Кока. Мой ангел-хранитель

       Я родилась весной, когда холода уже отступают, но до настоящего тепла ещё далеко. За неделю до Благовещенья. И получила имя Лидия. Бабушка говорила: "Лидия Благовещенская", а я всегда считала, что меня назвали в честь маминой старшей сестры, которая и стала моей крёстной матерью. Мама тоже всегда подтверждала это. Из всех маминых сестёр - а их у неё было целых пять - ближе всех для неё была именно тётя Лида. В далёкие тридцатые годы, когда дедушку арестовали по доносу, а бабушку с детьми выслали из села, именно старшая сестра Лида опекала в дороге свою маленькую сестрёнку Нюру. Наверное, в то время между ними и возникла та особая связь, которая тонкой ниточкой протянулась через всю их непростую жизнь. Даже в посёлке они жили рядом и мама всегда могла рассчитывать на её помощь.
      К тому времени, как я появилась на свет, у тёти Лиды было уже трое своих детей, которые, естественно, были старше меня. Ко мне она относилась с какой-то трепетной любовью. Почти каждый вечер, переделав домашние дела, она прибегала к маме, чтоб помочь искупать меня да и просто потискать. Мне кажется, что я помню, как ко мне маленькой постоянно склонялись два женских лица - мамино и моей любимой крёстной.
    Когда я подросла и начала говорить, то стала называть её Кока, не выговаривая трудное слово крёстная. Она прямо млела от такого моего обращения. Через много-много лет, будучи сорокалетней дамой, я приехала к ней в гости со своими сыновьями и назвала её тётей. Она очень возмутилась на такое к ней обращение: "Какая я тебе тётя? Я что для тебя чужая? Всю жизнь звала меня Кокой, вот Кокой и называй!". Пришлось рассказывать мальчишкам, откуда появилось такое обращение, а она сидела слушала и довольная улыбалась.
    С самого раннего детства Кока была моей защитницей во всём и везде. Она ругала на улице обижающих меня мальчишек, спасала от собак и гусей, которые почему-то всегда норовили меня ущипнуть. Обидевшись на родителей, я собирала свои вещи в узелок и уходила "насовсем" к ней. Она всегда меня принимала и ворчала, какие нехорошие у меня родители, что обидели такую славную  девочку. Сунув мне в рот конфету, умывала мою замурзанную от слёз мордашку, садилась на стул или диван и брала меня на колени. Уткнувшись ей в грудь, которая всегда вкусно пахла свежеиспечённым хлебом, я со всхлипами жаловалась на несправедливость жизни, а она, тихонько покачивая меня из стороны в сторону, успокаивала. Через некоторое время мир начинал приобретать свои обычные краски, я соскальзывала с её колен и объявляла, что я пришла к ней "насовсем". Кока всегда соглашалась, что мне надо остаться у неё жить. Приезжал с работы её муж дядя Гоша и ему торжественно сообщалось, что теперь Лидуська будет жить с ними, а к матери с отцом больше не пойдёт. Дядя Гоша жену поддерживал и говорил, что мне дома нечего делать, если меня там обижают. Он вообще был не очень разговорчивым человеком, но меня всегда успокаивал, как мог. Я, конечно, наглела и начинала просить его дать "понаряжаться" в его фронтовые награды. Дядя Гоша доставал шкатулку, в которой лежали медали, и прикалывал их мне на платье. Даже Орден Солдатской Славы, которым очень дорожил. Он никогда не рассказывал о войне, сколько мы его не просили, говорил только: "Не дай Бог никому пережить такое!". Возможно, его неразговорчивость была следствием военной специальности - на войне он был разведчиком. С приближением ночи я начинала скучать по маме, жизнь в родном доме уже не казалась мне такой невыносимой. А Кока, как будто не замечая моего состояния, стелила мне постель на большом сундуке, который стоял в спальне. Накормив и выкупав, она укладывала меня в постель и выключала свет. В темноте действительность казалась совсем другой, мне становилось жалко в первую очередь несправедливо обиженную себя, затем родителей, которые, наверно, грустили и плакали без меня, и я начинала сначала тихо, а потом всё громче скулить под одеялом. Что-то ласково приговаривая, Кока сгребала меня в охапку и несла домой. Дома я перебиралась на родные мамины руки, обнимала её за шею и, окончательно успокоившись, наконец засыпала крепким, счастливым сном. А утром никто не вспоминал о моём вчерашнем "великом переселении".
      Так я и росла под крылышком мамы и крёстной. На все большие праздники- новый год, день рождения, Пасху и сурхарбан -Кока обязательно дарила мне подарки: сладости, игрушки или сама шила обнову, в которой я потом с гордостью щеголяла. Она ,как курица-наседка, пыталась защитить меня от любых неприятностей, готова была на многое, лишь бы я улыбалась. Бывали моменты, когда она помогала мне обманывать маму. Это тогда я думала, как здорово у нас с ней это получилось, хотя на поверку всё оказывалось шито белыми нитками. С возрастом я поняла, что мама всегда знала или догадывалась о нашем неуклюжем обмане. Случалось, что меня за что-то наказывали (чаще всего я это действительно заслуживала)и не отпускали в кино, в то время, как вся соседская ребятня и мои сестрёнка с братишкой шли на пятичасовой сеанс. Обиженная, я шла к Коке, а она ,как всегда успокоив меня, выдавала пятак и наказывала после фильма возвращаться к ней: "Чтоб мать ничего не узнала ,а я скажу, что ты у меня была". Так я и росла с полным  убеждением, что жизнь прекрасна.
      А потом пришла пора идти в школу. Ещё с весны, когда мне исполнилось семь лет, я начала сборы. На день рождения Кока подарила мне "Подарок первоклассника", на который я не могла налюбоваться. Упаковка была выполнена в виде большой красной книги, под крышкой которой чего только не было! Я вытаскивала коробку из шкафа и с благоговением начинала перебирать свои сокровища: цветные карандаши, пластилин, счётные палочки, тетрадки, чернильницу и другие такие нужные для учёбы мелочи. Я выкладывала всё в новёхонький портфель, который купили родители, и представляла себя настоящей школьницей. И не могла дождаться, когда же наступит это первое сентября!
      Первого сентября я быстро вскочила с кровати, даже забыв понежиться в тепле одеяла. Обычно маме стоило большого труда вытащить меня из постели. Я скоренько умылась, позавтракала и начала торопить маму, чтоб скорее завязывала мне бант, иначе мы рисковали опоздать на линейку. Пришла с букетом цветов Кока и я начала ей жаловаться на мамину нерасторопность. Вместе со мной она стала ворчать на маму, заплетающую косички моей старшей сестре. Наконец мне завязали огромный белый бант на голове и нарядили в новёхонькую форму с белым накрахмаленным фартуком. Я хотела для полноты образа взять с собой портфель, но мне объяснили, что первого сентября ходят на линейку без портфеля. Было немножко жаль оставлять такую красоту дома, но раз так надо, значит, надо. С большущим букетом цветов я наконец-то пошла в долгожданную школу в сопровождении мамы и Коки.
   Торжественная линейка затянулась по времени, я устала слушать речи и начала вертеться по сторонам и тянуть шею, чтобы получше рассмотреть мою тоже нарядную Коку, стоящую на крыльце среди обслуживающего персонала школы. Она в то время работала школьным завхозом. Через несколько дней Кока зашла на перемене в мой класс, спросила, где я сижу. Честно говоря, нам с соседом Васькой Дубининым досталась парта-ветеран, на крышке которой были вырезаны какие-то буквы и слова, но всё это было закрашено свежей зелёной краской. Пройдясь между рядами, Кока ничего не сказала, а на следущее утро мы с Васькой сидели за новёхонькой партой.
   Столовой в школе не было, но был так называемый буфет, где продавали пирожки, булочки и чай. На большой перемене там было не пробиться, старшеклассники бессовестно оттирали малышей от прилавка хоть дежурный учитель худо-бедно пытался навести порядок в очереди. Я была мала ростом и очень тоненькая, поэтому почти всегда оставалась голодной. Посмотрев раз-другой на всё это, Кока взяла ситуацию в свои руки. С наступлением большой перемены меня всегда ждал чай и булочка, заботливо купленные перед самым звонком. Временами она приносила какую-нибудь свежую выпечку из дома, покупая мне только стакан чая или компота. Иногда она ходила на мои родительские собрания, если мама работала во вторую половину дня ,а папка был занят. Я училась хорошо, правда, поведение не всегда было примерным, но Кока из-за меня никогда не огорчалась, а от души радовалась и гордилась моими успехами. Табель с оценками тоже обязательно показывался в первую очередь ей и я за свои пятёрки получала от неё шоколадку.
    Так я и росла, ещё не понимая, как мне повезло в жизни с моей крёстной матерью .А потом тётя Лида с дядей Гошей уехали из посёлка поближе к городу. Вместе с ней как будто уехала часть меня самой, я очень скучала. Наши встречи стали редкими, но она очень радовалась, когда я приезжала её навестить. Для неё я навсегда осталась её маленькой Лидуськой. Где-то в уголке моего сердца до сих пор живёт тёплая грусть по любимой Коке, Ангеле-хранителе моего далеко ушедшего детства. Проходя мимо хлебозавода и ощущая аромат свежего хлеба, я всегда вспоминаю свою Коку и невольно поднимаю глаза к небу, откуда она смотрит на меня.