ONLY YOU

     К автобусу, поджидавшему их у ворот дачного кооператива, собрались вовремя. С пристрастием оглядывая друг друга, с трудом узнавая – принарядились, отскребли заскорузлые от огородной возни руки, отмыли загорелые морщинистые лица. Вместо вылинявших панам, в которых разве что не спали весь сезон, прически...

     Антонина Ивановна пересчитала участников: из десяти человек (она одиннадцатая) – три семейные пары, остальные – вдовые активистки. Да Николай Федорович, зачинщик. Это он высмотрел в газете "Афиша" про джазовый вечер с подкупающим девизом. Туда и обратно – уютный и скорый транспорт. Не так дорого. Загорелся, подбил соседей – а то совсем одичали...

     Остальное – турагенство, деньги и прочая организация – это она.
     Всё успела: и платье подогнать на похудевшую за лето фигуру, и палантин к нему отыскала - вдруг вечер случится прохладным. Даже серьги, серебро с бирюзой, не забыла. Очень идут к седоватым, тоже с серебром, волосам.

     Дамы, из семейных, ревниво взирали на «холостячек», оживлённых чрезмерно – по их осуждающим взглядываниям – до неприличности. На всякий случай муженьков своих, рассаживаясь, определили у окошка, прижав бедром, "к ноге". Пусть любуются на придорожный пейзаж.

     Антонина Ивановна понимающе улыбнулась Николаю Федоровичу, уверенная, что оба подумали об одном: все лето полуголые, кверху попой, торчат на грядках – и ничего. А приоделись, марафет навели – и уже представляют... угрозу.
     Небрежно поправляя челку, она села рядом с водителем.
     - Ну, что же – поехали?

     Народ прогуливался по дорожкам сада, рассаживался за столиками, на газонах. С каждой минутой становилось многолюднее. Появились сгорбленные, но ещё импозантные старики, попугайно разодетые лабухи пятидесятых. С ними под ручку, церемонно, самые преданные женщины. Прихлёбывают из фляжечек, подносят к синим губам изящные длинные сигареты. От них поднимается плотный завиток чужого дыма. Как джин из древнего кувшина.

     Вот голубой блайзер на сутулых плечах, пепельные пейсы. Навстречу с растопыренными руками – алый свитер. Растроганно касаются щеками и многозначительно шепелявят кулуарные клички ожидаемых джазменов. Их подруги в вечерних туалетах от Версаче (с Малой Арнаутской) змеино улыбаются друг другу и с нескрываемой стервозностью вечных фавориток из "группы поддержки" улыбаются:
     - Лёлька? Недурно сохранилась...
     Мир их тусовки, как теперь скажут, и раньше был тесен.

     На сцене появились люди в униформе – проверяют аппаратуру, отлаживают звук. Из мощных стереоколонок слышится прерывистое урчание, шипение... И вдруг... неожиданно, без разгона, в небо – под кроны вековых лип – остро взвинчивается:
     - Он-ли ю-ю-ю-ю-ю...
     Задрав, как по команде, головы, лишившись враз дыхания, люди замерли. На изборождённых щеках и седых усах показались слёзы ностальгических спазмов. Изуродованные подагрой нервные пальцы бывших саксофонистов и ударников сжали податливые плечи подруг, более стойких на слезу.

     Вечер открыл Бутман and his orchestra. За ним – на всех мыслимых инструментах - публику загонял в экстаз Додик Голощекин. Паузы заполнялись голосами Армстронга и Фитцжеральд. Второе отделение – дуэт клавишников из Израиля, парни, чьи деды когда-то играли здесь, в ресторане. Потом – диксиленд из Нидерландов. И на десерт – волшебный саксофон Джона Колтрейна...

_________________

* Только ты (англ.)

     Переполненные джазовой роскошью, отказавшись ехать со всеми, они долго бродили по бульварам. Николай Фёдорович вспоминал свой институтский ансамбль, ВИА, как тогда разрешалось именоваться. Антонина Ивановна – подружек, с которыми кружилась на катке в саду "Эрмитаж". И мужа, с которым познакомилась в Паланге на джазовом фестивале прибалтийских республик...
     От избытка эмоций, от нахлынувших воспоминаний, уводящих в далекую теперь молодость, обоим стало грустно.

     Возвращались последней электричкой. Над пристанционным леском нависло ночное небо в набухших от влаги тучах. К уснувшему дачному посёлку вела сырая дорожка из покосившихся бетонных плит. Неловко спотыкаясь в темноте на стыках, Николай Фёдорович вдруг почувствовал позыв. "Домой не дойти..." - подумал в панике и от безисходности положения решился на крайнее:
     - Антонина Ивановна, - заговорил он дрожащим голосом, - мне бы... отлучиться...
     И, шагнув в сторону, стал торопливо расстегивать штаны. Присаживаясь за кустиком, Николай Фёдорович наступил на жёсткую стебелину чертополоха. И только было устроился, как она вырвалась из-под каблука и всей своей освобождённой силой стеганула его. Остроконечные колючки разом впились во всё, что есть между ногами.
     От боли и вероломства Николай Федорович вскрикнул.

     - Что с Вами, Николай Федорович? Вам плохо? – обеспокоено спросила Антонина Ивановна.
     Тридцать лет дружат по-соседски, третий год общаются близко... Иногда ночуют в одной постели – от одиночества, а всё на Вы да по имени-отчеству, как старосветские помещики.
     - Ох, Антонина Ивановна... Плохо, - стиснув зубы, бормотал он, выдёргивая колючие шарики.

     Она поспешила на помощь – надеть штаны, отчего он стал подвывать ещё сильнее.
     - Что ж такое? Молнией поранились, Николай Фёдорович?
     - Колючек насажал... полную пазуху, - сквозь слёзы смеялся он.
     Тогда она поняла, что штаны-то надо снимать.

     Так он и шёл – без штанов, ноги – циркулем. Культурно, и оттого однообразно, матерясь на каждый шаг, изводясь философическим вопросом – за что?!
     Антонина Ивановна в одной руке несла его вещи, другой придерживала самого, призывая потерпеть – а что же ещё?
     - Сейчас, Николай Фёдорович, сейчас, голубчик... - повторяла она.

     До дома оставалось немного, но путь казался бесконечным. Он шкандыбал как мог. Под босыми ступнями прыгали мокрые лягушки, в кустах вскрикивали спросонья тревожные птицы. Внизу у него горело огнём. Как наскипидаренное.
     - Сейчас, Николай Фёдорович...
     "А ведь она знает, что дальше делать. Иначе – откуда эта уверенность?" - вдруг подумал он по-ребячески и почувствовал заметное облегчение.

     Вот, наконец, и добрели.
     Их одинаковые щитовые домушки, бывшая мечта обладателей шести соток, стояли рядом. Вместо забора между участками – кусты смородины, посаженные когда-то в соседстве.
     Николай Фёдорович не ошибся: она действительно знала, что делать.

     - Придется побыть... в неудобном положении... чтобы иметь доступ...
     - Мне неловко, Антонина Ивановна... Попробую сам... повыдёргать.
     - Не стесняйтесь. Представьте, что я – медсестра...
     - Всё же – я сам... Такой ракурс... право неловко.
     - Это невозможно на ощупь. Только усугубите. А ракурс... Никому неведомо, что есть самое прекрасное в человеческом теле...

     И пока он принимал нужное положение, сбегала домой за аптечкой.
     - Вы готовы? – Она направила сноп света в зону повреждений и приступила. - Больно? Потерпите, голубчик, здесь очень густо...

     В седых кущах мошонки, принявшей вид перезрелого кокоса, торчали десятки колючек. Лёгкими движениями пинцета, одну за другой, выдёргивала их Антонина Ивановна, пшикая на пылающее место приятно холодящим ментоловым спреем.
     По столу ходила кошка Элла, хозяйка дома, и нервически мяукала. На яркий свет через окно веранды налетели ночные бабочки. Они безостановочно кружили, мелькая по стенам собственными тенями.

     Процедура близилась к концу.
     - Не больно? Страшно? – улыбнулась ему как маленькому Антонина Ивановна. - Немного припухло... К утру спадёт.
     - Не знаю, как и благодарить, Антонина Ивановна...
     - Покойной ночи, Николай Фёдорович, – погасила она свет, оставив его слова без внимания, сошла с крылечка и скрылась за кустами.

     Он лежал в темноте, блаженно раскинув ноги. Боль утихла. Оставалась лишь досада от случившегося, но она не нарушала состояния умиротворенности. Смешиваясь с тёплыми руладами Эллы, улегшейся в ногах, издали накатывали отзвучавшие волны блюза...

     - Интересно, могло быть такое раньше, когда я был молодой? Вот было бы смеху... А сейчас не смешно... скорей, наоборот, - размышлял он без привычного уважения к своему возрасту. – Хорошо бы оператор мобильной связи, оттуда, из той Bee Line, сообщил вовремя: "Ваш баланс менее..."
     - Чего захотел... - зная, что он не спит, посылала своё "сообщение" Антонина Ивановна. – Спи уже... Всё пройдет.
     - Пройти-то пройдёт... - телепатически отзывался Николай Фёдорович, разрешивший для себя на сегодня все вопросы и готовый ко сну. – А всё же – за что?

        Апрель-май, 2008 г.