Выбор цвета

«Жизнь – она пуляет навесиком, - так думал Иван Кузьмич, сидя на своей любимой дачной скамейке. - Вот, к примеру, построит какой важный господин вкруг себя забор уютного благополучия: крепкий такой забор – без дыр и высотою в два роста. Выкрасит его лазурною краской для душевного комфорта… и давай за ним жить - легко да счастливо. Ну, день он так живёт… два… - медитирует себе помаленьку. В одной руке у него бокальчик с коньячком, в другой – тот же коньячок, но в пузатой бутыли. Он уж от такой медитации и языком щёлкает, и глаз щурит… И вдруг свист…

Умиротворённый гражданин приоткрывает сощуренный глаз и видит – летит… летит к нему через забор кило на два бандеролька по параболической траектории, а через секунду у его ног и падает. Шмяк об землю – и брызги фонтаном! А ещё через секунду удивлённый получатель понимает, что в бандерольке той вовсе не мёд с вареньем, а совсем иная субстанция. И в первые мгновения события, находясь в некоторой растерянности от внезапности доставки, этот господин обозревает свой уют и отмечает, что вокруг него всё та же лазурь, но в крапину. И сам он весь в крапину, будто какой сыпью покрылся.

Ну, поначалу он, конечно, недоумевает, но вскоре пыхает гневной эмоцией и жжёт глаголом. Так, что лучше к нему и не подходи по причине повышенной огнеопасности. Когда же пульсы его падают до отметки «ещё поживём», уязвлённый приверженец лазурного уюта кидается в помывочную, смывает с себя сыпь и, наложив на эпителий изысканные запахи, принимается за скобление подпорченного забора. Однако тот от его усилий, как и следовало ожидать, лазурнее не становится. Поняв, что все труды во спасение напрасны, господин мрачнеет и задумывается над тем, как вернуть незапятнанную репутацию и уважение окружающих к его поблекшей лазури.

И вот тут-то и начинается она – борьба! Борьба с жизнью за условия всё той же жизни. При этом запальчивый борец, как бы не желает замечать того, что борется он за высокие условия с тем, кто сам и состоит из этих условий. А потому борьба его выглядит затеей, по крайней мере, сомнительной. Тут было бы разумнее мирком, да ладком... Посидеть, покумекать… Мол, с каких таких грехов и за какие такие ошибки в мой огород бандероль? Мол, отчего в меня из-за забора пульнуло? А покумекав, выпить всё того же коньяку, зажмуриться, а потом взять, да и прозреть! В прозрении же хлопнуть себя по лбу и с досадой в голосе вымолвить, - Эх! Что же это я за дурень такой?! Да-а-а… Оплошал… Что уж тут и говорить…О-пло-шал!
И если в эту минуту раскаяния поинтересоваться у прозревшего гражданина, - Слышь ты, - гражданин! В чём же это ты оплошал, родимый? Уж, не в том ли, что за щеку казённую копейку заныкал? Или, не приведи господи, кого невинного оклеветал ради лазурного уюта?
То гражданин, скорее всего, махнёт на это рукой, как на пустое, и в сердцах ответит, - Признаюсь! Дал маху!. -  а чуть погодя добавит, - надо было красить в терракотовый! Терракотовый – он при наличие бандеролек и вовсе не маркий!»

Дойдя в рассуждениях до «терракотового», Иван Кузьмич вздохнул и посмотрел себе под ноги, где стояли банки с разноцветной краской, поднял глаза на свой новый штакетник из свежеструганных дощечек и увидел за ними соседа – Сашку Джапаридзе. Сашка приветственно помахал и спросил,
- Ну, что, Вано? Решил, в какой цвет будешь забор мазать?

Иван Кузьмич левой рукой почесал в затылке, а правую отвёл в сторону, тем самым показывая, что пребывает в полной нерешительности. Сашка оперся на штакетник и сказал,
- Говорю тебе, Вано,  – мажь в беж! Ты же солидный генацвале, а не какая-то там лягушка-побрякушка, чтоб в зелёном заборе квакать. Или в каком фисташковом… У тебя уют должен быть солидным и неброским… Не то что у меня с моей благоверной – сиреневенький!..

Сашка от чувств плюнул в землю, махнул рукой и пошёл к себе. А Иван Кузьмич подумал, что может он и прав, Сашка-то? Беж – оно неброско и невычурно… А вспомнив про лазурного господина с бандеролькой, и про то, что и сам он не без греха, Кузьмич и решил, что нет ничего плохого в практичной дальновидности и цветовой скромности… И что при таком подходе – бережёного и беж бережёт…