Волки

 «Матрёна, идём завтра в магазин на Центральную ферму, посмотрим товары, может, что купим, – предложила бойкая бабёнка Ольга. – У тебя завтра выходной и у меня выходной, тем более суббота».  Обе женщины работали доярками на совхозной ферме. «Пошли. Я давно собиралась, да не находила пары.» – согласилась Матрёна.

  Зимой в декабре дни короткие. В десять часов утра – ещё темно; вечером в пять часов – уже темно. День выдался пасмурный, серый. Поля туч покрыли всё небо. Но день тёплый, градусов – 7-8. Ветра не было. Центральная ферма находилась в восьми километрах от этой деревни. Женщины в начале одиннадцатого вместе собрались и отправились в путь. Одетые в жакеты и валенки, пройдя несколько километров, женщинам стало жарко. Дорога шла в густых лесах. В одном месте – среди болот. Зимой дорогу накатывали по снегу, а весной – прямо беда – дорогу затапливало метров триста до июля месяца, если лето приходило жаркое. Среди болот возвышался остров, заросший лесом и кустарником: ивой и смородиной. Но никто туда не ходил, все боялись волков. За последнее время (а это было до окончания войны) стали поговаривать, что обосновались там люди с тёмным прошлым: конокрады, воры, убийцы. Произошло несколько ограблений обозов с пшеницей. Женщины возили на быках пшеницу на станцию. Однажды разнёсся слух, что в этот день будет нападение. Никто не поехал. И только трое не поверили и смело решили ехать. На второй день быстрым шагом пришли быки и встали посреди деревни. Люди подошли и ахнули: все три сопровождающие лежали мёртвыми в неприличной позе, а у старшей по обозу воткнута бутылка между ног.

  Женщины шли скорым шагом, громко разговаривая, и дошли до места, где начинался поворот до острова – около километра. Женщина, которую звали Матрёной, высокая, поджарая, неустанно говорила о своей снохе, которую она не любила, и между ними происходили постоянные ссоры. Её глаза голубые, злые, как у галки, то и дело постоянно швыряли по сторонам. Вторая женщина, её звали Ольга, низенького ростика, проворно шагала по дороге. Карие круглые глаза то и дело смотрели по сторонам.

  «Матрёна, смотри, конские следы, кто-то двое ехали верхом на конях на Центральную ферму,» – заметила Ольга. Идут две женщины и разговаривают. «Я сегодня, Матрёна, сон видела. Будто я охочусь за волками, ружьё в руках держу наготове, патронтаж на поясе, на острове флажки расставлены по кругу, и я иду по этому кругу. И вдруг передо мной оказалась волчица. Я растерялась, от страха руки, ноги онемели. Она лежит, бедная, видно беременная. Уставилась на меня человеческими, умоляющими глазами. И ползти уже не может. Стало мне жалко её. Убрала эту верёвку с флажками. «Беги, Бог с тобой. Может, сгрызёшь когда-нибудь». – проговорила я про себя. Волчица поняла мой замысел и поползла в обратную сторону, а я в другую. Слышу выстрелы. Это обросшие мужики стали стрелять в волчицу. Она взвыла страшным голосом, подбросило её вверх, а потом упала она бездыханно.
 – Мужики, что вы наделали? Волчица-то беременная, – сказала я.
 – Хорошо, что мы её убили. А то бы расплодились.
На душе стало смутно. Женщины шли, но уже не судачили о своих соседках.

  Не заметили, как пришли в село. Магазин стоял в центре деревни. Это длинное деревянное строение с зарешёченными окнами напоминало музей вещей. У самого входа стеллажи с конской сбруей, топорами, вилами, лопатами и всё, что необходимо в хозяйстве, в огороде. Далее висели старомодные костюмы, полупальто, полушубки, два тюка ситца, устаревшая галантерея. С другого торца – продукты: селёдка в бочках. Водка, жиры, дешёвые конфеты, кое-какая крупа, сахар в больших каменных кусках. Женщины, не торопясь, просматривали каждую вещь, вдруг наткнулись на двух незнакомых, бородатых мужиков, стоявших у конской сбруи. Ольга где-то на станции видела их. И вспомнила, как один  принимал у них пшеницу. У одного  косило глаз, ему лет за сорок пять. Был он низенького роста, коренаст. Оба одеты в собачьи шапки и белые полушубки. «Данилыч», – обращался к нему помоложе лет тридцати пяти мужчина, у которого чёрная борода гармонировала с белыми усами. «Петрович», – называл его старший. У Ольги сердце так и ёкнуло. Она догадалась, кто ехал верхом на лошадях, которые стояли у коновязи, стала торопить Матрёну. Толстая, толстокожая продавец быстро посчитала за покупки, махая головой: «Ой, бабоньки, идите быстрее, как бы что не случилось с вами».

  Женщины вышли на крыльцо. Мужики стояли у коновязи, курили и о чём-то переговаривались.
 – Ну, что будем сегодня малинку драть? – предложил Данилыч.
 – Что сказал старшой? Он нам головы поснимает, – ответил моложавый белоусый мужчина.
 – Так кто узнает? Кругом болота; дойдут до них, и мы следом за ними. Потом скинем в болото, ещё не замёрзли. Поминай лихом! – сказал мужчина с пугачевской бородой. Петрович ничего не ответил. Они закурили.

 – Ой, Матрёна, давай быстрей! – забеспокоилась Ольга. Женщины выскочили из магазина как ошпаренные и пошли ускоренным шагом. Им вслед посмотрели с похабной улыбкой с дальновидным прицелом мужики.

  Время четыре часа полудня, в пять часов хоть глаз выколи – темно. Мрак окутал лес, дорогу. Деревья в темноте казались мрачными великанами. Женщины, не останавливаясь, чуть не бегом шли по дороге. Память всё чётко восстановила Ольге, как  два точно таких мужика принимали у неё пшеницу. Поделилась с Матрёной мнением, не есть ли эти два мужика разбойники. Женщины легли на дорогу, прижались ухом к дороге, не скачут ли.
 – Ольга, ты слышишь стук копыт? – тревожно спросила Матрёна.
 – Слышу. Это за нами мчатся во все лопатки, – прокомментировала Ольга.

  Вот уже и болота. И вдруг раздался протяжный волчий вой.

 – Господи, спаси нас, – зашептала Ольга. – Из огня да в полымя попали. Женщины торопливо побежали. Волки разделились на две группы. Одна группа побежала вдоль дороги за женщинами. Другая осталась на месте. Волки, молча лёгкой рысцой бежали в стороне от дороги в метрах пятистах позади женщин.

  Три километра пробежали женщины, обливаясь потом, так что верхняя одежда взмокла. «Господи, спаси нас» – шептали женщины. Вдруг луна выскользнула из-за туч, и они увидели метрах в двадцати амбары, крытые соломой. Добежали до амбаров, стали как вкопанные под стреху, сердце так и колотится, выскочить так и хочет.

  Волки сели кругом в метрах трехстах. Показалась среди туч полная луна и осветила всё и всех лунным блеском. Сначала завыл старый волк, вытянув острую морду в сторону луны. Он выл басом, протяжно. За сердце от страха берёт. Другой стал подвывать дискантом, третий тенором, четвёртый контральтом. Поднялся ужасный волчий хор. Вдруг раздался волчий вой вдали. Волки повернулись и помчались к другой стае. Женщины облегчённо вздохнули. С этого момента у Ольги заболело сердце.

  А мужики, услышав волчий вой, вскинули карабины. Впереди ехал Данилыч. Голодные волки, учуяв лошадей, бросились на коня низкорослого мужика. Из-за куста выскочил матёрый волк и схватил коня за горло, стараясь перекусить его, два других, схватив за задние ляжки клыками, стали рвать на куски. Конь пал на колени. Данилыч, чтобы не быть придавленным конём, выпростал ногу и успел соскочить с карабином, но четвертый прыжком сбросил Данилыча на землю и перекусил ему горло. Так и остался Данилыч лежать в снегу с карабином. Волкам было не до второго всадника. Необходимо было рвать куски от коня быстрее, так как бежала вторая стая.

  А всадник галопом помчался в лагерь, расположенный в километре. Прискакав в лагерь, испуганный всадник вбежал в землянку и не помня себя, закричал: «Волки! Данилыча загрызли!»

  Все повскакивали, второпях надели полушубки, схватили карабины, вывели лошадей, которых прятали в таких же землянках, и поскакали на место трагедии, стреляя на ходу вверх. Прискакав на место трагедии, они увидели обрызганное кровью седло и остов коня. Волки, насытившись и услышав выстрелы, умчались. А Данилыч лежал недалеко в снегу с перекушенным горлом, так и не успев выстрелить. Подобрав седло, скинув покойника на круп лошади, всадники поехали в лагерь.

  Декабрьская ночь тёмная. Безразлично смотрела бледная луна на трагедию животных и людей между проплывающими тучами. Деревья в темноте выглядели огромными многорукими зверями.