Шёлковые панталончики

     Жил один неприятный человек. Неотёсанный. Сморкался на землю из ноздри, выражался грубо, руки мыть был не приучен, но подавать любил. Особенно когда потные. И подолгу тряс другим руку.
     Словом, пёр по жизни, как носорог. Женщин называл бабами, и в бабах недостатка не имел, так как именно такой тип многие считают настоящим мужиком. К тому же работал в автосервисе. Деньгу зашибал при случае. Был вполне доволен жизнью.

     И вот как-то пригнали ему налаживать солидное авто. Клиент поглядел на него эдак внимательно, туда и сюда голову наклоняя. Очки протёр и опять поглядел.
     - Чё шары лупишь? – спрашивает герой наш.
     - Да вот, фирма проект затеяла, - отвечает клиент, не смущаясь грубостью. – Не желаете ли поучаствовать?
     - Нужен мне ваш проект, как... – и объясняет, как что (а набралось этого немало).
     - Мы хорошо заплатим.
     - Скока?
     От названной цифры брови у человека слегка вверх поехали. Не в таких масштабах зашибал он свою деньгу.
     - И чё делать надо? – заинтересовался он.
     - Панталончики гладить шёлковые, женские.
     - Принародно, что ль? Сзади или, как бы, спереди?
     - И там, и там. Утюгом.
     - Прям на бабе?!!
     - Нет, на специальной гладильной доске.
     - И чё, за это такие деньжищи?
     - Ну, доску надо внедрить, разрекламировать. Если с ней управитесь...
     - А если нет – то чё?
     - За каждые испорченные панталончики – порицание. Какое именно, выбирает порицай. Контракт двухнедельный. Проживание на месте, питание за наш счет.

     Понятное дело, человек контракт подписал. Написано было, как сказано, чего мудрить!

     Взял отпуск и в назначенный день явился по указанному адресу, в солидное такое здание. Набралось там человек двадцать, того же типа, так что он легко и просто вписался в коллектив.
     На инструктаже показали им доску – навороченную, аж жуть! С разными валиками, зажимами и совсем уж непонятными прибамбасами. И утюг. Объяснили, как им пользоваться, поскольку никто из группы отродясь ничего не гладил, а гладила каждому мать-старушка. Развели по отдельным помещениям, снабжённым гладильными досками, утюгами и парой предметов обихода.
     И срок пошел.

     Рядом с доской лежали чистенькие мятые панталончики. Человек взял их, повертел, там-тут потыкал, похабно ухмыльнулся. Это ж надо! Сборочки, кружавчики – и всё затем, чтоб прикрыть... гы!
     Однако ж до обеда надо было эти панталончики выгладить, и он взялся за это дело, как за плёвое. Когда явился порицай, то, весь потный и красный, он с гордостью распялил перед ним плоды своего труда.
     - Так-с, - прохладно заметил порицай (сухонький старичок). – Многочисленные заломы, три прижженных места и ряд пятен от пальцев. Прошу за мной.
     Ухмыляясь, человек вошел в дверь с надписью «Порицайский участок». Был схвачен двумя дюжими молодцами, уложен на кушетку и получил десяток ударов розгами по голому заду. Настоящими, хорошо просоленными розгами. Поначалу ревел благим матом, потом неблагим, а умолкнув, услышал вопли по соседству и понял, что втравился во что-то ужасное.
     Когда порицание закончилось, попробовал базарить привычным способом, но ему вежливо посоветовали базар фильтровать, если не хочет получить ударов палками по пяткам, что гораздо хуже розог. Затем молодцы сопроводили человека обратно к нему и заперли там.
     На гладильной доске, словно насмехаясь, были непристойно распялены испорченные панталончики, а рядом с доской стояла элегантная урна. Неуклюже передвигаясь, человек с ненавистью выбросил туда проклятое бельишко. Хотел было сморкнуться на него из ноздри, или хотя бы харкнуть изо рта, но нутром почуял, что за это может получить порицание по чему-нибудь более ценному, чем даже пятки.
     На столе стоял обед, и хотя был он сытен и вкусен, есть стоя было унизительно, да и заняться потом оказалось совсем нечем. Мобильник был изъят («с целью неразглашения передовых технологий»), не было даже самого паршивого телевизора, только у кровати лежала толстенная книга «История натурального китайского шелка». С очень красивыми иллюстрациями. На нее тоже захотелось харкнуть, и опять человек справился с порывом. Листать, лежа на животе, было неудобно. В конце концов, не дождавшись ужина, он забылся тяжелым сном.

     Снилось, что стоит он посреди большого зала, типа китайского, и окружают его многочисленные жёваные панталончики. В каждые явно вставлена баба, но бабы не видно, и так страааашно!... и кажется, что сомкнись кольцо – и случится что-то кошмарное!...

     Проснувшись в ледяном поту, человек обнаружил на столе завтрак, и это означало, что он снова не попадет в столовую и не поделится опытом с другими бедолагами. Задница почти не болела, поесть удалось сидя.
     Вчерашних панталончиков в урне не было (какое счастье, что он на них не сморкнулся и не харкнул!), зато на доске лежала пара мятых.
     Надо сказать, что первым, что человек совершил при виде этой пары – кинулся в душевую и тщательно вымыл руки. Чего ему в голову не пришло бы перед завтраком. И в самом деле постарался их выгладить. Так налегал на утюг, что скрипела доска. И как раз поэтому многократно прижёг кружавчики.
     - Пройдемте, - бесстрастно произнес порицай.
     - Не пройду! – с вызовом ответствовал человек, и даже, для впечатления, выставил ногу вперед.
     Старичок молча посмотрел на него. Было в этом взгляде непререкаемое сознание правоты. Пришлось пройти.

     В последующие три дня человек дважды был бит плетьми и один раз батогами – за то, что растоптал элегантную урну, выместив на ней свою фрустрацию. Вообще-то урну он мечтал надеть на голову порицаю. Обезвредить его, стуком в дверь привлечь внимание молодцев из участка, и вот им навешать проклятой доской до полной потери ими сознания. Далее отпереть камеры, сплотить угнетённых и разрушить мир насилья, по возможности изъяв деньги.
     Это в моменты гнева.
     В моменты уныния вспоминался фильм про хмыря, которого тоже всё били и били, чем попало по чему попало. Потом он еще отца родного угробил, придурок. Но этот хоть повёлся на супергеройство, а тут... ведь рассказать кому, что гладил! что утюгом! что бабские портки!..
     Однако ж за эти беспросветные дни пролистал человек книгу (осторожно сидя на краешке стула), и кое-что зацепилось в памяти.
     Поэтому когда на шестой день порицай обследовал выглаженное, человек обратился к нему с вопросом.
     - Не извольте гневаться, господин порицай! - начал он в надежде, что не совершает этим проступка и не нарывается на какое-нибудь новое, хитроумное и болезненное порицание, - не извольте гневаться, но как это возможно, чтобы портки... чтобы бельё было таким жёваным? Ведь китайский шёлк тем и знаменит, что не мнётся!
     - Верно. – В глазах порицая впервые мелькнуло одобрение. – Как раз поэтому нам пришлось изобрести жевальную машину. Она влетела в копеечку, поэтому прекратите дурить и учитесь наконец на своих ошибках. Это современный утюг. Чем меньше нажим на него, тем лучше результат.
     Порицание на это раз было сравнительно легким (так, зуботычина), спину отпустило и выспаться удалось. Так что на другой день все семь панталончиков были выглажены на совесть. Разложенные повсюду, переливчатые в свете ламп, они казались такими нежными и воздушными?! Внезапно умилившись, человек взял одни и провел по щеке, дабы ощутить эту воздушную нежность.
     Только зря он это сделал. Многодневная щетина ухватила тончайшие волокна и оставила на шелку шершавое пятно.
     В диком ужасе человек многократно прогладил пятно изо всех сил – и совершенно сжёг его. В ответ на приглашающий жест порицая даже мысль о протесте не закралась ему в голову. И он даже не пискнул, получив оплеуху, от которой упал и с трудом поднялся.
     - Это за порчу имущества. Ничего не поделаешь – правила, - сказал порицай, подходя с протянутой рукой. – В остальном примите поздравления. Худшее позади. Вас переводят на менее строгий режим.
     Он потряс руку, наверняка зная, что ее регулярно и тщательно моют.

     Началась новая жизнь. Человек виртуозно выполнял дневную норму, соблюдал гигиену, питался в столовой, где в составе такого же чистенького, гладко выбритого коллектива степенно беседовал о китайском шёлке. Нутром чуя, что помещение просматривается и прослушивается. Книгу читал с увлечением, убеждая себя, что это от страшной скуки. В порицайском участке не бывал с той самой оплеухи.

     И вот в последний день утром, шутя выгладив четырнадцать панталончиков, он вдруг ощутил в себе что-то странное. Понимание. Для начала понял, где оказался, и почему, и для чего.
     Женщина, подумал он. Шёлковая такая, атласная. Панталончики низко на бедрах, покачиваются, играют кружавчиками и оборочками. А над ними живот чуть круглится, талия выгибается... а под ними ноги переступают, гладкие, нежные...
     И еще понял он, что ну неохота ему валить всю эту красоту так, чтобы аж ноги подлетели, тискать ее, мять, ломать, а охота прижаться щекой к животу, вдохнуть аромат этой атласной кожи – и проникнуть в фантазии этой незнакомой еще, но уже вожделенной женщины. Что тогда он будет с ней делать! что он с ней делать будет!
    Невероятнейшие видения и фантазии закружились... и отхлынули.
    Где же её взять-то, такую?! Где ж теперь найти женщину, достойную панталончиков не из дешёвого эрзац-шёлка времён равенства и братства, а из древнего, традиционного????? Ведь нет их больше, таких женщин! Ну и зачем его тогда довели до эдакого чёртова понимания? Несправедливо как-то...

    **********

    - Ну-с, получите деньги, распишитесь, и вот рекомендательное письмо.
    - Кому?
    - Да кому угодно. Наши рекомендации везде ценятся.
    Человек пошел рядом с очкатым рекрутёром по коридору, чувствуя на душе некоторую нелёгкость, неудовлетворенность какую-то. И вдруг насторожился. До слуха его донеслись странные звуки. Вроде бы нецензурная брань, вопли и визги. Причем не мужские.
    - А! – сказал рекрутёр, заметив, что он прислушивается. – Это женское отделение открылось. Учим гладить мужские рубашки из настоящего шёлка.
    Глубочайший вздох облегчения вырвался у человека.
    И пошел он в широкий мир с сознанием того, что есть, есть справедливость! Если не на земле, то выше!