Острогрудые челны.
 На переднем Стенька Разин, Обнявшись, сидит с княжной,
 Свадьбу новую справляет Он, веселый и хмельной.
 А она, потупив очи, Ни жива и ни мертва,
 Молча слушает хмельные Атмановы слова.
 Позади их слышен ропот: «Нас на бабу променял,
 Только ночь с ней провозился, Сам на утро бабой стал».
Этот ропот и насмешки Слышит грозный атаман,
 И могучею рукою Обнял персиянки стан.
 «Волга, Волга, мать родная, Волга – русская река,
 Не видала ты подарка От донского казака!
Чтобы не было раздора Между вольными людьми,
 Волга, Волга, мать родная, На, красавицу прими!»
Мощным взмахом поднимает Он красавицу княжну
 И за борт её бросает В набежавшую волну.
 «Что ж вы, братцы, приуныли? Эй ты, Филька, черт, пляши!
 Грянем песню удалую На помин её души!..»
В пятидесятые годы эта песня была очень популярной. Она часто звучала по радио, её пели на застольях, посиделках и у туристских костров. Можно себе представить, с каким удовольствием мы её пели, собравшись в носовой части палубы теплохода, который плыл там же, где когда-то плавали челны Стеньки Разина. Пели и другие песни из привычного своего репертуара. Большинство из них не были известны другим пассажирам, и они, как нам казалось, слушали с удовольствием. Во всяком случае, не прогоняли с палубы.
На фоне Жигулевских гор особую романтичность придавало распитие «Жигулевского» пива. Оно свободно продавалось в буфете и алкогольным напитком не считалось. В те годы к алкогольным напиткам относились спокойно. Они свободно продавались на разлив в любой столовой и в уличных киосках. Осуждались не водка и пиво, а пьянство и пьяницы. В традиционных праздничных застольях принимали участие почти все, включая детей школьного возраста, но до полного опьянения напивались немногие. Люди после первых тостов раскрепощались. За столом начинались оживленные разговоры, анекдоты, а потом песни.  Практически одинаково отмечали семейные торжества, государственные и религиозные праздники: дни рождения, свадьбы, Новый год, Пасха, Троица, 1 мая, 7 ноября.  Ленинградской особенностью было то, что празднование Троицы совмещали с наведением порядка на могилах родственников. Во второй половине дня песни можно было услышать и на кладбищах. Школьники не только видели всё это, но и участвовали в «мероприятиях». Поэтому бутылка «Жигулевского» на фоне Жигулевских гор не была чем-то особенным, а просто усиливала романтику происходящего.
Жигули только условно, по народной традиции, называют горами. Это, скорее, холмы высотой 200-300 м, заросшие лесом и кустарником. Волга здесь образует петлю, которую называют Самарской Лукой. В старые годы эти места освоили разбойники, грабившие купеческие корабли. Обо всём этом мы немножечко знали и поэтому рассматривали берега с удвоенным интересом, но момент резкого поворота реки на восток прозевали. Казалось, что теплоход всё время плывёт по прямой. В начале Самарской Луки Волга по ширине была похожа на большое водохранилище. Но тогда, в 1952 году, еще только шла подготовка к строительству плотины Куйбышевской ГЭС и наполнению водохранилища – «Куйбышевского моря». С палубы мы видели на левом берегу много подъемных кранов, грузовиков и другой техники. Наш теплоход проплывал мимо одной из Великих Строек Коммунизма. Мы, правда, думали, что где-то близко должен быть и город Куйбышев, но до него пришлось плыть еще долго. Всю ночь и утро.
Стоянка в Куйбышеве продолжалась несколько часов. Мы успели не только погулять по городу, но и осмотреть местную картинную галерею и очень красивый памятник Чапаеву на тачанке. В целом же впечатление осталось примерно таким, как и от других городов Поволжья – патриархальная глубинка. Не было никаких признаков того, что меньше 10 лет тому назад, в 1941-1943 годах, Куйбышев считался официальной столицей СССР, что здесь размещались правительственные учреждения и иностранные посольства, что сюда эвакуировали московских артистов, писателей, музыкантов. Мы ничего об этом не знали.  Режим строгой секретности в отношении событий военного времени сохранялся еще много лет после окончания войны.
Историческое название города - Самара. В российской истории он не играл особой роли и поэтому в учебниках  упоминался редко, в основном, благодаря тому, что в 17-м веке его захватывало войско Степана Разина, а в 18-м – войско Емельяна Пугачева. Удивительно, что очень мало говорилось даже о том периоде, когда в Самаре жил Владимир Ульянов – будущий В.И.Ленин. Здесь он готовился к экзамену  в Санкт-Петербургском университете,  поступил на государственную службу в должности помощника присяжного поверенного в городском суде и пытался начать адвокатскую практику. Попытка оказалась неудачной. Начинающему адвокату не удалось выиграть ни одного дела. Он уехал из Самары и всю оставшуюся жизнь посвятил творческому развитию и пропаганде марксизма, борьбе за социалистическую революцию, издательской деятельности. Во всех анкетах в графе «специальность» он теперь писал «журналист». Может быть, школьникам почти ничего об этом не говорили только потому, что любая ошибка или неудача вождя расценивалась как пятно на его репутации. А зря! В первую очередь, Ленин был человеком и с полным правом мог вслед за Карлом Марксом повторить: «Ничто человеческое мне не чуждо».
Из Самары Владимир Ульянов отправился на пароходе вверх по Волге, а мы из того же города, но с другим названием – на теплоходе вниз по Волге. Следующая длительная стоянка – Саратов. В пьесе А.С.Грибоедова «Горе от ума» Фамусов грозит своей дочери отправить «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Мы не стали убеждаться в правоте этих слов, а провели несколько часов на пляже неподалёку от пристани. Погода стояла отличная, и мы получили полноценный отдых с купанием в Волге.
                Сталинград
Водная  часть нашего похода заканчивалась во всемирно известном городе Сталинграде.
«Есть на Волге утес, он бронею оброс, что из нашей отваги куётся. В мире нет никого, кто не знал бы его, он у нас Сталинградом зовется».
Действительно, мало кто в мире, не говоря уж о Советском Союзе, не знал об этом городе и его влиянии на ход Великой Отечественной войны. Да и мировой – тоже. Не случайно он оказался в списке из четырех Городов-Героев, удостоенных этого звания еще до конца войны: Ленинград, Сталинград, Севастополь, Одесса. Ленинградцам он был особенно интересен не только созвучием названий, включавших имена советских вождей, но и тем, что некоторые страницы истории этих городов оказались очень похожими. Петроград и Царицын отличились героической обороной в Гражданскую войну и прославились на весь мир в Великую Отечественную под новыми названиями, которые после Ленинградской блокады и Сталинградской битвы превратились в незаменяемые имена. После окончания войны имя Сталинград появилось в названиях площадей, улиц, бульваров нескольких европейских городов. В Париже, например, - бульвар и площадь имени Сталинградской битвы,  станция метро Сталинград. Кто бы мог тогда подумать, что через несколько лет в Советском Союзе город переименуют! Название изменили, но не имя. Волгоградом имеет право называться любой город на берегу Волги, но только Сталинград останется при этом Сталинградом.
За время обороны город был полностью разрушен. Ни одного неповрежденного здания не осталось. Это мы знали, благодаря средствам массовой информации того времени. Нам показывали и успехи в восстановлении Сталинграда из руин. Очень хотелось увидеть это своими глазами. Но когда мы проплывали вдоль берега к пристани, видели только остовы корпусов знаменитых Сталинградских заводов – тракторного. «Красный Октябрь», «Баррикады». Город построен на высоком правом берегу Волги и почти недоступен для обзора с поверхности воды. Высокий обрывистый берег отделен от кромки воды не очень широкой прибрежной полосой. Я немного удивился, когда увидел на этой полосе рельсы, семафоры, шлагбаумы и вагоны детской железной дороги. Скоро мы убедились в том, что она действует, а в городском парке прослушали выступление хора железнодорожников Малой Сталинградской железной дороги.
Лестницы для подъема в город с прибрежной полосы еще не было. Строительство её уже началось, но пользоваться пока что приходилось грунтовыми тропинками. Ленинградцам, привыкшим к летней прохладе и влажности, пересохшая растрескавшаяся земля казалась диковинкой. И шустрых ящериц на дороге раньше не приходилось видеть. Получилось,  что сама природа подогрела наш интерес к Сталинграду с первых же шагов по его земле. Наверху перед нами открылась захватывающая панорама: с одной стороны река Волга и бескрайние просторы левобережья, с другой – возрождающийся современный город без малейшего намёка на провинциальность.
Вилен Захарович снова показал, что хорошо подготовился к походу. Он уверенно повёл нас к школе, в которой предстояло прожить несколько дней. Четырехэтажное здание школы было восстановлено, скорей всего, одним из первых в городе. Мы разместились в спортивном зале. Для ночлега использовали гимнастические маты, которых хватило на всех. Территория вокруг школы еще не была очищена от руин, за исключением маленькой ровной площадки у входа. Рядом со школой сохранились стены кирпичного пятиэтажного дома с пустыми оконными проёмами на двух верхних этажах и застекленными на нижних. Оказалось, что в доме живут люди. Крышу они соорудили внутри полуразрушенного дома  над третьим этажом.  Ни раньше, ни позже не приходилось видеть ничего подобного. Неподалеку сохранился железобетонный ДОТ с разбитой куполообразной крышей. В него местные жители набросали много разного мусора, который гнил и издавал неприятный запах.
ДОТ мог бы стать одним из памятников обороны Сталинграда, но похоже, что  в то время все силы отдавались строительству жилых домов и восстановлению промышленности. Не до мелких памятников было. Новый, современный город вырастал среди сплошных руин. В краеведческом музее мы видели макет Сталинграда после окончания боёв. Ни одного полностью уцелевшего здания! Прошло 10 лет, сходство города с макетом значительно уменьшилось. Восстановлена, вернее, заново построена целая улица с символическим названием улица Мира. Об этом событии сообщалось по радио и в газетах, а теперь мы не только видели эту улицу своими глазами, но и ходили по ней каждый день в столовую совпартшколы на площади Павших борцов. Совпартшкола размещалась в шестиэтажном красивом здании. В столовую пускали всех желающих. Она ничем не отличалась от других общепитовских или заводских столовых того времени. Кормили вкусно и недорого.
Знакомиться с городом нам помогали экскурсоводы. Сейчас уже невозможно вспомнить, как мы их (или они нас) нашли, но в памяти хорошо сохранилось многое из того, что они рассказывали. Первая экскурсия началась на площади Павших борцов. Мы узнали, что это название площадь получила после Гражданской войны, когда здесь в братской могиле похоронили погибших участников борьбы за Царицын. В учебниках истории говорилось, что обороной Царицына руководил лично И.В.Сталин. И к обороне Сталинграда он имел непосредственное отношение как Верховный Главнокомандующий Красной Армии. После разгрома фашистов несколько погибших красноармейцев похоронили в той же братской могиле на площади Павших борцов. Среди них числился Герой Советского Союза старший лейтенант Рубен Ибаррури, сын Председателя Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури.
До этого мы не знали даже, что у неё был сын. Средства массовой информации ничего не рассказывали о семьях политических деятелей. Зато о самой Долорес Ибаррури говорили и писали много. Она ведь была одним из организаторов и лидеров антифашистского сопротивления во время гражданской войны в Испании в 1936-1939 годах. Её псевдоним -  Пассионария, что в переводе означает Страстная, Пламенная. Ей принадлежат слова «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». На митингах она поднимала моральный дух г республиканцев лозунгом «Но пасаран!» («Они не пройдут!»).
Осенью 1939 года республиканцы, несмотря на помощь добровольческих интербригад, потерпели поражение от армии будущего диктатора Испании генерала Франко, которого поддерживали фашистские режимы Германии, Италии и Португалии. Тысячам испанских семей пришлось эмигрировать. Больше всего – в СССР. Эмигрировала и Пассионария. Это никогда не скрывалось, но подробности советское радио и газеты не сообщали. Только у братской могилы на площади Павших борцов в Сталинграде мы узнали, что её сын Рубен еще до начала гражданской войны в Испании некоторое время работал и учился в СССР. В 1936 году он вернулся в Испанию и участвовал в защите республики от фашистов. В 1939 году вместе с матерью эмигрировал в Советский Союз, служил в Красной Армии, воевал с первых дней Великой Отечественной войны, командовал пулеметной ротой. Погиб под Сталинградом при отражении немецкой танковой атаки. Посмертно удостоен звания «Герой Советского Союза».
Недалеко от площади Павших борцов нам показали дом, в котором почти два месяца держала оборону группа солдат под командованием сержанта Павлова и не допустила прорыва немцев к Волге. Дом сильно пострадал, но после войны его удалось довольно быстро восстановить. Идею сохранить его в полуразрушенном состоянии в качестве музея никто не поддержал, потому что обеспечение людей жильём – задача более важная. Для консервации выбрали пятиэтажное промышленное здание – мельницу №4 – без крыши, но с почти полностью уцелевшими стенами. Пока в городе оставалось много пустырей, мемориал было видно чуть ли не отовсюду, а особенно хорошо – с площади Обороны. Она в то время представляла собой неряшливый пустырь, на краю которого стоял один дом.
На фоне пустырей и руин ярче выглядели восстановленные и построенные заново здания, улицы, жилые кварталы. Экскурсоводы обращали на это наше внимание и с гордостью за свой город рассказывали о том, что уже сделано, и о планах на будущее, например, о проекте строительства улицы длиной 60 километров. Улица будет самой длинной в нашей стране, а может быть, не только в нашей. В центре города построен и уже работает новый драматический театр со зрительным  залом на 300 мест. Чтобы приблизительно оценить размеры, мы немного пошептались – сравнили со зрительным залом кинотеатра «Гигант» в Ленинграде. Какую-то часть нашего разговора услышал экскурсовод и посчитал, что мы хвастаем величиной зрительных залов в Ленинграде. Обиженным тоном он отчитал нас за высокомерие, за непонимание разницы между городами разных категорий. Пришлось убеждать его в том, что мы вовсе не хотели никого обидеть - просто пытались наглядно представить масштаб сооружения. Убедили! Экскурсия не была сорвана.
Среди домов, окружавших площадь Павших борцов, выделялось здание Центрального универмага. Его построили до войны. По  словам сталинградцев,  оно считалось одним из самых красивых зданий на всей территории довоенного Советского Союза. Во время боёв за Сталинград от здания остались только стены. В послевоенные годы универмаг быстро  восстановили, вернее, реставрировали до первоначального вида, и он продолжил работу по прямому назначению. Во время Сталинградской битвы в подвале универмага размещался штаб 6-й немецкой армии, а её командующего – фельдмаршала Паулюса – здесь же взяли в плен. 
С военных лет запомнилась карикатура, на которой Кукрыниксы (три близких друга – Куприянов, Крылов и Николай Соловьев) изобразили Гитлера в виде старухи, горюющей над картой Поволжья в районе Сталинграда:
«Я была у Волги-речки, любовалась на волну.
Все полки мои в колечке и фельдмаршал мой в плену».
Эту и другие карикатуры можно было видеть в газетах, в журнале «Крокодил», на плакатах, которые наклеивались на уличные информационные щиты и хранились в агитпунктах. С ними лучше воспринималась сухая официальная информация. Обычно она давалась в общих чертах, без интересных подробностей. В военные и послевоенные годы многие сведения оставались секретными, а позже просто потерялись в потоке новостей. Можно себе представить, с каким волнением  мы осматривали места былых событий и слушали экскурсовода.
Через 20 лет мне довелось снова побывать в Сталинграде, переименованном в Волгоград. Удивительно, но найти знакомое здание Центрального универмага не удалось. Оказалось, что при перепланировке площади и прилегающих улиц его полностью закрыла стена нового дома. Сам универмаг сохранился, но увидеть его снаружи невозможно. Из числа исторических реликвий города он исчез. Что-то похожее произошло и с другой реликвией – Мамаевым курганом. Там построили грандиозный мемориальный комплекс, с большой  статуей «Родина-мать» по проекту Вучетича. Комплекс впечатляет своей масштабностью и красотой, но сам Мамаев курган не просматривается, затерялся.
Нашей группе повезло. Нам удалось побывать на подлинном Мамаевом кургане тогда, когда он выглядел так же, как и во время обороны Сталинграда. Дело в том, что курган и окружающую территорию пришлось несколько лет разминировать. Каждой весной в размытом грунте обнажались мины, неразорвавшиеся снаряды, бомбы. Чтобы избежать несчастных случаев, часть территории оградили колючей проволокой. На вершину можно было подняться только по специально подготовленным проверенным дорожкам. Даже шаг в сторону делать не разрешалось. Наградой за трудный подъём стала открывшаяся панорама Сталинграда и окрестностей. Не случайно на поле боя такие высоты называются господствующими, и борьба за них ведется самая жестокая. Вершина Мамаева кургана в буквальном смысле была полностью покрыта толстым слоем металлических осколков. О толщине слоя говорило то, что докопаться руками до чистого грунта нам не удалось, а в руки попадала только тяжелая смесь металла  и пыли. Думаю, что сам по себе Мамаев курган мог стать памятником, если бы его сохранили в том виде, в каком он остался после разгрома немцев.
В жестоких кровопролитных уличных боях в черте города Красная Армия оборонялась от вражеских войск, которые рвались к Волге. Прорыв давал бы им возможность окружить и уничтожить группировку советских войск, защищавшую Сталинград. Когда передовому немецкому отряду удалось дойти до самой реки, советские войска организовали мощную контратаку и не дали фашистам закрепиться на этом рубеже. Немцам пришлось согласиться с тем, что Волга была и осталась русской рекой
«Wolga, Wolga, Mutter Wolga, Mutter Wolga russisch Fluss». 
Может быть, не очень грамотный, но вполне понятный перевод строчки из русской песни о Степане Разине на немецкий язык. Командование Красной Армии в это время готовило план наступательной операции, без которой разгромить врага невозможно. Секретность подготовки была обеспечена так, что ее начало стало полной неожиданностью для немцев. В окружение попали 22 дивизии фашистов. Это произошло после того, как войска Донского и Сталинградского фронтов Красной Армии соединились в районе города Калач.
К этому знаменательному месту мы подъехали на экскурсионном автобусе или на бортовом грузовике с поперечными скамейками. Тогда такая подмена никого не удивляла и поэтому средство передвижения в памяти не сохранилось. Но хорошо помню, что остановились мы в степи, где на довольно высоком пьедестале стоял танк Т-34. По словам экскурсовода, это тот самый танк, который первым достиг точки встречи Донского и Сталинградского фронтов. В окружение попала вся армия Паулюса. Советские газеты и радио не афишировали то, что в ее составе воевали румынские, венгерские и итальянские дивизии, но у экскурсовода такая информация все-таки была.
Чтобы пробить кольцо окружения, немцы послали танковую армию, но красноармейцы отбили все ее атаки. Наладить воздушный мост для снабжения окруженной группировки боеприпасами и продовольствием тоже не удалось,  потому что господство в воздухе уже завоевала наша авиация. Но Гитлер не разрешил капитулировать, а требовал продолжать сопротивление до последнего солдата. Не случайно в это время он присвоил Паулюсу звание фельдмаршала, а в поздравлении отметил, что еще не было в истории случая, когда германский фельдмаршал попал бы в плен. Явный намек на то, что в безвыходной ситуации Паулюс обязан покончить с собой, но не сдаваться.
Фельдмаршал выбрал плен для себя и своего штаба, но приказ о капитуляции всей армии не отдавал. Бои продолжались и утихли только после того, как дивизии начали массово сдаваться в плен по приказам местных командиров. Возле памятного танка интересно было узнать разные подробности о Сталинградской битве, но их оказалось не так много. В послевоенные годы режим секретности долго еще действовал по инерции. Например, почти ничего не было известно о дальнейшей судьбе Паулюса, о том, как он, убежденный нацист и соавтор плана «Барбаросса», стал активным антифашистом. Материалы по этому вопросу появились в свободном доступе много лет спустя. А для нас незабываемым событием стало само присутствие в том месте, где происходило важнейшее событие Великой Отечественной войны. Чтобы увеличить радиус обзора местности и закрепить впечатление от поездки, вся наша группа дружно забралась по пьедесталу на памятный танк. Заодно и сфотографировались. У меня был фотоаппарат «Любитель», а у Марика «Комсомолец». Размер кадра 6х6 см у того и другого.
Ознакомившись со Сталинградом, мы отправились к главной цели всей поездки – к месту строительства канала Волго-Дон. Ехали на автобусе по тряской дороге, той, что со временем должна превратиться в самую длинную улицу в стране и даже в Европе. Вокруг – степь до самого города Красноармейск, который тогда еще не входил в городскую черту Сталинграда. По пути встречали площадки, заставленные разнообразной землеройной техникой. Видели много скреперов, бульдозеров, экскаваторов. Знаменитый  ЭШ-14/65 не попадался, но другой техники мы видели очень много. Она уже свое дело сделала и ждала отправки на другие стройки. Основные строительные работы на Волго-Доне уже закончились, осталось очистить территорию и выполнить декоративную отделку. Через несколько дней намечено официальное открытие канала. Отделочно-декоративные работы велись в усиленном режиме и, конечно, вручную.
Количество людей, выполнявших эти работы, нас просто поразило. Для сравнения ближе всего подходит праздничная демонстрация или народное гуляние на городской площади. Было, правда, и очень существенное отличие – это работали заключенные, а территории  огорожены колючей проволокой. Небольшие огороженные территории встречались и в городе. На них тоже работали заключенные, но на фоне строительства домов они были не очень заметны.  На открытой местности среди степи скопления людей, похожие на муравейники, были видны издалека. Это не только портило впечатление от Великой стройки, но и не позволяло с ней по-настоящему ознакомиться.  К огороженной зоне можно было подойти с внешней стороны, а внутрь посторонних не допускали.
Была, например, оцеплена большая территория вокруг входа в канал со стороны Волги. На первый шлюз и грандиозный, высотой 40 м, памятник И.В.Сталину удалось посмотреть только издалека.  Мы, конечно, огорчились, хотя и понимали, что территории, на которых работают заключенные, должны охраняться.  Нас удивляли не закрытые территории, а то, что на них сосредоточено так много  людей.  В то время участие заключенных в крупных стройках не очень афишировалось, но и секретом не было. Все знали, например, что на строительстве Беломорканала основной рабочей силой были заключенные. Многих из них досрочно освободили, а особо отличившихся наградили орденами. Видеть людские «муравейники» на берегах Волго-Дона не очень приятно, но протестных настроений они не вызывали. Мы ведь пережили военные и послевоенные годы, были свидетелями борьбы с преступностью на улицах Ленинграда, знали из газет и кинохроники о том, что осуждены и отбывают наказание уголовники, дезертиры, предатели, те, кто сотрудничал с немцами.
Никому в голову не приходило считать, что в тюрьмах и лагерях люди сидят без вины или, тем более, без суда. Взрослые, правда, вспоминали, что в 1937-1938 годах нарком внутренних дел Ежов переусердствовал в борьбе с врагами народа, за что его сняли с должности, а позже расстреляли. На уроках новейшей истории этот период называли ежовщиной. Легко догадаться, что в конце войны и в первые годы мирной жизни число осужденных выросло. Потом обстановка улучшилась настолько, что в 1947 году смертную казнь в СССР отменили. Количество тяжких преступлений снова увеличилось, поэтому через три-четыре года ее вернули.
Мы оказались очевидцами того, что в строительстве канала Волго-Дон, по крайней мере, на последнем этапе, участвовало много заключенных. Зрелище не очень приятное, но нельзя согласиться и с антисоветской пропагандой, утверждавшей, что в лагерях сидела половина населения страны, а репрессии коснулись каждой семьи.  У каждого из нас было много родственников, друзей, знакомых, но среди них очень редко встречались те, кто сидел. Когда рассекретили статистику, выяснилось, что в местах лишения свободы находилось 1-1,5% населения СССР. В их число входят и те, кто отбывал наказание больше одного раза.
На завершение работ по строительству Волго-Дона привезли, скорей всего, заключенных из многих исправительно-трудовых колоний. На пути к Варваровскому водохранилищу мы встретили несколько закрытых территорий, как правило, возле шлюзов. Из-за этого не удалось подъехать и к десятому шлюзу на водоразделе между Берестейским и Варваровским водохранилищами. Пришлось смотреть на него с противоположного берега водохранилища. Десятый шлюз интересен тем, что это самая высокая точка на трассе канала, от которой начинается спуск и в сторону Волги, и в сторону Дона. Мы отдохнули на берегу Варваровского водохранилища и вернулись в Сталинград. Пришла пора подводить итоги похода и собираться в обратную дорогу - домой.
Итогом поездки были не только дорожные впечатления, но и укрепление чувства дружбы в коллективе, хотя друзьями мы себя вслух не называли, словами не разбрасывались. Дело ведь не в словах, а во взаимоотношениях и поступках. Мне, например, на всю жизнь запомнился теплый (в прямом и переносном смысле) сталинградский вечер 10 июля 1952 года. Я никому тогда не сказал, что у меня день рождения. Как обычно, мы до конца дня после очередной экскурсии оставались на свежем воздухе, играли в волейбол и другие игры на небольшой площадке возле школы, которая стала нашим временным жилищем. В волейбол я играл плохо, и меня принялись тренировать те, у кого это получалось лучше.  Постепенно с площадки ушли почти все. Я, пожалуй, тоже ушел бы, но не хотел огорчать своих добровольных тренеров. Они ведь с таким энтузиазмом пытались научить меня играть в волейбол.
Уже почти совсем стемнело, когда кто-то из ребят вышел и сказал, чтобы мы прекращали игру и заходили в нашу спальню - спортивный зал школы. Когда я вошел, меня окружили ребята, дружно поздравили с днем рождения, не забыли и старую народную традицию – подергали пятнадцать раз за уши, потому что мне исполнилось пятнадцать лет, вручили подарок – добротный альбом для фотокарточек с надписью: «На память Вите Бузину в день его пятнадцатилетия от его товарищей – туристов. 10 июля 1952 г., г. Сталинград». Альбом этот я всегда хранил как одну из ценнейших реликвий и после каждого похода вклеивал в него новые фотокарточки. Праздничный вечер закончился, как и положено, праздничным застольем. Мы пили лимонад и закусывали пирожными. Незабываемый вечер, незабываемые ощущения. Инициатором был, скорей всего, руководитель похода Вилен Захарович Балков. Он мог узнать о дне рождения из списка участников похода с основными анкетными данными. Но это, в общем-то, и не важно. Главное – ребята уделили мне максимум внимания.
Совместная дальняя дорога сближает спутников. Они становятся друзьями, хотя лишних слов по этому поводу не бросают. С другой стороны, чем крепче дружба, тем легче преодолевать трудности в пути. В поездке по Волге мы не испытывали трудностей, но укрепление дружбы пригодилось позже в пешеходных и лыжных походах по лесным и степным дорогам и тропам. Именно такие походы назывались туризмом – видом спорта  со своими правилами, регламентами и классификацией. Дальние групповые поездки любителей путешествий были большой редкостью и туризмом не назывались. Туристский кружок под руководством Марии Алексеевны Зобовой можно смело отнести к числу основателей этого вида активного отдыха. Не случайно интерес к нашему коллективу проявили радио и пресса.
Перед отъездом мы участвовали в подготовке радиопередачи – озвучивали то, что от нашего имени подготовили журналисты. Когда возвратились, к нам приехали сотрудники газеты «Ленинские искры» и долго расспрашивали о впечатлениях. Мы рассказали о том, что считали самым интересным, что больше всего понравилось. Я тоже поделился своими восторженными впечатлениями, но добавил, что на строительстве канала Волго-Дон так много заключенных было неприятно. Когда материал опубликовали, я с удивлением прочитал, что Витя Бузин против применения ручного труда на строительстве каналов и считает необходимым создание такой машины, которая выполняла бы все строительные и отделочные работы от начала до конца. Честное слово, я этого не говорил и даже так не думал. Зато получил представление о методах работы журналистов и подтверждение слов нашего школьного учителя русского языка и литературы Н.А.Макарова о том, что газеты нужно читать «между строк». 
Во время поездки мы не встретили ни одной группы туристов-экскурсантов, а сами оказались в центре внимания сталинградских школьниц. Не знаю, откуда они узнали о нашем приезде, скорей всего, от своего учителя, с которым общался Вилен Захарович, и примерно десять девочек нашего возраста пришли к нам в гости. Мы с удовольствием рассказывали о Ленинграде, нашем ДПШ, туристском кружке и походах, в которых успели поучаствовать. С таким же удовольствием слушали их рассказы о том, как живется в Сталинграде. Потом мы вместе гуляли по городу, угощались мороженым и газированной водой, обменивались открытками и адресами.
Когда мы уезжали домой, все наши новые подруги пришли провожать на вокзал. Это было трогательно и приятно. Когда мы сошли на сталинградский берег с теплохода «Парижская коммуна», у нас не было ни одного знакомого в этом городе, а проводить нас на вокзал пришла целая группа новых подруг. Домой мы возвращались не напрямую, а через Москву. Помню, что поезд Сталинград – Москва шел через Поворино, Грязи, Мичуринск, Рязань.

                /Продолжение следует/