Хорошие времена

   Какое время в России можно назвать относительно благополучным? Без вечных экономических кризисов и неуверенности большинства населения в завтрашнем дне, без отчаянной борьбы за деньги и власть, без войн и всевозможных внутренних и внешних конфликтов? Быть может, конец 19 века или 60-е годы прошлого столетия, которые считают теперь эпохой социального оптимизма.
   Я не экономист и не историк, и мне нелегко было бы ответить на этот вопрос, в том числе и по причине того, что зачастую индивидуальное ощущение счастья человека не всецело зависит от исторической конкретики. Случалось так, что встречались мне люди, живущие в одно и то же время в примерно одинаковых условиях, и - имеющие диаметрально противоположные мнения о благополучии и счастье.
   Об одной из таких встреч и хотелось бы мне рассказать.

Семья моя переехала в другой район, и сейчас я редко бываю в том месте, где прошло мое детство. Но раз по каким-то малозначительным делам оказалась я на той улице, где жила чуть не с рождения. Поддавшись ностальгическим воспоминаниям, вдоволь побродила я по с трудом узнаваемым дворикам, внезапно обнаружив захолустный фитнес клуб в наполовину заброшенном здании бывших яслей. Нашла некогда проселочную, а теперь заасфальтированную дорогу к когда-то заколоченной, а теперь отреставрированной церквушке, так и бросающейся в глаза своим золоченым куполом, но все-таки теряющейся из-за соседства с глянцевой фешенебельной многоэтажкой. Немного расстроенная изменениями, которых никак не могла принять моя душа, я собралась было уезжать, как вдруг меня окликнули:
   - Анечка! Сколько лет сколько зим!
Передо мной стояла вечная наша соседка по старому дому, Тамара Георгиевна. Дама неопределенного возраста, сохранившая гордую осанку и бодрость духа, несмотря на прихрамывание и появившуюся палочку. Боже мой, а ведь ей уже под девяносто! Я не смогла устоять перед ее предложением зайти к ней на чашку чая, в том числе и потому, что было так приятно отзываться на детское имя "Анечка".
Она многого не рассказывала о себе, иногда обходя подробности своей жизни недомолвками, что вообще отличает людей ее поколения, большая часть жизни которых пришлась на суровые военные  и послевоенные годы. Но вот на мои слова о ее тяжелом военном детстве получила я неожиданный ответ:
   - Да что ты! Да замечательное у нас было детство!
   В июле 1941 года стояла жара и мы с ребятами бегали купаться в Москва-реку, прямо под бомбежкой. Немцы бомбят, а мы плаваем! Нам весело! И никто из нас не сомневался, что все это ненадолго...

Пообщавшись с ней часа два за чашкой чая, я, сославшись на дела, простилась и уехала. Двойственное впечатление осталось у меня от посещения родных мест и от этой встречи. Была ли искренней со мной Тамара Георгиевна?
Этого я не знаю.