Молитва

За тёплыми стенами вовсю темнела ночь, морозная, ноябрьская. Я поднесла табуретку к окну и забралась на подоконник. Стекло было холодным и немного влажным. Встав на цыпочки, я открыла переднюю форточку и задрала голову кверху. Рост не позволял дотянуться до следующей и пришлось приложить усилия, чтобы достать до щеколды. Она поддалась не сразу, и тем больше было радости, когда я почувствовала, как свежий воздух ударил в лицо. Звуки на улице замерли и доносились приглушённо, как будто их не было в настоящем времени. Фонари горели ярким огнём, и от этого вся улица представлялась уютной и наполненной чем-то прекрасным и печальным. Печальным оттого, что и этот момент уйдёт. Я понимала это уже тогда, но очень смутно и не могла объяснить свои тревожные мысли, - почему это тихое созерцание вызывает грусть.

Воздух был таким чистым и свежим, что хотелось вдохнуть его и не выдыхать долгое время. Но я подышала ещё немного и закрыла форточку. Мама всегда боялась, что меня продует, и не разрешала оставлять на ночь окно открытым.

В дверь постучали, и в комнату заглянул дедушка.
- Ты уже спишь? – спросил он с порога.
Я к тому времени уже лежала в кровати и сразу же посмотрела на дорожку света, ворвавшуюся в комнату из гостиной.
- Ещё нет.
Дедушка открыл дверь шире и вошёл в комнату. Я сразу же почувствовала, как всё вокруг запахло самым волшебным ароматом на земле – можжевельником и тонкими свечами из буддийского храма.
- Пора освятить твою комнату, - сказал дедушка и три раза прошёлся из угла в угол, оставляя за собой медленно тянущиеся косые линии тёплого дыма.
Не дожидаясь приглашения, я соскочила с кровати и встала посреди детской, расставив руки в стороны. Дедушка подошёл ко мне и наклонился, троекратно освятив круговое пространство вокруг меня – впереди и за спиной и, конечно же, поднёс дымящееся блюдечко с благовониями к моему лицу. Я ещё больше обрадовалась и, как меня учили, привлекла к нему правую руку, направляя дым к носу и старательно вдыхая его – шумно, зажмурив глаза. Три волшебных круга теперь уже навсегда такого родного и мирного запаха прошли вокруг меня, наполнив покоем и, казалось, установив защиту на жизнь вперёд. От дедушкиных рук веяло этой защитной силой, теплом и благословением. Мне было хорошо, и я верила, что так хорошо будет всегда.
- Эм домм болог! – торжественно произнесла я, убирая руку. Так обычно говорит мама, когда даёт мне лекарство. Я не спрашивала, что именно означает это выражение, но для себя перевела его, как «Пусть пойдёт мне на пользу!».
Дедушка одобрительно кивнул и, пожелав мне доброй ночи, ушёл, плотно закрыв за собой дверь.

Я долгое время лежу, устремив взгляд в потолок. Слышу, как в гостиной бабушка с дедушкой смотрят фильм и о чём-то говорят. Это меня отвлекает и я не могу уснуть. Через какое-то время в комнате опять становится душно. Я снова поднимаюсь на подоконник, чтобы открыть форточку. «А, может, не надо? – мелькает мысль. Дедушка всё освятил, а я окно открываю – всё доброе, освящённое сейчас на улицу выльется». Я немного колеблюсь и долго смотрю на лучи, спадающие от горящего фонаря, пока, наконец, приближающийся гул ревущего поезда не отвлекает меня от оцепенения. «Вот и хорошо! Нужно делиться добром!».

Как же мне нравились эти проносящиеся поезда! Какой они каждый раз заражали энергией и мечтами! Так и хотелось, услышав эти ни на что не похожие голоса железных машин, отправиться в путь навстречу приключениям и новым открытиям.
- Как прекрасна жизнь! – ахаю я, - столько всего интересного впереди!
И тут же вспоминаю, что забыла помолиться сегодня. Мама всегда в конце дня благодарит Бога за вновь прожитый день, да и в начале дня она тихо молится. Помню, когда мы ещё жили в Турунтаево, я спросонья находила маму на огороде, а она что-то сажала или пропалывала и обязательно молилась, шептала красивые и добрые слова. От этого она сама сияла и представлялась мне ангелом. Светлым ангелом в старой куртке и резиновых сапогах.

Я опустилась на прикроватный коврик и встала на колени. Сняла с шеи красную нитку с изображением Будды, посмотрела на него и зажмурила глаза.
- Дорогой Будда, спасибо тебе за всё! Это был замечательный день! Дедушка принёс сегодня из дацана освящённые сладости, и я верю, что они пойдут всем нам на пользу. Мы не будем болеть, и всё у нас будет хорошо! – я немного помолчала, обдумывая, что ещё можно сказать, - пусть и дальше всё будет хорошо. Доброй ночи! – поцеловав изображение за квадратным стёклышком, я вновь повесила шерстяную нить на шею, после чего сняла с неё цепочку с серебряным крестиком.

- Дорогой Иисус! Извини, что Тебе я молюсь после Будды. Просто дедушка недавно всё освятил вокруг можжевельником из дацана, вот я и подумала, что сначала помолюсь буддийскому богу. Но Ты ведь знаешь, что Тебя я люблю больше! Как хорошо, что этим летом мы съездили с родителями в Тунку и там меня крестили! Мне очень понравилось в церкви – Твоём доме на земле и крестик мне этот очень нравится, я его никогда не сниму и не потеряю! Да! – я сделала паузу и стала размышлять над тем, что сказать дальше, - мне сказали, что Ты умер за все мои грехи. Я пока не грешила, но всё-таки есть за мной плохое дело. Недавно только вспомнила о нём. Я висела на ветке дерева, вот здесь, около дома! – и я махнула рукой в сторону окна, - знаю, нельзя так делать, причинять вред и боль деревьям, они ведь тоже всё чувствуют!

Я вновь задумалась и стала перебирать все прошедшие события за последнее время и даже с момента своих первых воспоминаний - с трёх лет. Ох и хулиганила я, когда мы жили в Турунтаево!

- Утюгом прожгла родительскую кровать – покрывало, одеяло, простыню и даже матрац. Отстояла своё в углу, конечно, но потом ещё кружку разбила из набора, который бабушка подарила - красивый такой, фиолетовый, с золотыми рисунками! А ещё маму не слушалась, после бани подолгу в сенях стояла, но самое главное! Я же медсестру дурой назвала! - тут я опустила голову ниже, но решила оправдаться и затараторила, - это когда меня подружка на батарею толкнула и сразу кровь из головы полилась, а мама привела меня в больницу, к девушке в белом халате, та взяла иголку в руки, и давай мне голову зашивать! - я интуитивно потрогала шрам на голове, - три человека держали, как могли, а я всё брыкалась и плакала, обзывая медсестру. Прости меня за всё это!

Я больше не могла вспомнить о других грехах, но решила рассказать о них в следующий раз.
- Спасибо Тебе за всё, что Ты делаешь для меня! За каждый новый день! За всё в этом дне! За то, что я в школе учусь, в первом классе. Помоги мне только учиться хорошо, чтобы я никого не расстраивала! А то бабушка говорит, что рано меня в шесть лет отдали. Я буду стараться! - слёзы набухли на глазах, но я их смахнула, - пусть у моих родителей всегда всё будет хорошо! И у моих дедушек и бабушек, родственников и знакомых, всех добрых людей на земле! И, пожалуйста, прими единственную молитву, которую знаю наизусть, - я зажмурилась и старательно перекрестилась, - Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; Да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; Хлеб наш насущный дай нам на каждый день; И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твоё есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь, - я посмотрела на крестик ещё раз, поцеловала его и надела на шею. Спрятав все изображения за воротником ночнушки, я снова опустилась на колени и произнесла:

- Дорогой Бог, теперь я молюсь Тебе… Спасибо за всё! Пусть у моих папы и мамы всегда всё будет хорошо! А ещё у дедушек и у бабушек! У всех моих родных и близких! Очень Тебя люблю! Спокойной ночи!

Я поднялась с коврика и легла в постель. Одеяло было тёплым и прохладным одновременно - самым приятным, каким оно только может быть. Веки заметно потяжелели и тело размякло - я уже не обращала внимания на звуки говорящего телевизора и расплывшийся топот проносящихся вагонов, всё ниже опускаясь на самое дно глубокого-глубокого блюдца - даже не блюдца, а чашки, наполненной можжевеловыми ветками и мягкими листьями. Внезапно чашка раздвоилась. Так что же это? Значит, меня тоже теперь две? Или три? Ведь я как будто наблюдаю за собой со стороны?! Что-то я запуталась... Но ведь это не важно! Так сладко пахнет тонкими свечами из дацана... Нет! Так сладко благоухает елей! Его аромат я ни с чем не перепутаю.

Форточка резко открывается нараспашку и ударяется в стену. Я просыпаюсь и соскакиваю с кровати, чтобы скорее закрыть её, пока никто из взрослых не пришёл на этот шум. После чего надеваю тапочки и иду на кухню за водой.

Везде тихо. Все уже спят. И бабушка с дедушкой, и мама с папой, и сестрёнка. Я боюсь нарушить тишину и ступаю по коридору медленно и тихо. У меня хорошо получается идти на память в темноте, но всё же я забываю об одном элементе и с грохотом роняю что-то большое, железное.

Каждую ночь дедушка оставляет в коридоре стул перед входной дверью, а на него кладёт острый кухонный нож, лезвием направленный к двери.
- Это чтобы никакое зло не вошло в дом, пока мы спим, - сказал он мне однажды. Или я сама догадалась.