Ангел по имени сын

Женщина лежала, скрючившись, прислонившись к ржавой урне, в которой уже не горело, а тлело все, что свозилось из большого города. В полупьяном бреду ей мнилось, что вся Земля обуглилась, погубив вместе с собой все мироздания. Скоро она остынет, как все отжившие свой век планеты. И женщина замерзала вместе с ней. Большая урна была еще теплой, но из нее неслись запахи, которые могли родиться только в аду. Лежащее существо мутило, корежило и колотило одновременно. Платок сполз с головы, обнажив первую седую прядь в ее черных волосах. Руки, видимо, не знавшие  варежек, были шершавыми и нечувствительными. Болоньевое пальто темно-синего цвета наводило на мысль, что перед тобой - старуха, а не женщина 30 лет. Еще немного -  и оборвется тоненькая нить, связывающая ее с этим миром. Вдруг кто-то осторожно тронул ее за плечо:
  -Ты живая? - спросил тот, кто стоял за спиной. Голос был тихим, но проникал в глубину мозга, где еще теплилась жажда к жизни. - Вставай и иди туда, - указал он рукой.
Существо с трудом открыло глаза и сквозь пелену увидело малыша в белой шапочке с помпоном.
- Ты кто? -  выдавила из себя женщина. Что он сказал в ответ? Она поняла не все его слова, но последние подействовали на пьяную, как поток ледяной воды, вылитой доброжелателем с благой целью.
  - Не бойся, я - твой сын.
Валентина. Так звали существо, упавшее вчера вечером возле урны. А утром, ошарашенная то ли  видением, то ли странной действительностью, она встала на колени, приподнялась и огляделась. Как ее забросило сюда, на край города? И как добраться до подруги, где она жила в последнее время? Остатки самогона наконец выветрились из ее головы, и женщина побрела наугад по улицам, пока не узнала знакомое место. Да вот же она, улица Некрасова, дом с черешней и синий забор. Дверь открыла  заспанная Люська.
-Ты где это бродила?
 -Ты же сама выпроводила меня погулять, - вспомнила Валька.
 - Ну да, - пожалела подругу Люська. - Бедная, я же тебя  просила покантоваться возле дома часа два. Не буду же я с Юрчиком при тебе миловаться. Ну ладно. Проходи. - Люська деловито засновала по дому. Похвалилась, что ухажер принес много еды и бутылку портвейна.
 - Со мной не пропадешь, - похлопала она по спине Вальку. Подруги сели за стол, налили по стопарику. И тут Валентина решила поделиться с собутыльницей утренним приключением.
 - Понимаешь, я ангела видела - в белой шапочке. Я, мол, - твой сын.
 Люську аж передернуло от этих слов:
- Да брось ты. Малый, небось, хотел рублик у тебя попросить. Причем тут сын? Или ты мне, подруга не все о себе рассказала? Колись сразу, может, твой мальчишка в интернате обитается? Все могу понять, только не это. Узнаю правду - выгоню тебя вон.
Валька попыталась прокрутить свою 30- летнюю жизнь, но ничего такого не вспомнила. Ну не было у не детей! Кому их и рожать-то было? Женихи - как петухи: только с виду хороши. А так не умели ни заработать, ни гвоздя в стенку забить.
Поговорили женщины об этом инциденте, да и забыли.
- Я тебя обрадую, - воскликнула вдруг Люська.- Хватит нам с тобой с земли питаться, бутылки собирать. Есть работа. Правда, не ахти какая, но на выпивку и закуску хватит.
Оказалось, Юрчику, тоже перебивавшемуся с рубля на грош, повезло. Его взяли на кладбище -могилы копать. А там, оказывается и сторож нужен. Вот он  и предложил знакомым бабам дежурить в сторожке по очереди.
- Да ну, - обиделась Валька.
- Что за шутки? А чего тут особенного? - успокоила ее подруга. - Забыла, где я тебя нашла? Чего ж ты тогда не боялась покойников? Только и орала да трясла меня за плечи: Ты мне налей такого,  чтоб сразу все забыть. Больно  мне, больно...
Да, что было, то было. Люська тогда бутылки на кладбище собирала - дело было аккурат после  Пасхи,  когда она увидела растрепанную молодую женщину, оравшую не своим голосом, у могилы. Подумала: обычное дело,   похоронила кого-то из родных , ну и орет. Подошла, пожалела. Налила ей самогона с дурманчиком. Та и успокоилась. Видать, умный человек придумал такое: бросишь в самогон одну таблеточку - и сразу память отшибает. А нет памяти - нет и боли…
Первую ночь в сторожке взялась коротать Люська.  она была 40- летней вдовой, потерявшей работу из-за длинного языка. Он не раз приносил ей неприятности. Но женщина и не думала давать укороту своей привычке говорить все, что думает.  А чтобы не было обидно за несправедливость, пристрастилась сначала к портвейну. Теперь она уже и самогонкой не брезговала.
-Да пропади все пропадом, - приговаривала она, поднося ко рту стакан. И добавляла: - Были б мы , а...
В следующую ночь предстояло сторожить Валентине.     Она взяла с собой заварки, сахара, сухариков и фонарик. Ну и чинарик не забыла. А как теперь без него?
Кладбище было расположено в конце города Снежинска. Его окраины просто так не обрывались. На юге простиралась огромная с 20-летним «стажем» мусорка. При сильном ветре ее зловоние достигало города и напоминало горожанам об изнанке жизни. На севере жилые кварталы плавно переходили в место, куда не приходят по своей воле. На западе находилось учреждение, в котором жили ненужные родителям дети. Их число росло с пугающей быстротой.
Валька посветила фонариком на могилы: вокруг было тихо, ничего подозрительного. Она зашла в сторожку, включила электроплитку и поставила чайник. Стояла нехолодная бесснежная зима. И могилы, не укрытые сугробами, темнели, навевая тоску и бесприютность. Вот выпал бы снег, и это место не казалось таким мрачным.
В сторожке свет горел всю ночь. Валя боялась выглянуть в дверь до утра. Без привычки тишина давила на уши, не давая уснуть.
Наконец-то наступило утро. Зимний день неспешно открывал окно в город, алея на востоке ранним румянцем. Женщина, хлебнув из горла припасенного самогона, решила обойти свои «владения». Она уже не боялась подойти к своей могиле. Любимый и, казалось, любящий муженек похоронил ее рядом с мамой. Женщина спокойно подошла  к холмику, где на кресте были выбиты ее имя и фамилия. Даже на памятник не раскошелился ее Алешка. Женщина села на  лавочку возле соседней могилы и ушла в воспоминания…
…Мама одна воспитала дочек Валю и Нину: отец умер рано. Старшая, Нина, выучилась на бухгалтера и уехала в Москву. Там она вышла замуж и укоренилась. А Валечка осталась возле мамы.  Она  тоже сумела получить образование, нашла работу по специальности. Замуж она не торопилась - не было достойной пары. В 25 встретила Алешку. Высокий, красивый, умеющий показать любовь. Не мудрено, что у девки голова закружилась. И хотя мама не очень одобряла эту запоздалую первую любовь, дочка все же вышла за него замуж. В то время Валентина уже работала на консервном заводе мастером. Успела получить и однокомнатную квартиру. В ней и поселились молодые.
Все бы хорошо, да мама заболела. Валечка моталась между ней и молодым мужем, стараясь обиходить обоих. Мать ее жалела: «Ты, дочка, не будешь с ним счастлива». И вздыхала, будто знала, что у Вали начнется испытание, потяжелей маминой болезни. Когда мамы не стало, дочь от горя словно погасла. Но нет худа без добра. Оказалось, она на этом свете уже не одна. Маленькое существо, зародившееся в ней, так обрадовало молодую женщину, что та забыла все свои неприятности. Ей сказали, что если ребенок зачат до 40 дней после смерти родственника, его душа может вселиться в будущее дитя. Валя так верила в чудо.   Но, увы, его не произошло.
Однажды, уже перед родами, женщина вышла из дома, надо было купить хлеба. Скоро должен был прийти с работы  Алешка, которого Валентина жалела не как жена, а как мать. Недаром говорят, что первая любовь - как половодье: все цепляет за собой, не разбирая, что ей нужно, а что нет. Казалось бы, зачем жалеть мужчину в рассвете лет, нужно наоборот за его спиной прятаться. А вот, поди ж ты...
Кто-то окликнул Валю прямо на середине дороги, и она не заметила проезжающую машину. Увидела только, что за рулем сидела молодая, эффектная блондинка и что машина мчалась как на пожар. Дальше был пробел в памяти.
Очнулась женщина уже в реанимации. Это она поняла, когда впервые после аварии открыла глаза. Затем ее перевели в обычную палату, и Валентина успокоилась. На соседней кровати лежала темненькая соседка с таким же огромным,  как у нее, животом. Она улыбнулась:  - Я - Галя. Будем рожать вместе?
В палате стояло 4 кровати. Это гинекологическое отделение больницы, где лежали и больные, и беременные. Уже через час соседки заахали: как же похожи  Галя и Валя! Они шутили: может, и дети родятся как близнецы. Валя только улыбалась в ответ, хотя чувствовала: что-то с ней неладно. Ужас объял ее. Женщина закричала от боли. В ту же минуту  у Гали начались схватки, и ее на качалке повезли в соседнее отделение - роддом. Валентина больше ничего не знала об этой женщине. Впрочем, ей было уже не до нее. О себе  она тоже мало что помнила. Потеряв долгожданного ребенка, забытая мужем, она впала в депрессию . Сначала  женщина ждала  мужа и не понимала, почему тот оставил ее в беде. А когда вспомнила мамины слова об Алешке, Валя все поняла. Через месяц молодую женщину отправили в областную больницу - долечиваться. Выздоровление шло с большим трудом, так как она не стремилась к этому. Часами Валя лежала молча, с закрытыми глазами, не желая разговаривать,  есть и жить... Когда она, похудевшая и постаревшая, возвратилась в свой город на невесть как уцелевшие  деньги, первой ее встретила соседка - баба Шура. Она всплеснула руками:
-Ох, неужели это ты, Валюша? Свят, свят...
Бабка зазвала  соседку к себе домой - от греха подальше. То, то та рассказала про Алешку, не укладывалось в голове. На другой день после аварии к ним в квартиру пришла та самая блондинка. Извиниться хотела за содеянное или откупиться, баба Шура не знала. Только спустя месяц стал Алешка ходить домой вместе  с новой знакомой - Линой. «Подружился забедовавший мужик с красавицей», -  шептались соседки. Что тут еще скажешь, если и слов нужных не найти. А еще через месяц, когда Валю отправили в больницу, новоиспеченные любовники "похоронили" ее ...Гроб был закрытым. Соседи попрощались с тем, что было в гробу, поплакали, как водится. Затем дали сестре  в Москву телеграмму : мол, так и так...
 - Женщина ты добрая, никому зла не делала, заключила соседка. - И вздохнула горько: - Тебя уже и из квартиры выписали. Я вещички твои взяла. Если надо - они у меня в целости и сохранности. - И бабка заплакала.
Валентина  сидела, не в силах что-то сказать. Это длилось примерно с полчаса. Наконец женщина очнулась от шока и спросила:
-А могилка-то моя где?
-Да где ж ей быть как не возле матери твоей незабвенной, - отвечала соседка, видя, что Валентина пришла в себя.
После этих слов женщина выскочила от бабки и побежала на остановку автобуса. Пока добиралась до кладбища, как могла, сдерживала слезы и боль, зревшие в груди, как нарыв. А когда подошла к погосту и нашла "свою" могилку, дала свободу чувствам. Она кричала так, словно ее обожгло нездешним огнем. Только жгло не снаружи, а изнутри. Боль нарастала с такой силой, что от нее невозможно было ни спрятаться, ни уйти. Женский крик несся к небесам, взрывая ангельскую тишину неба. Нет, она не проклинала Алешку за измену и предательство. Прежде любимая, здоровая и благополучная Валентина взывала небесам о пощаде. Она сейчас хотела только одного: пусть ей не будет так невыносимо больно.
…Вспоминая события, произошедшие больше пяти лет назад, сторожиха покосилась на могилу, возле которой сидела. С фотографии на нее смотрели знакомые синие глаза. Откуда она знает эту покойницу? Под керамической фотографией было выбито: Галина  Валерьевна Ненашева.
-Сестренка, и ты тут! Надеюсь, тебя не похоронили заживо как меня?
Валентина встала со скамейки и подошла поближе к могиле. Она бережно поправила венки, лежавшие на холмике, где упокоилась едва знакомая ей женщина, и заплакала, но уже не так истово, как несколько лет назад. Значит, женщина,  с ней в больнице, умерла в тот же год. А как же ее ребенок?  Тут сторожиха привычно достала бутылку и допила оставшееся в ней содержимое. После этого решительно зашагала к выходу из кладбища, решив, что ей незачем думать о чужом горе: своего достаточно.
Вдруг с невысокой оградки ее буквально прострелили чьи-то зоркие и пытливые глаза. Они обожгли ее сердце насквозь.   Кто это? Где она видела это маленькое существо, эту смешную белую шапочку с помпоном?
Когда Валентина подошла к забору, ребенок с криком: «Я же знал, что ты не умерла ты живая»,- исчез из поля зрения.
- Я – живая, - болью отозвалось в ее сердце. «Живая», - отозвалось в душе, как заклинание, как молитва. Но разве можно назвать жизнью ее нынешнее существование!  Люська сначала помогла ей утопить боль в самогоне, а затем приучили к легкому лечению от всех бед. Это же надо она, когда-то уважаемый всеми человек, столько времени живет в борделе! Здесь постоянно снуют грубые, пьяные постояльцы. И в довершение всего - грязные простыни, немытая посуда... Неужели она теперь так и будет жить всегда - без особых чувств, без эмоций, без привязанностей, без спешки, без работы и без будущего? День да ночь - сутки прочь. Она впервые за столько времени почувствовала на себе засохшую грязь и поежилась. Если бы раньше кто-то сказал, что Валентина Сергеевна будет избегать встреч со знакомыми, чтобы не слышать укоров, не видеть презрения в их глазах, она бы ни за что не поверила. А теперь спокойно режет принесенную кем-то закуску и без оскомины пьет отраву.
Через день Валька успокоила свою разбуженную совесть и снова забылась знакомым, проверенным способом - самогонкой. Ей предстояло очередное дежурство на кладбище.
Уже у его ворот женщина почувствовала на себе чей-то пронизывающий взгляд. А утром, когда направлялась домой, на ее пути в третий раз встретилось уже знакомое существо в белой шапочке с помпоном. И снова дикий хмель помешал понять, что же ему нужно от всеми забытой Вальки.
 - Пойдем со мной, -  сказал ангел с большими пушистыми ресницами, упорно зовя за собой ничего не понимающую бомжиху. Но откуда же ему ведомо, как ей тяжко и беспросветно? И куда ведет эта дорога? После бессонной ночи принявшая на грудь женщина шла с трудом. Но почему-то была уверена, что белый ангел пришел к ней не напрасно. Наконец существо остановилось возле небольшого колодца, из которого ручейком вытекала вода. Малыш показал ручкой на него:
-Здесь живая вода,  умойся, и ты снова будешь живой.
Валя подошла к колодцу. Рядом с ним стоял крест, на котором кто-то пристроил иконку в целлофане. Она заглянула в источник и замерла. Вода была такой чистой и прозрачной, словно душа ангела. Но странное дело: в колодце не было ее отражения, словно ее и не было здесь. Постояв с минуту, бомжиха подошла к ручейку и безбоязненно опустила в него свои руки. Вода приятно обожгла их и  придала силы. Тогда она набрала  в пригоршню студеной влаги, похожей на чьи-то жгучие слезы, и омыла лицо, шею. Она стояла как завороженная и не понимала, что с ней происходит. Сначала Валентину обдало холодом, затем приятная благодать разлилась по всему телу. Ох, Господи, хорошо-то как! - подумала она. Но вдруг вспомнила, что не по своей воле пришла сюда. Огляделась - вокруг никого. Не иначе ангел привел меня сюда, - решила Валентина. Она неожиданно для себя перекрестилась и вновь заглянула в проем колодца. В нем отразилось трепещущее женское лицо  в платочке. - Неужели это я, - обрадовалась та.
Придя к Люське, подруга заявила ей о своем намерении вернуться в свой родительский дом.
 - Ну, тебе виднее, - ответила разбитная Люська.- Сама решай, как лучше. Только не верь больше этим... мужикам. Сама живи.
Вечером Валя без робости подошла к маленькому домику мамы. Как же он постарел! В окне горел свет. Как же она обрадовалась неожиданно приехавшей по делам наследства сестре! Погоревали, поплакали и по маме, и по Валиной жизни. А у Нины, как оказалось, уже есть внучата.
Я уже было собралась дом продавать, рассказывала сестра. - Но теперь - он твой. А Алешке с молодой женой - Бог судья. Он всех рассудит.
На другой день Валентина поведала сестре о своем ангеле. Нина посоветовала:
 - А ты в церковь сходи. Может, и впрямь тебя ангел-хранитель от беды спас.
Следующим днем было воскресенье. Валентина с большим трудом отстояла службу - непривычное для нее дело. Выйдя из храма, она почувствовала, что в ее жизни должно что-то перемениться. Перед глазами вчерашней пьяницы все еще стоял огонь свечи, испепеляющей все дурное, гнилое, ненужное...
Женщина и сама не заметила, как ноги привели ее к трехэтажному старинному дому. Видимо, когда-то здесь жили помещики. А сейчас он обветшал и представлял собой неприглядное зрелище. Валентина, поправив на голове платок, словно она входила в святая святых, вошла в коридор. Здесь она в нерешительности остановилась.
- Надо бы прочесть табличку при входе, - подумала нежданная гостья .
На одной из  дверей она прочла: «Игровая комната». - Значит, здесь живут дети, -
решила  Валентина. Сердце у нее забилось, как в  ожидании радостной встречи. Женщина приоткрыла дверь. Детишки водили хоровод под аккомпанемент пианистки. Все застыли, увидев незнакомку.
- Это моя мама, - тихо и серьезно сказал темноволосый мальчик с голубыми глазами лет пяти и добавил: - А вы не верили, что она жива. - Мальчик строго посмотрел на воспитательницу, которая не знала, что сказать в ответ. Вернее, она-то знала, просто боялась огорчить ребенка слишком грубой правдой жизни. Валентина встала на колени и обняла малыша с полным правом матери. Может быть, она не достойна  его любви, но обязательно заслужит ее.
Маленькое и большое сердца забились  в унисон. А вокруг этих двоих собралась толпа интернатских     малышей. Они галдели, как растревоженный улей. Дети толком не поняли, как Алешка (так звали малыша) смог найти свою маму. Но в душе каждого жила мечта о чуде. В этой комнате на полках стояло столько разных сказочных домиков и книг - больше, чем самих ребят. Ах, если бы все мечты сбывались…
А за окном на улице вдруг пошел крупный, пушистый  снег. Он впервые за эту зиму пожаловал сюда. Снежинки укрывали собой черную дорогу, черные от дождя деревья, черные могилы.
Если посмотреть на  Снежинск  с высоты птичьего полета, можно увидеть, что снег засыпает невидимый черный крест, на концах которого расположились: свалка, кладбище, божий храм и детдом. Этот крест давно разделял город на добро и зло, любовь и предательство, милосердие и пороки. Чего было больше, кто ведает. Но в эту минуту к маленькому и хрупкому добру добавлялся светлый лучик надежды и любви, исходящей от этих двоих.
Голубоглазый мальчик думал о том, что он не зря сто раз слушал сказку о живой и мертвой воде и что теперь его никто не будет ругать за самовольные побеги из интерната. В его жизни случилось главное  чудо.