На грани пространств

На грани пространств

Из Минска Андрей Андреевич уезжал поездом. Взял плацкарт. Побыть в народе. Понаблюдать.
- Мне через два часа выходить,- рядом с ним расположился потёртый мужчина.
Пожёванный пиджак, редкий волос, красный нос. Выпивоха. Такие живут на грани пространств.
- Вы любите поэзию?- спросил мужчина.
- Когда-то любил.
- А я люблю стихи. Вот это я написал… Последовало долгое вступление, с нудными ответвлениями, объяснениями.
Чудак? Нет, изгой. Никто его не любит, никому он не нужен. Нигде.
- Выпить хотите? - Попутчик достал бутылку.
- Нет, спасибо, я - чай.
- Вольному воля.
Пожёванный пиджак, несвежая рубашка, небритость, жёлтые, кривоватые зубы.
- Послушайте,- и он прочёл замечательное стихотворение.
- Чьё это?- Спросил Андреев.
- Моё.
Мужчина прочёл ещё одно. Это была поэзия. Это была поэзия высочайшего уровня.
- И это ваше?
- Моё.
Поезд качался. Весенние луга, деревушки, сады были наполнены брызжущим радостным цветом.
В вагоне было тихо и спокойно. Мужчина читал удивительные стихи. Андрей Андреевич задумался: то ли это чистая душа (несчастливый, несчастный человек), то ли это не имеет никакого значения. Дух творит, где хочет и в каком угодно теле. Нет, что-то я не видел обожравшихся и холёных в поэтическом состоянии. Неужели, чтобы пережить счастье вдохновения нужно быть несчастливым человеком?
- Вам нравится?- Дохнул перегаром мужчина. Капельки пота выступили у него на лбу. За окном мелькнул городской посёлок. В белом цветении сады.
- Нравятся,- ответил Андреев.
- Рад был познакомиться,- поэт наклонил голову, перхоть заснежила в воздухе.
- Вы публикуетесь? Как ваша фамилия?
- Какая разница. - Воскликнул поэт, гордо встряхнув головой. Опять полетела перхоть.- Я пишу для себя. Моё имя никому ничего не скажет. Аноним. Прощайте.
Что-то щемяще-драматичное прозвучало в его «прощайте». Поэт вышел на станции со странным названием Жлобин. По перрону с мягкими игрушками бегали жлобинцы.
Андрей Андреевич любит пить чай в поезде, смотреть в окно, погружаться в свои мысли и воспоминания. 
Хорошая страна - Беларусь. Жёлтоодуванчиковая. Солнце в озёрах и реках. Такой она ему и запомнится. Весенней и радостной, в воздухе - аромат влюблённости.
На грани пространств.

Задумчивый закат. В вагоне спит только один мужчина. Другие пытаются уснуть. Под перестук колёс и храп спящего. Заливается всевозможными трелями. Счастливыми. Храп взмывает вверх, на минуту смолкает, давая отдых пассажирским нервам, а затем опять начинается, с присвистом, стоном, покряхтыванием. Пассажиры переругиваются. 
- Да что ж это такое?!
Храпящий замолк, а через некоторое время его прорвало, как плотину.
- Скотина!- Послышался где-то чей-то голос. Нервы накалены до предела.
Спящий погружался в неведомые другим пропасти, затем с немыслимым всхлипом поднимался в горние выси. Стон восторга вырывался из его груди, вызывая бессильное раздражение у бдящей части пассажиров.
Андрей Андреевич напомнил себе, что он Модус. По всему чувствовалось приближение Стерляндии. Он уже было погружался в сладкую грёзу, но этот храп отогнал сон надолго. Модус скинул одеяло, обулся, прошёл в купе к храпящему мужчине. Тот лежал на спине, довольная улыбка расползлась по лицу, веки дрожали.
Модус кинул ноги мужчины на пол. Храпящий открыл глаза. Увидел перед собой нависшую тяжёлую челюсть и холодные глаза. Ледяным голосом Модус сказал:
- Если ты издашь ещё один звук, я тебя выкину на ближайшей станции.
Развернулся. Ушёл. В вагоне некоторое время прислушивались. Нервно. Перестук колёс. Полчаса. Час. Ни одного лишнего звука. Полки заскрипели. Люди вздохнули облегчённо. Поверили, это надёжно. Надолго. Как-то хорошо у них на душе стало. Спокойно. Заснули.
Модус думал: «Разве нельзя было так с самого начала: отдыхай спокойно и другим не мешай? Здесь тоже  едут люди».
 Нет, надо же гоблинских сил набраться. Циклоп.
 Модус заснул.