Club priapeus

(КЛУБ ПРИАПА)


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Чарльз II, Король Англии;
Лорд Эсквит – драматург; председатель клуба Приапа.
Лорд Билбери – сластолюбец средних лет.
Сэр Оберон – старый фат.
Патрик – любитель книг и непристойной поэзии.
Артур – совсем юный член клуба.
Розалина – актриса;
Джон – мальчик-секретарь лорда Эсквита.
Придворные и слуги.
Люцифер.


ПРОЛОГ
Королевский сад. Выходит Его Величество в сопровождении Лорда Эсквита и ряда придворных, которые сильно отстают, чтобы не слушать разговор монарха и распутного аристократа. По крайней мере, они делают вид.

Король: До нас доходят тревожные известия о вас и ваших друзьях… мы подразумеваем тот скверный клуб, что вы затеяли, лорд Эсквит. Клуб Приапа!
Эсквит: Мы сочли бы за честь, если бы Ваше Величество удостоили его стены визитом.
Король: Скверная шутка! Как пришла в голову мысль назвать клуб даже не в честь Венеры… или Купидона, а по имени божества с гигантским членом?
Эсквит: Венера – слишком планетарное понятие, стыдно, когда его используют, как эвфемизм. Купидон… звучит пошло! Меня же подкупает прямота натуры.
Король: Да, бог-член – это не пошло…
Эсквит: И очень прямо! Coito, ergo sum!
Король: Не опошляйте хотя бы это!
Эсквит: Что вы! Как можно!.. Но я где-то читал, что букву «G» Картезий вписал позднее.
Король: В своих же сочинениях, должно быть. Меж тем, мы получили несколько жалоб связанных с этим клубом. Нам следует его закрыть?
Эсквит: Ну, что вы!
Король: Я бы так и сделал, но это может бросить тень на всю аристократию. Покажите нам, что все эти наветы – лож!
Эсквит: Охотно!
Король: Выдающиеся умы должны украшать наш век своими изысканными творениями, а не становиться предметом насмешек для черни.
Эсквит: Неужели насмешек?
Король: Восхищения, вы полагали? О скандалах еще говорят – но давно ли говорили о вашей литературе? Это жалкая участь для литератора, если о нем помнят одни его заимодавцы. Это при том, что в наших театрах идут скверные пьесы, а писатели наполняют лавки всякой порнографией.
Эсквит: Ваше Величество желает, чтобы я написал… пьесу?
Король: Если она разрушит ложные представления о вас, мы будем только рады. Даже удостоим визитом… театр.

АКТ ПЕРВЫЙ
В клубе Приапа сидят, пьют вино и болтают. Джон обновляет бокалы.

Билбери: Что нынче в свете?
Оберон: Спросим у юноши!
Артур (скромно): Не знаю, что и сказать.
Билбери: Остерегайтесь быть скромным!
Патрик: Люди сочтут, что вам нечего сказывать, а это величайший недостаток.
Артур: О, я не слежу за светскими дрязгами!
Патрик: И это очень дурно! Они-то за вами следят!
Артур: Меня это мало волнует.
Патрик: Тем хуже! Молодой человек всегда должен слушать одного и тотчас выдавать другому: чем смешнее получится последнее, тем более ума в нем обнаружат.
Оберон: На этом зиждется лучшая литература!
Билбери: Не заботясь о ссорах и драках, кои от таких пересказов родятся.
Оберон:  О, да! Наши авторы посылают в свет то, что еще недавно сами там услышали.
Билбери: Это верно! Почитайте хоть Эсквита… он, кстати, где он?
(Входит Эсквит)
Эсквит: Только обо мне и говорите!
Билбери: Нет, просто вы появляетесь только, когда о вас говорят!
Эсквит: Оправдания… Но, я принес вам новость!
Оберон: Учитесь у него, Артур – что это за новость?
Эсквит: Представьте себе господа, наше общество считают опасным?
Патрик: Но почему? Какую опасность может представлять место под названием Клуб Приапа!
Эсквит: Полагаю, не меньшую, чем сам Приап!
Билбери: Мы ведь только пьем и прелюбодействуем!
Оберон: Порой это бывает опасно!
Билбери: Мы рискуем! Им-то чего бояться?
Эсквит: Мои стихи арестовали! Их сочли порнографией!
Артур: Главное, чтобы нас не арестовали за распространение этой самой порнографии…
Эсквит: Вероятно Король ее любит, потому как интересуется ей весьма живо! Но что ж, а теперь приступим к работе!
Билбери: Какой еще работе!?
Эсквит: Король заказал мне пьесу, и я нуждаюсь во вдохновении! Ваше общество – друзья – это то, что мне нужно!
Оберон: Попросим же богов, чтобы Фортуна нам сопутствовала
Патрик: Фортуна часто сопутствует дуракам, нужно принимать это во внимание.
Эсквит: Нет, я думаю, что недостаточно быть дураком – надобны еще и хорошие манеры!
Билбери: Мне на ум приходят сестры Смитт. Мисс Бенадэт высока, стройна и смугла лицом, а сестра ее, мисс Сэсили, полна телом, белокура и держит при себе некого музыканта, который время от времени наведывается к ней на пару песенок.
Эсквит: Помнится, они не слишком молоды.
Билбери: Да, этим дамам уже порядочно за тридцать, однако ж холодными зимними вечерами они могут неплохо развлечь тех, кто не особенно щепетилен в этом.
Патрик: Ну, нет! Это не для нас. Обе сестры неграмотны и подвержены излишнему сквернословию.
Артур: Это и впрямь дурно.
Патрик: Зато, им нет равных в обращении с розгою.
Билбери: Вы сами видели?
Патрик (смущенно): Нет, слышал.
Артур: Женщина должна вызывать неподдельный трепет и тут не помогут ни розги, ни музыкант!
Эсквит: В таком случае, я рекомендую мистрис Харрингтон с Ньюмен-стрит! Особа это весьма искушенная. Ее апартаменты, занимают весь второй этаж и в фаворе у нее обретается несколько благородных господ, с которыми вы наверняка знакомы.
Артур: Как мне к ней попасть?
Эсквит: Записываться на прием не надо! Достаточно постучать дважды, и сия дама не замедлит появиться. Ежели благосклонный ее взгляд будет вам ответом, она не замедлит наилюбезнейшим образом препроводить к превосходной кушетке, откуда позволит вам обозреть ее сад наслаждений, где за прелестными завитками сокрыта купидонова купель.
Артур: Как вы красиво говорите!
Эсквит: От вас она ожидает такой же взаимности, и потому придется предъявить ей ваши дары природы.
Артур: Она молода?
Эсквит: Ей около двадцати пяти, неплохо сложена и лицом пригожа, бойка и остра на язык, в обществе себя не уронит.
Билбери (намекая на лорда Эсквита): Не то, что иные лорды!
Эсквит (намекая на лорда Билбери): Да! Не то, что иные лорды!
Билбери:  Хоть я и ценю хорошие манеры, сдается, для шлюхи – это не главное!
Оберон: Сразу вспоминаю Салли, происхождения она довольно темного!
Билбери: Я ее помню. Она торговала сосисками до той поры, покуда достославная миссис Коули не сторговала за тридцать гиней ее девичество, из которых она щедро выделила Салли целых пять шиллингов на излечение дурной болезни, которой наградил ее покупщик невинности.
Оберон: Девица высокая и дебелая, однако ж лицом довольно приятная и манеры знает, но дьявольское корыстолюбие затмевает все ее притягательные стороны.
Билбери: Может тогда Бэтти? По всей округе славится она, прежде всего невероятного размера грудями. Ими она управляется столь же ловко, как и прочими частями тела!
Патрик: Прочими?
Билбери: Я разумею то, что приносит такую радость любителям удовольствий определенного рода (снова намечает на Эсквита). Можно сказать, что она принимает гостей и с парадной и с черного хода, деля все с равновеликой охотой.
Артур (с ужасом): То есть… как мужчины?
Патрик: О, нет! В этом-то женщины и отличны от мужчин! Последним для приемов ничего не остается, кроме как довольствоваться черным ходом!
Артур (с ужасом): И она этому не препятствует?
Билбери: Более того, она, по ее же словам, считает это одним из приятнейших развлечений.
Оберон:  В этом я не вижу великой редкости! За такой любовью сегодня не нужно далеко ехать. Половина палаты лордов и почти всё молодое их потомство исповедуют её с превеликой охотой.
Эсквит: Но тайно! Это Англия!
Эсквит: Да уж, тут не Греция.
Билбери: Да, народ пока еще верит в благопристойность властителей и от того ходит в церковь. Что бы стало, если бы они перестали верить?
Эсквит: Тогда вы бы лишился своего места в палате, а король короны.
Билбери: И головы!
Оберон: Не напоминайте! Теперь вы понимаете, почему наше общество считают опасным?
Эсквит: Так что у этой Бетти тоже есть что-то светское!
Патрик: Но оставим ее южанам!
Оберон: Правильно! По мне так тут главное не этикет и даже не цирковые трюки! Я могу посоветовать нашему юному другу мисс Годфри. Манеры у этой дамы как у заправского боцмана, она горласта и голос имеет громовой, но девица весьма приятная и нрава оживленного.
Билбери: Надеюсь, она не ваша ровесница?
Оберон: Увы, и я ей не ровесник! Девица двадцати двух лет от роду, очень, кстати, любит танцевать.
Билбери: Вот вам такая и нужна, Артур! Потанцуете, выпьете и отправитесь в чертоги Венеры.
Оберон: Кроме того, в постели она удивительно сговорчива. Натура у нее столь любвеобильная, что она готова отринуть даже объятия Морфея.
Артур: Она хороша собой?
Оберон: Росту среднего, лицом миловидна – особенно хороши глаза, черные и завлекательные. Кроме того, у нее целы все зубы! Да и кожа гладкая.
Билбери: А груди?
Оберон: О! Млечные холмы наслаждения у нее тверды и упруги. Они прелестно возвышаются на ее теле.
Билбери: А…
Оберон: …Что же до соболиного грота, вход в который охраняет страж с коралловыми устами, то он наилучшим образом приспособлен для нужд сынов Венеры.
Артур: В чем же ее подвох?
Оберон: Не знаю, подвох ли это, но, девица не получила никакого образования, родом она из Норфолка. Впрочем, в этом есть некий пезанский naivete, но увы она вечно пребывает в дурном расположении духа и к благодетелям своим относится без должного почтения. От бренди не откажется, и вообще она не прочь выпить и посквернословить, а иногда, хоть это и нечасто бывает, может пустить в ход кулаки.
Артур: Меня несколько пугают сварливые, скверные на язык дамы, которые водят дурную компанию.
Оберон: Не только вас, именно поэтом все ее наряды и заложены по нескольку раз. Боюсь, сия девица в наикратчайшие сроки низвергнется до ранга дешевевших из шлюх, но покамест она молода и еще заслуживает внимания какого-нибудь любителя, который спасет ее от необходимости торговать собой.
Артур: Полагаю, такая дама может составить счастье скорее армейского офицера.
Эсквит: Поскольку избавит его от необходимости отдавать команды?
Оберон: Ну, думайте сами! Ежели придет охота – адрес у меня есть. (Пишет на листке)
(Артур берет адрес)
Эсквит: А теперь, займемся творчеством. Джонни, мне понадобится твой аккуратный почерк – когда я пишу – актеры не могут разобрать ни слова!

ПЕРВАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ
Спальня лорда Эсквита. В ногах постели Лорда Эсквита стоят Добрый Ангел (Розалина) и Злой Ангел (Джон). Эсквит просыпается, оглядывает их и переворачивается на другой бок.

Эсквит: Надо меньше пить.

АКТ ВТОРОЙ.
Сцена первая
В кабинете.
За столом, в домашней обстановке сидит Лорд Эсквит, который испытывает явные муки творчества. Вещи вокруг него в беспорядке, свеча на столе почти догорела, на полу стоит ночная ваза.
Входит Джон и заменяет свечу.
Эсквит: О! Как жалок бывает драматург! Это, Джонни, самое жалкое существо на земле, более жалким может быть лишь драматург, который испытывает тот недуг, что ошибочно именуют «муками творчества», забывая при этом, что помянутый выше сочинитель пребывает в явственном бездействии.
(Джон кивает)
А теперь, малыш, принеси мне чернил!
Джон: Чернил, Ваша Светлость? Но они есть! Вы ведь не написали ни строчки.
Эсквит: Вот именно! Тогда, как я начну писать мне не хватит одной чернильницы, а муза ждать не умеет, уж поверь!
(Джон собирается унести ночную вазу)
Погоди! Пока тут нет музы, я воспользуюсь вазой, потом – не успеть!

Сцена вторая
В гостиной.
Розалина вышивает.
Входит Джон с ночной вазой.
Розалина: Как там его светлость? Разродился ли пьесой?
Джон: Нет! Пьесой, увы, нет!
Розалина: Он помнит о датах? Его Величество ждет постановку уже через неделю, а актеры еще не видели текста!
Джон: Боюсь, его не видели и Их Светлость. Но они просили передать, что у вас главная роль!
Розалина: Час от часу не легче! А кого я буду играть они случайно не передали?
Джон: Сдается мне – это не вполне известно Их Светлости!
Розалина: Ах, вот какого ты мнения о таланте Лорда Эсквита! И как еще тебя терпят в этом доме? (встает)
Джон: Но Их Светлость просила не беспокоить!
Розалина: Вот и не беспокой! (уходит)

Сцена третья
Снова в кабинете.
Лорд Эсквит сидит в той же позе и жует кончик пера.
Входит Розалина.
Эсквит (не глядя): Джонни, мальчик мой, ты принес чернил?
Розалина: Нет, Ваша Светлость, это я, Розалина!
Эсквит (удивленно): Как? Вы принесли чернила? С чего вдруг?
Розалина: О нет! Я их не принесла.
Эсквит: Чего ж вы тут делаете?
Розалина: Я пришла узнать – как ваша пьеса.
Эсквит (указывая на чистые листы): Вот она! Что дальше?
Розалина: Я бы хотела получить текст.
Эсквит: Я тоже! В чем же дело?
Розалина: Значит, это правда! Текст не написан!
Эсквит: Вы желаете это исправить?
Розалина: Я лишь актриса!
Эсквит: Вот и играйте!
Розалина: Кого же?
Эсквит (задумавшись): Волшебницу Моргану!
Розалина: А текст?
Эсквит: Наколдуете!
Розалина: Без текста – не могу! Как скоро он появится?
Эсквит: Магия не терпит спешки!
Розалина: Марлоу написал своего «Фауста» за неделю, сидя в таверне, а Ваша Светлость за полгода не сочинили ни строчки!
Эсквит: Но вы ясно видите, что я не в таверне!
(встает и уходит, Розалина спешит за ним)

Сцена четвертая
Снова в гостиной.
Входит Лорд Эсквит за которым бежит Розалина.
Эсквит (громко): Джонни! Вина!
Розалина: Я не имела в виду этого! Лишь…
Эсквит: Освежили мне память! Я не пил с утра!
Розалина: Сейчас и есть утро!
Эсквит: Ах! Вот почему так мерзко!.. Тем хуже, ибо я не пил с вечера! Джонни!
Вбегает Джон с чернилами.
Джон: Вот!
Эсквит: Это чернила, а я просил выпивки!
Джон: Сейчас будет! (убегает)
Розалина: Хороша ли будет пьеса написанная в таком состоянии?
Эсквит: Об этом мы еще узнаем!
Розалина: Верно. Но зрители вам этого не простят!
Эсквит: Какие же они после этого христиане? Давайте их убьем!
Розалина: Только не добавляйте туда пошлых шуток!
Эсквит: Почему? Портер их любит! А не там ли вся плоть искусства?
Розалина: Но в театре будет Король!
Эсквит: Если Его Величество покинет театр, партер вздохнет с облегчением.
Розалина: Вы этого хотите?
Эсквит: Нет, я хочу вина! Да побыстрее! (уходит)

Сцена пятая
Опять в кабинете.
Входит Лорд Эсквит за которым бегут Розалина и Джон.
Розалина встает в одну из классических поз трагедии, Лорд Эсквит садится, а Джон наливает вино в высокий бокал.
Эсквит:
Как дивно льется сей нектар
Из жилы тонкого сосуда!
Розалина:
Он словно алой розы дар,
Джон (иронично):
Иль кровь заморского верблюда!
Эсквит: Вот! Мы еще не начали пить, а уже как Марлоу в таверне!.. Может назвать пьесу «Трагическая история доктора Фаллоса»?
Розалина: Это годится только для партера!
Эсквит: Что же нужно?
Розалина: Если Вы в сериоз вздумали писать о магии: в хорошей пьесе всегда есть призрак, который направляет сюжет.
Эсквит: Ну, нет! Тени былого в жизни лишь затем, чтобы напоминать о прошлом, а не вторгаться в настоящее.
Розалина: Но это модно!
Эсквит: Мода – лишь бородавка на теле прокаженного искусства!
Розалина: Не вы ли говорили о плоти искусства?
Эсквит: Это прозвучало для красоты!
Розалина: Печально, когда познания используются лишь для того, чтобы украсить разговор.
Эсквит: Хм! Для того нам и дано образование, чтобы поддерживать светскую беседу. Это очевидно!
Розалина: Одно из проявлений гордыни состоит в том, что она считает свое мнение единственно правильным.
Эсквит: Я не считаю что прав один, лишь полагаю вполне вероятным, что не правы многие другие.
Розалина: В вас говорит самомнение!
Эсквит: Самомнение у меня не выше нужного, однако, и само мое мнение об иных вещах далеко от высокого.
Розалина: Я огорчена. Вы меня огорчили!
Эсквит: Люди имеют давно обнаруженное свойство разочаровывать. Я стараюсь разочароваться еще до знакомства.
Розалина: Как же вы так живет?
Эсквит (с улыбкой): Весьма не просто.
Розалина: За вами пора записывать!
Эсквит: Именно так! Джонни, у тебя хорошая память?
Джон: Я помню каждое сказанное сегодня слово!
Эсквит: Это прекрасно! Вот мое перо, бумага – запиши все, что мы говорили по ролям. Да не забудь, что несравненная Розалина играет волшебницу Моргану! (встает) Кстати! Где моя ваза?
Джон: В вашей спальне, милорд!
Эсквит: Отлично! Туда я и направлюсь – партер будет доволен!.. (собирается уйти, но напоследок оборачивается и смотрит на Джона, который уже сидит за столом, как до этого сидел сам Эсквит). О! Как жалок бывает драматург! (уходит)

ВТОРАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ
Лорд Эсквит заходит в свою спальню, долго расхаживает и что-то ищет. Найдя, наконец, под кроватью ночную вазу он отходит за ширму. Напивает некий марш Его Величесва, а затем возвращается довольный и ложится в постель.

Эсквит: «Христос, мой искупитель! Спаси мою страдающую душу»... от этих идиотов!
(Не успевает он сомкнуть глаз, как стена в его спальне медленно отъезжает и перед ним появляется Люцифер).
Люцифер: «Христос твоей души спасти не может, - Он справедлив; лишь я пекусь о ней».
Эсквит: О, кто ты, мой чудесный гость?
Люцифер: Я Люцифер!
Эсквит: «О, Фауст, за твоей пришли душою!»
Люцифер: Что за дело, Ваша Светлость! Разве Ваша жизнь так скучна? С чего это Вы принялись цитировать старые пьесы и толковать о Христе в суе?.. Никому такое не может понравиться. Имя Господне, как известно, смущает похлеще бранного слова!
Эсквит:  Прости меня!
Люцифер: Ладно, забудь! Такие мелочи разве мешают старой дружбе? Мы пришли из ада, не для морали. Привет тебе от Марлоу!
Эсквит:  Неужто мне будет явлена картина изображающая все семь смертных грехов?
Люцифер: «В их подлинном обличье!»
Эсквит:  Это будет мне отрадным.
Люцифер: Куда как!
(В воздухе над кроватью появляются семь смертных грехов. Люцифер выжидающе смотрит на Лорда Эсквита).
Ну же!
Эсквит:  Ты, первая, кто будешь?
Гордость (Розалина): Я та, кто считает свое мнение единственно правильным.
Эсквит:  Розалина?
Гордость: Я - Гордость. Я дух блохи, что вылезает из-за бархатной портьеры подобно Панчу и распевает «Carmen de Pulice», прохаживаясь по сцене в шлеме Афины или с луком Дианы. Стыд мне чужд, как скромность чужда Венере. Впрочем, кому я все это говорю? Сама-то я и так это знаю.
Эсквит:  Приятно найти столь знающего собеседника! А это кто?
Алчность (Оберон): Я - Алчность; впрочем, кому это может быть неизвестно? Мне впору быть верховным казначеем, тогда бы Англия стала богаче обеих Индий, только вот, сдается мне, никто бы из моей казны не получил и полпенни.
Ярость (Король): Пустите! Я в гневе! Меня возмущает ваше творчество, Лорд Эсквит! Какой дуралей будет так делать пьесу для Короля? Или лучше скажу так: кто же пьесу, коя могла бы затмить трагедии Шекспира и блистать в театрах ни одно столетие смог бы превратить в фарс нелепость коего граничит лишь с бездарностью жизни его автора? Лишь вы, сударь!
(Алчность уводит Ярость в сторону)
Эсквит:  Воистину, это была Ярость! А ты кто?
Зависть (Патрик): Я – Зависть. После слов Ярости я ясно вижу, что вы проходимец! С чего же вы живете во дворце? Ох, мне бы такие возможности, я бы тогда развернулась! Ох, тут бы Алчность обкусала себе все локти. Король бы меня озолотил! Я бы сама стала богаче короля! Он-то тот еще мошенник!
Эсквит:  Что ж! Не стану с тобой спорить! Ты, пятая, кто будешь?
Чревоугодие (Билбери): Кто я? Я, сударь, Чревоугодие. Чем бы мне тут поживиться?
Эсквит:  Ну, это не ко мне! Пока не поставлю пьесу – живу тут как монах. Иди к Его Величеству, при дворе тебя и не приметят!
Чревоугодие: За ответ благодарю, пожалуй, так и поступлю!
Эсквит:  Где-то я это уже слышал!.. Так, а там кто?
Леность (Артур):  Мне лень с вами разговаривать. Вы тут лежите… я бы и сама прилегла на такой-то кровати, да что-то лень идти к ней.
Эсквит:  Все ясно! А вы кто будете, господин, что так стыдливо прикрывает отсутствие носа?
Распутство (Сам Эсквит):  Кто я, сударь? Я бы с вами охотно познакомилась, если бы мы уже не были так хорошо знакомы! Впрочем, как говорится – на безрыбье и рак рыба. Удачно, что вы в постели, ибо мое имя – Распутство!
Люцифер:
Прочь, прочь отсюда! В ад!
(Грехи исчезают).
Что, нравится тебе все это?
Эсквит:  О, лучшая компания еще не собиралась в этих стенах!
Люцифер: «Да, все услады есть в аду».
Эсквит:  «О, увидать бы ад и вновь вернуться!»
Люцифер: Старание, упорство и терпенье – и ты его увидишь.
Эсквит:  И тут нужны старание, упорство и терпенье? Скука!
Люцифер: Тебе надо больше пить!
(Сцена темнеет)


АКТ ТРЕТИЙ
Снова в Клубе.
Билбери: Снова наш председатель запаздывает.
Патрик: Но он собирался сказать сегодня нечто важное! Меж тем, Артур, вы нам еще не поведали о том, как посетили намедни «французский» квартал.
Артур: Вам и об этом известно? Что ж. Сложно не думать о тяготах простого народа, когда посещаешь такие места! Это делает несчастным!
Оберон: Вообразите, что вы счастливый человек и так оно в скорости сделается.
Артур: Мне неловко! Я родился обеспеченным, а там люди страдают!
Билбери: Возможно им это нравится! Люди вообще любят страдать. Они считают, что это их приближает ко Господу, и что Он их так благодарит.
Патрик: Это верно! Даже по-гречески бог: anthrop;rrhaist;s, то есть «человекотерзатель».
Оберон: Да, Артур! Подумайте лучше о своих благородных дедах, которые только для того думали, чтобы доставить вам возможность вообще не думать.
Патрик: А коли вы стремитесь помочь нужде простого сословия – чаще ходите в бордели – там его хоть отбавляй! Помогайте любой даме… или не даме!
Артур: А как вы думаете, господа, правильно ли поступают те, кто берет даму на содержание, а не ходит по борделям?
Оберон: Джентльмен, который решает взять даму на содержание, зачастую не столько прельщается ее чарами, сколько отдает дань моде.
Билбери: Однако же я знаю случаи, когда чары дамы решительно ни при чем – похвастаться им особенно нечем, но они на содержании и давно.
Оберон: Вы о…
Билбери: Да, о ней!
Оберон: Что ж, тут и я готов расписаться в собственной слепоте, ибо не разглядел в ней ничего привлекательного.
Билбери: Это было бы удивительно!
Артур: Прошу вас, кто это?
Билбери: Она гренадерского росту, имеет вставной глаз и плоское как блин лицо.
Патрик: Зато улыбка хороша, да и смеется она весьма часто.
Оберон: Она понимает, что это ее единственное оружие.
Патрик: Это и нижние юбки, которые, к слову, весьма коротки.
Оберон: Вам даже это известно?
Патрик (смущенно): О, по слухам! Не знаю, обменивает ли она свою благосклонность на деньги или же ею двигают возвышенные чувства, но я коротко знаком с тем джентльменом, которого она одарила счастьем делить с ней сладострастные утехи и по его словам в них она великая мастерица.
Оберон: Но от чего вы спросили про содержанок, Артур?
Артур: Более всего меня сгущают маленькие конурки в которых часто ютятся дамы определенного рода.
Билбери: О, это не всегда так. Мне известна одна благовоспитанная особа, которая держит целый дом!
Артур: Вот как!
Билбери: Вам она должна приглянуться, дорогой – лет ей этак двадцати три!
Оберон: Да к тому же весьма оборотистая, о чем свидетельствуют ее глаза, которые глядят сразу в обе стороны.
Билбери: Однако ж сама она недурно сложена и ее выдающиеся и отменно округлые груди не мнутся под рукой, как у иных. А какая страсть! Вся она словно пылает и дышит неподдельным желанием, и посему услаждение всех ваших чувств, мой милый, не заставит себя долго ждать.
Артур: А где обитает эта сударыня?
Билбери: На Ньюмен-стрит, подле конторы ростовщика.
Артур: Она еврейка?
Билбери: Не думаю.
Патрик: Что ты! Как известно, религия иудеев не позволяет им вкушать свинину (намекая на полноту Билбери) или делить удовольствия с христианами.
Оберон: Тем не менее, нам известна одна прелестнейшая иудейка, коя отринула своих друзей-левитов ради христианина, который предоставил ей глубокие и внутренние доказательства своей веры, возымевшие на нее такое действие, что она с тех пор не перестает склоняться перед новой религией.
Патрик: Что вы говорите!
Оберон: Насколько сия дама строга в отправлении своей веры, сказать не могу, но, мне доподлинно известно, что даже в шабат она готова раскрыть двери своей любовной синагоги.
Артур: А какова она собой?
Оберон: Крайне резвая натура: темноволоса, черноглаза, имеет недурные зубы, нос с горбинкою и свежий румянец. Росту она невысокого, и взгляд имеет преразвратный.
Артур: Отменно!
Оберон: К тому же, как это бывает с еврейками, она смышленая девица, и хороша в застольной беседе, но особенно весела и игрива в постели.
Артур: Дорого ли она берет?
Оберон: Немного найдется столь же щедрых шлюх, как она: зачастую она возвращает деньги особо полюбившемуся ей мужчине. Однако же пьет как сапожник, и от этого сноровка ее заметно теряется.
(Входит Эсквит, за которым идет Джон с вином).
Эсквит: Я, наконец, закончил пьесу, но мне необходимо, чтобы все вы приняли в ней участие.
Все: Почему это мы? Мы не актеры!
Билбери: Я лорд!
Эсквит: Я тоже, но там есть роль и для меня. Пьеса для Короля, он простит наш нескромный клуб, если представление ему понравится.
Оберон: Но почему не пригласить актеров?
Эсквит: Узнаете!
(слышится шум, в помещение, несмотря на протесты лакеев, вбегает Розалина)
Розалина: Господи!
Эсквит: Что еще?
Розалина: О, Господи!
Эсквит: Ну, что еще?
Розалина: Ваша светлость, я взывала не к вам, а к Господу!
Эсквит: И были услышаны! Он ответил вам моими устами – так что же случилось?
Розалина: Я видела вашу пьесу!
Билбери: Повезло же вам! Мы о ней только слышали.
Оберон: И узнали, что играем там кого-то…
Эсквит (в сторону): Себя!
Оберон: …но при этом не видели ни строки.
Эсквит (в сторону): Однако их декламировали!
Розалина: О, это так типично для его светлости – показать текст в последний момент перед трагедией. Помяните мои слова – нас всех вышлют из страны!
Эсквит: Значит, нас ждет великолепное путешествие! Франция…
Все: Франция…
Эсквит: Италия…
Все: Италия…
Эсквит: Греция?
Эсквит: Если желаете…
Патрик: Значит, мы разделим судьбу Приапа, который был изгнан из Лампсака…
Эсквит: Из-за величины члена! Не самый плохой повод, замечу. А пока нас не выслали из страны – давайте выпьем за театр!
(все пьют)
Что ж, а теперь приступим к работе!

(Занавес)