О популярных авторах и популярности как таковой
Шаловливость авторов обыкновенно проявляется в похабных шуточках, скабрезных наблюдениях или даже морализаторских суждениях, в которых автор проявляет себя в качестве судьи и неподкупного мерила человеческой глупости, подлости и коварства. Скабрезность вплетена в его рассуждения прихотливым виноградом, давая понять, что автор вовсе не какой-то там ретроград, а самый настоящий постмодернист, при этом чтящий старый интеллигентсткий кодекс, предусмотрительно не позволяющий называть в лицо мерзавца по имени, но не брезгующий сплетней и заговором избранных против поганых, иудеев против элинов, претендующий на пожизненное амплуа эксперта, способного отделить зерна от плевел и коров от навоза.
Все более-меннее устойчивое и верное, пребывающее в автохтонной чистоте в этих магических услугах, разумеется, не нуждается. Оно бредет само по себе, не ведающим кнута стадом, неторопливо пережевывая жвачку собственных рассуждений, не высказывая к автору ни малейшего интереса и уважения, и только тот, кому всякий фокус с найденным в навозе зерном кажется откровением, со мной в очередной раз не согласится. Так редок все еще этот кропотливый талант, не брезгующий площадной грязью и обращающий себе на пользу всякий оброненный случайным прохожим носовой платок, или подслушанный в очереди разговор, или запущенную мясником сплетню. Так мало еще в народной среде этих редких ценителей и знатоков сального юмора, местечковой премудрости и бестрашной лакейской фронды. Так мало желающих плясать без штанов на ярмарках за пятак. Так сильно в нас еще это провинциальное изумление и священый трепет перед юродством, паясничающим на папертях Клео и Мельпомены.
Свидетельство о публикации №218021602051