Сердце матери

Впервые я увидела ее в храме  во время молебна Божьей Матери…
 Она стояла прямо передо мной  - маленькая щуплая старушка, закутанная в длинный коричневый грубо заштопанный в разных местах плащ, в руках палка, на которую она тяжело и болезненно опиралась, на ногах резиновые большого размера стоптанные галоши.
Она привлекала мое внимание тем, что все время целовала в макушку, явно незнакомого ей мальчугана лет 13.
Мальчик сильно смущался, краснел, и все время поглядывал на стоящую рядом  мать, как бы призывая ее вмешаться и избавить его от этих проявлений любви чужой  женщины.
Потом она обернулась... и я увидела ее лицо..  совсем еще не старое, почти без   морщин.. с добрыми живыми глазами. Молилась она радостно, все время улыбалась, торжественно крестилась, снова и снова, одаривая щедрыми поцелуями голову мальчонки.
Когда молебен окончился, она  достала из потертого  пакета с оторванной ручкой большую, явно дорогую  шоколадку в яркой упаковке, и протянула парнишке. Он взял, немного небрежно, все еще  в недоумении поглядывая  на мать. Та только кивнула в ответ, разрешая ему принять угощение.
«Значит мне вас Бог послал!»
После этого случая, я стала часто замечать ее. Она ходила в храм почти каждое воскресенье.. Ставила дорогие свечи, прикладывалась к  иконам, и торжественно и внимательно крестилась. После чего занимала место возле свечного столика, стоящего перед большим деревянным распятием…Там, где ставят свечи за упокой души.. 
Всю службу она со слезами на глазах, горячо молилась, вглядываясь в распятого перед ней Спасителя.. И уже совсем не казалось мне такой радостной. Напротив, лицо ее выражало очень сильную внутреннюю скорбь и тоску.
Я обратила внимания, что после службы она всегда старается раздать какие-то угощения детям. Красивые большие шоколадки перепадали несколько раз и моему сыну,  я не возражала, чувствовала, что для нее это очень и очень важно.
Однажды мы все вместе выходили из храма, и она обратилась ко мне с вопросом.
- Скажите, а кто вы по профессии? 
- По профессии, сложно сказать, - я немного смутилась этим вопросом, на который и сама себе не могу ответить. Я режиссер- сценарист.
- Ой, значит мне не просто так Вас Бог послал. – вдруг почему-то обрадовалась она, а потом тихо и смущенно добавила.-  Вы, наверное, сможете мне помочь?
- Чем же я могу помочь?
Она  опустила голову, и немного помолчав, почти шепотом продолжила.
-Знаете, я написала одну рукопись… Или повесть.. Даже не знаю, как назвать.. Может вы могли бы ее почитать?..
С этими словами она достала из того же потертого пакета, какой-то свиток, плотно замотанный в зеленый пакет надписью Ашан.
- Вот. Простите, что отвлекаю вас..  – быстро заговорила она, - Простите меня, Бога ради, что занимаю ваше время, но может вы сможете почитать и сказать мне свое мнение..
 Помню, как я небрежно сунула в сумку странный сверток и пообещала ей, что обязательно все прочитаю.
Она внимательно проследила за тем, как я застегивала сумку, заталкивая внутрь то и дело вылезающие края зеленого целлофана.
- Вы же их не потеряете? – осторожно спросила она меня.
- Нет, что вы.. Я прочитаю и вам все принесу.
Мне тут же стало очень стыдно за  свою небрежность по  отношению к ее творчеству.. Господи, прости, вот во всем я такая..
Рукопись
Дома я благополучно об всем этом забыла, а когда вспомнила, то долго не могла найти, куда же  положила эту самую «рукопись». Наконец, она нашлась, вложенная в большую книгу  «Птицы Небесные», любимую книгу моего батюшки.

Я развернула сверсток, из него одна за другим вылетели ничем не скреплённые белые исписанные странички. Я прочитала первые строчки:

Тома Горькая.

Воскресенье.

« Сынок, любовь моя земная,
За боль твою прости меня…
Что мир прошел стезею горькой,
Прости, былиночка моя!

И дальше около 20 страниц плача, разрывающегося крика боли, льющегося из  самого сердца матери, потерявшей свое дитя.

Ты прости меня, О Боже!
Но поверить не могу,
Что  я сына не увижу, что согреть уж не смогу..
Что не встречу я с учебы,
Чаем уж не напою,
Выспаться не дам с дороги
Теплых слов уж не скажу..

***
Мне бы до волос его дотронуться руками..
А я лишь портрет его прижать могу
И облить бессильными слезами..

Все сразу сложилось в одну полную картинку.. Ее губы, радостно покрывающие поцелуями любви волосы чужого ребенка.. Дорогие шоколадки из потертого пакета в детских ладошках, и ее глаза полные боли и тоски возле столика со свечами за упокой души.

****

Воскресным днем мы снова встретились с Тамарой в храме,  и я пригласила ее выпить чай в наш монастырский дворик. Она смущалась, и я чувствовала, что она хочет поскорее начать разговор о своей рукописи.

- Я все  прочитала.. – сказала я и обняла ее. – Вы потеряли ребенка, я очень-очень вам сочувствую..

- Да.. – тяжело вздохнула она и спутанно быстро затараторила. – Понимаете, я не смогла его уберечь, не смогла.. Он сильно заболел…Мы жили тогда в Екатеринбурге.
 Сначала он просто как будто простудился, понимаете?..Я думала, ну что здесь такого.. подумаешь…надо учиться, уроки пропускать нельзя.. Я снова и снова отправляла его в школу… Я не могу себе простить это..  Он получил осложнение… И потом этот страшный диагноз..

Она заплакала, очень горько, с рыданиями, а я не находила в себе слов способных утешить ее большое горе, слов, которые могут хоть немного остудить ее боль. В голове всплыли строки из ее "рукописи":

 О, Боже дай мне утешенье!
Что к этой ране приложить?
Она сквозь сердце кровоточит
Как боль мне эту утолить..

- Скажите, что я могу для вас сделать? – только и спросила я.

Она посмотрела на меня сквозь пелену слез и сказала:

- Я хотела бы опубликовать свою рукопись. Понимаете, моего ребенка, практически сгубили врачи.. Лечили не от того, что нужно.. Ему поставили неправильный диагноз. Я бы хотела, чтобы все- все об  этом узнали.

Она схватила меня за руку.

- Может вы могли бы приехать ко мне в гости?

*****

Когда умирает надежда остается вера
Мы приехали к ней в гости, чтобы сделать фотографии.
Я, пока еще не понимаю зачем мы здесь, но, наверное, нужно просто довериться Господу…

Живет Тамара одна, на первом этаже старенького дома в Одинцовском районе.
Когда Антон, ее сын заболел, то им пришлось обменять квартиру в Екатеринбурге на Подмосковье.  В Москве было больше перспектив на лечение.
Здесь Антона и похоронили.

В квартире Тамары запах плесени, сырости, на окнах нет даже занавесок. В комнате только старая кровать и маленький столик с табуретками. Кто-то добрый недавно помог ей покрасить стены. Эти сиреневые ровно покрашенные стены ярко контрастируют со всем, что вокруг.

На кухне - поржавевший холодильник и такая же плита. В навесном шкафу скрываются бумажные маленькие иконы и фотографии Антона.
- Никогда я не была особо верующей, - рассказывает мне Тамара. -Вот бабушка, моя мама, она молилась много и меня учила.. Но мне все некогда. Ребенка одна воспитывала, муж бросил. Всю жизнь на  заводе, работа и дом. Где уж там молиться. А когда Антон заболел, я стала понемногу ходить в храм, и только там находила утешенье. И вот, когда он умер.. Это особенно.. Куда еще идти с этой болью, только в храм… Я ходила каждый день, разговаривала с батюшками, просила их отслужить литию на могиле сына.. «Когда уходит надежда, остается вера»  - так же кто-то сказал. А вы были в Сретенском монастыре? Как я там утешалась.. Будто бы там Ангелы поют. Сейчас вот ноги болят и тяжело далеко от метро ходить, и я уже меньше хожу в храм.

- А чем вы болеете?
- У меня остеопороз прогрессирующий, врачи говорят, что нужно уколы колоть.. Но они уж очень  дорогие,.  Где ж денег взять столько? А бесплатно нельзя.
- Получается, что и вы и не лечитесь?
- Нет, конечно. Вот с каждым днем все тяжелее ходить становится.. Да, где ж мне на это денег то взять, на уколы-то на эти.. Хочется, ведь еще и требы заказать на ребенка. Вот в сретенском монастыре требы недорогие, а я еще  и в Афон заказываю, чтобы и там помолились. Как же я ребенка-то оставлю без молитвы?!
Перед выходом Тамара дает нам несколько пакетов с едой.
- Вот передайте, пожалуйста, вы же на машине, а мне - тяжело.. Это вот надо отвезти в Валаамское Подворье, они там берут, чтобы  бездомных кормить, а это вот для вашего сына.

Я заглядываю в пакет. Там сок, малиновое варенье, сладости, фрукты.. Пытаюсь вернуть ей назад.

- Тамара, пожалуйста, не надо нам ничего. У сына моего все есть, а вот вам надо питаться хорошо.

Она строго и внимательно смотрит на меня.

- А я не вам даю. Это ребенку. Вот, моего ребенка нет, я не могу уже его угостить. А как я об этом жалею, что не могла его баловать, что не покупала ему все подряд.. Денег все время не хватало. Так, дайте  мне сейчас угостить вашего ребенка?
Мы уезжали из полупустой нищенской квартиры Тамары с полными сумками угощений.
По болезни, она не может работать и живет на пенсию, которую, как я понимаю, всю тратит на требы за упокой души сына и угощенья детям.
Всю дорогу в машине я опять перечитывала ее стихи.


Родной, благодарю я, что ты сказал тогда:
«Нельзя любить так, мама, как любишь ты меня.»
Ведь я не говорила об этом никогда
Ты вновь меня спасаешь. Я слышу те слова.
Тебя бы  приласкать мне, но я все занята.
И время не хватило на нежность у меня..
Давным-давно остались мы с сыном без отца
И не пришлось познать нам мужского здесь плеча.
Дорога, вновь дорога, Больница и врачи,
Метро и электрички, Трамваи и такси.