Во благо коллектива

               

Зазвонил мобильный.
– Сутенев, чем занимаетесь?
– Это… Работаю… передовицу в следующий номер готовлю…
– Аааа. Ну, как освободитесь – зайдите ко мне, разговор есть.
За много лет совместной работы заместитель директора по безопасности еще ни разу не обращался к Сутеневу с каким-либо разговором, дела ему не было до скромного редактора многотиражки. И вдруг – интерес. Поэтому Сутенев сразу бросил все дела и поспешил к начальству.
Второй, после директора, человек на валяльно-войлочном комбинате из-за стола не поднялся, руки не подал. Кивнул Сутеневу на стул, спросил:
– Вы у нас сколько уже работаете?
– Без малого тридцать пять лет, Митрофан Модестович. При СССР еще устроился.
– Ну и как вам?
– Как… Я без газеты себя и не мыслю уже.. Все сознательную жизнь на комбинате… Судьба с ним связана… Вот…
– Это хорошо. Это правильно.  А скажите, Сутенев, что вы сделать готовы на благо нашего предприятия?
– Дык, все что угодно… Что смогу… А что надо?
– Надо вот кое-что. Комбинату ваша помощь требуется. А то ведь нельзя так: он для вас все делает, а вы для него – ничего. Нехорошо это, не по-русски, не по-христиански.
– Дык я готов, вы только скажите!
– Выпить хотите, – Митрофан Модестович достал из ящика стола бутылку коньяка.
– Спасибо, я воздержусь…
– Неволить не буду, – глава службы безопасности налил полный стакан и выпил его, не поморщясь, в два глотка. – У вас когда следующий номер выходит?
– Послезавтра…
– И о чем передовица?
–О взаимодействии основного производства и службы логистики. «Валяем и к стенке приставляем» называется. Очень хороший, острый материал получился.
– Верю. Но придется срочно написать о другом, – Митрофан Модестович как удав уставился в глаза Сутеневу. – Поликарпу Потаповичу пришла в голову замечательная идея. Революционная. Которая обеспечит развитие нашего комбината на десятилетия вперед. Но мысль эта настолько опережает свое время, что может быть воспринята некоторыми рабочими… ммммм… неоднозначно.  Вы должны обеспечить благоприятное общественное мнение. Поликарп Потапович хотел лично вас попросить. Но дела, заботы, абсолютно нет времени. Поэтому передает через меня.
– Конечно, я готов выполнить любую просьбу нашего директора, – откликнулся Сутенев.
– Ну так вот. Со следующего месяца мы начинаем выпускать валенки исключительно оранжевого цвета. Как апельсин, даже еще ярче. И все складские остатки нужно будет перекрасить. Оборудование и красители уже закуплены. Нужно подготовить народ.
– Ерунда какая-то… Кто же будет носить оранжевые валенки?
– Сутенев, вы сомневаетесь в мудрости решений Поликарпа Потаповича? Прокофьев уже сорок лет комбинатом руководит. В самые тяжелые перестроечные годы мы работали. В 90-е множество валяльно-войлочных производств закрыли – в Ташкенте, Махачкале, Сочи. А он – сохранил наш комбинат. Коллектив стабильно зарплату получает, пусть небольшую, но стабильно. Вы смогли бы такое сдюжить? – Митрофан Модестович вновь налил себе стакан коньяку и выпил залпом.
– Да я… я понимаю… Только странно как-то…
– Прокофьев мыслит стратегически, на годы вперед. И лично, сам, через меня, просит вас объяснить народу необходимость его гениальных реноваций. Это же все во благо комбината, во благо каждого труженика.
– Конечно, я все сделаю. Просто неожиданно немного. Но если Поликарп Потапович так считает – значит так и нужно. Все сделаю, не волнуйтесь, – пятясь, Сутенев вышел из начальственного кабинета.

«Действительно, кто я такой, чтоб сомневаться в правильности руководящий решений, – думал Сутенев. – Прокофьев мудрый руководитель, только благодаря ему комбинат и работает. Наверное. Смог бы я на его месте быть? Нет. И никто, наверное, не смог бы… Скорее всего хитрый ход маркетинговый придумал, значит в итоге зарпалу всем повысят. А я, дурак, засомневался… Надо изучить вопрос как следует и помочь руководству в движении вперед».
Очередной номер газеты «За валенок» вышел с передовицей «Оранжевый – цвет счастья». В статье убедительно, со ссылками на ведущих, но никому не известных, зарубежных ученых, доказывалось, что именно оранжевый цвет вызывает у человека чувства радости и блаженства, в то время, как черный и серый (единственные пока цвета продукции комбината) ассоциируются со смертью и скукой, порождают депрессивные настроения и в конечном итоге подсознательно программируют индивидума на суицид.
Коллектив был немного удивлен появлением этого материала. «За валенок» трудящиеся традиционно просматривали, преимущественно во время физиологически-необходимых пауз в работе. Так как Россия по праву считается самой читающей в туалете страной мира, все сто эземпляров многотиражки находили свою аудиторию.
В следующем номере газеты Сутенев опубликовал маркетинговые исследования, придуманные им самим, о цветовых предпочтениях покупателей зимней обуви. Затем – материал об оптимальной теплопроводимости оранжевого цвета. И еще – о визуализации коллективного бессознательного российских народов в виде оранжевого валенка. Так что, когда месяц спустя, комбинат перешел на выпуск новой продукции, коллектив вопринял это спокойно, без насмешек. Только отдел маркетинга сильно недовольствовал.

А спустя еще несколько дней зам директора по безопасности сам зашел в кабинет к Сутеневу.
– Тесно тут у вас. Нужно помещение попросторней выделить. Выпить хотите? – Митрофан Модестович достал из кармана пиджака плоскую фляжку и, не дожидаясь ответа, хорошо к ней приложился. – Может еще что нужно для издания газеты? Просьбы какие, может, есть?
– Ну… Я «За валенок» на компьютере верстаю, потом на принтаре распечатываю и размножаю на ксероксе. Все сто экземляров. Долго получается. Если бы минитипографию профессиональную.
– Хорошо, напишите какую – закупим. Поликарп Потапович просил передать вам его личную благодарность. Вчера он подписал приказ о повышении вам зарплаты в два раза.
– Спасибо, спасибо огромное. Право не стоило, Митрофан Модестович, я просто делаю свою работу. Выполняю свой долг перед трудовым коллективом комбината.
– Да, мы все работаем на благо нашего коллектива. И люди должны это знать. Поэтому у нас к вам еще просьба будет… Прокофьев лично передает. Переход на новую продукцию, на смелый, революционный дизайн – штука не простая. Все новое какое-то время воспринимается враждебно, зато потом прорывает шлюз старого мышления. Ну, вы понимаете. Но переходный период всегда бывает непростым, согласны?
– Конечно, Митрофан Модестович.
– Ну так вот, наши конкуренты воспользовались нашими временными сложностями и предательски переманили почти всех покупателей. Пока, подчеркиваю, пока, наши валенки практически не продаются. Все склады завалены, да. Но в скорем времени потребитель разберется и мы получим колоссальную прибыль. И обгоним всех конкурентов. Но пока нам придется урезать зарплаты рабочим вдвое. Потом, конечно, компенсируем строицей. А пока надо людям объяснить. Кто же знал, что конкуренты так подло себя поведут?
– Я понимаю… Сложности переходного периода…
– Именно. Объясните людям, что меры временные, надо немного потрпеть. Все для их блага делается. И еще, смена имджа – дело комплексное. Поэтому надо весь комбинат перекрасить в оранжевый цвет. Поликарп Потапович расчитал, что это быстрее расположит к нам потребителей. Краска есть, а вот денег на маляров нет. Поэтому надо настроить наших трудящихся – после работы, часа по два-три, каждый должен выйти на перекраску комбината. Цеха, склады, забор, даже деревья на территории – все должно стать оранжевым. Объясните людям, что это во имя их же будущего. Сутенев, мы надеемся на вас.

На следующий день Сутенев переехал в новый, просторный кабинет, недалеко от директорского. Подготовку общественного сознания к новым реалиям он разделил на несколько этапов. Вначале целый выпуск «За валенок» посвятил рассказу о достижениях и победах Поликарпа Потпповича на посту руководителя комбината. Вспомнил все – и стабильность зарплаты; и путевки в дом отдыха, которые хоть сейчас и не выделяются, но лет десять назад выделялись бесплатно; и косметический ремонт в комбинатской общаге; и участие Прокофьева в соревнованиях «лыжня района»; и вручение кладовщице Зинке медали мать-героиня, которой ее хоть и наградило руководство страны, но на грудь прикалывал Поликарп Потапович. Следующий номер посвящен был тому, что каждый рабочий как-бы совладелец комбината, как-бы должен разделять с родным производством и радость и горе, а главное нести ответственность за все его дела.
Затем прибыла новая немецкая мини-типография. На радостях Сутенев позвонил Митрофану Модестовичу и спросил – не увеличить ли тираж газеты до 217 экземпляров, по числу работников комбината. Зам по безопасности не возражал.
«Люди костные, темные. Всегда противятся переменам. Ищут лишь сиюминутную выгоду, не заботясь о перспективе, – думал Сутенев. – Задача интеллигенции, элиты общества раздвигать горизонты, образовывать народные массы».
В следующем номере многотиражки рассказывалось о колоссальном увеличении прибылей в результате ребрендинга на примерах переименования компании Голд Стар в Эл Джи и Запорожского автозавода в Лексус.
Невостребованная готовая продукция уже не помещалась на складах. Оранжевыми валенками были завалены все коридоры, огромная их куча, накрытая брезентом,  лежала прямо на улице у Доски Почета.
Двукратное понижение зарплаты люди встретили, конечно, с недовольством. Но, благодаря сутеневской издательской деятельности, забастовки не было, никто не уволился и губернатору жалобы не писал. Люди, хоть и неохотно, но решили потрепеть ради светлого будущего. А покраску всего вокруг в оранжевый цвет восприняли даже с энтузиазмом, как несомненно новую, а значит перспективную идею начальства, и в нерабочее время с охотой махали кистями и валиками.

Еще через месяц вновь позвонил главный по безопасности:
– Сутенев, мы же с вами коллеги. Надо и неформальные отношения выстраивать, как считаете? Давайте в ресторане посидим что-ли?...
Вечером в ресторане «Атлант» Митрофан Модестович, как приглашавший, заказал две селедки под шубой и литр водки. Хотя Сутенев сразу предупредил, что пить не будет.
– Сначала хочу передать вам благодарность от Прокофьева. Вы замечательно работаете, очень точно чувствуете вызовы времени. Мы с Поликарпом Потаповичем посовещались и решили предложить вам должность заместителя директора по связям с общественностью. Как, Сутенев, справитесь?
– Я… Я приложу все силы…
– Вот и отлично. И в новом качестве у меня к вам первое поручение, коллега. Дело деликатное. Тонкое. Вам можно доверять?
– Полностью!
– Хорошо. Обратили внимания, что наша продукция стала плохо продаваться?
– Конечно. Все коридоры в управлении валенками забиты.
– А знаете почему? Я вам скажу, – Митрофан Модестович сделал многозначительную паузу, во время которой хряпнул целый стакан водки. – Диверсия. Да, да, дорогой мой. Натуральная диверсия. Весь отдел маркетинга подкупили наши конкуренты. И они уже несколько месяцев саботируют продажи.
– Да как же так? – изумился Сутенев. – Они же всегда за наш комбинат болели. Я же их давным давно знаю – и Агромеева, и Альбину Ахатовну, и Андрюшку-аспиранта.
– Трудно поверить, но это факт. Сами подумайте хорошенько – нет других объяснений. Только злонамеренная бездеятельность тех, кто сбытом занимается.  И ведь им, сукам, наплевать, что весь коллектив денег не получает, что у людей дети маленькие, а кредиты большие. Продались, падлы!
– И что же делать?
– А вот тут мы подходим к самому деликатному, – безопасник выпил еще стакан. – Поликарп Потапович считает, и я с ним полностью согласен, что этих троих придется убить. Уволить нельзя – сразу все рабочие контакты конкурентам сольют. Понимаю, сейчас не 90-е. Но на одной чаше весов благополучие всего коллектива, двухсот с лишним человек. У которых семьи. Дети и старики на шее. Которым, если комбинат закроется, только в петлю остается. А с другой – жизнь этих троих вродков. Что важне: несколько сотен людских судеб, благо всего коллектива или эти предатели? Как считаете, Сутенев?
– Я не знаю… Общее благо превыше, конечно… Но…
– Никаких но! Вы готовы взять на себя ответственности за судьбу коллектива, комбината?
– Нет.
– А  Поликарп Потапович готов. И он мужественно принял единственно верное решение.
– Ну а я то тут причем?
– Вот. Сейчас объясню. Если просто этих гадов где-то за складом придушить – неизбежно следствие начнется. Полиция, прокуратура. Кто-нибудь что-то ляпнет. Поэтому важно так настроить коллектив, что это было общее решение. Чтоб все, как один, дали показания, что эти сволочи покинули территорию комбината чего-то украв предварительно. Чтоб ни тени подозрения на предприятие не пало. Все как один! Понятно, в открытую в газете обвинять не надо – вспугнем гадов. Надо как-то тонко намекать, исподволь подводить сознание масс. А затем с обвинительной речью выступить на собрании. Задача понятна, господин заместитель директора?
– Ну, если во имя общего блага, то  я попробую.
– Прямой приказ на ликвидацию вам отдавать не нужно. Я сам это сделаю, в конце собрания. От вас требуется лишь так подготовить коллектив, чтоб эту зачистку все поддержали и прикрыли нас перед полицией. Вполне выполнимая задача. Ну, за порцветание валенкостроительной промышленности, – Митрофан Модестович выпил еще стакан.

Две недели Сутенев кормил своих читателей статьями на абстрактно-этические темы. Про то, как важно быть частью коллектива, команды. Про то, что нет греха тяжелее, чем предательство. Про то, как дорого обходится обществу разобщенность.
Иногда сердце сжималось от иррационального страха, а потом начинало бешено колотиться. И подлая мысль «что я творю» змеей грызла мозг. Но затем Сутенев проходил мимо все растущих гор невостребованной готовой продукции в свой новый, просторный и светлый кабинет с табличкой «заместитель директора по связям с общественностью» и все сомнения отступали.
«Трудное время требует трудных решений, – думал он. – Огромное счастье для нашего коллектива, что есть мужественный человек, способный их принимать. Борьба за всеобщее благо, к сожалению, невозможна без жертв».
 В день Икс Сутенев сильно волновался, несколько раз выбегал на улицу подышать свежим воздухом и успокоиться, пил валерианку. Оттого немного опоздал к началу собрания, вошел в зал, когда все уже сидели на местах. Привычно хотел прошмыгнуть на задний ряд, но его окликнул Митрофан Модестович:
– Сутенев, идите сюда, в президиум.
Пришлось подняться на сцену. Зам по безопасности пожал ему руку, Прокофьев доброжелательно кивнул. Поликарп Потапович сидел в оранжевом костюме, оранжевой рубашке с оранжевым галстуком. Цветовую гамму нарушал лишь золотой «Ролекс».
– Ну что ж, начнем наше собрание, – объявил директор. – Слово предоставляется главному редактору многотиражной газеты «За валенок».
Сутенев на негнущихся ногах подошел к трибуне:
– Товарищи, не для кого уже не секрет печальное положение со сбытом нашей продукции, приведшее к существенному снижению доходов работников комбината. И это происходит после ребрендинга, после сильнейших маркетинговых ходов, после которых потребители по идее должны драться за нашу продукцию. Многие задают себе вопрос – в чем же причина? А причина, товарищи в том, что весь наш маркетинговый отдел продался нашим конкурентам…
Дальше договорить Сутеневу не дали. В зале поднялся возмущенный гул, а потом раздался истеричный крик Зинки-кладовщицы:
– А я давно знала, что они твари продажные! Из-за них, ублюдков, мне детей кормить нечем! Бей их, ребята!
Затем мать одинадцати запущенных болезненых погодок, которые отличались друг от друга  больше всего по отчествам, схватила левой рукой сидевшую перед ней Альбину Ахатовну за волосы, а правой начала рвать с нее золотые серьги. Трудящиеся вскочили с мест и набросились на маркетологов. Те, кто в давке не смог добраться до виновников всех своих бед, стали крушить мебель. Через пару минут волна народной ярости спала. Тогда Прокофьев встал с места и обратился к залу:
– Товарищи! Друзья! Братья и сестры! Я понимаю ваш гнев, я сам расстроен этим гнусным предательством не меньше. Но надо было по закону. Это же чистая уголовщина. Теперь все вы – преступники! Но мы – единый коллектив, практически одна семья. Мы вас прикроем, попробуем спасти.
– Расступитесь, – скомандовал Митрофан Модестович. Народ раздвинулся в стороны. Альбина Ахатовна с неестесвенно повернутым телом и Агромеев с вдавленым внутрь черепом были явно мертвы. Андрюшка-аспирант был еще жив. Воздух с хрипам выходил из груди, на губах пузырилась кровавая пена, правый глаз выскочил из глазницы и висел на жилах.
– Значит так, трупы отнести в котеьную и сжечь, – скомандовал начальник службы безопасности. – Потом все собираемся здесь и будем думать, как вас, неразумных, от тюрьмы уберечь.
Сутеневу стало дурно. Он высскочил из зала и начал блевать прямо на оранжевые валенки штабелем сложенные у оранжевой стены.

Через неделю в ночь с пятницы на субботу Сутенева разбудил звонок Митрофана Модестовича:
– Значит так, сегодня взяли Прокофьева.
– Что из-за маркетологов?
– Да нет, там как раз все в порядке. Следствие установило, что весь их отдел в полном составе примкнул к запрещенной, но невероятно раскрученой в нашей стране террористической группирове. Тут другое. Поликарп Потапович из аэрозольного балончика внука своего трехлетнего в оранжевый цвет покрасил… Дочка скорую вызвала. Ребенок в реанимации, а Прокофьева в дурдом увезли. Острая форма шизофрении. Врачи говорят – шансов на выздоровление никаких. Теперь до смерти в дурке сидеть будет. Такие дела… Так что в понедельник с утра жду вас у себя в кабинете, обсудим, что дальше делать.

В понедельник Сутенев застал Митрофана Модестовича в чрезвычайном возбуждении. Тот с горящими глазами носился по кабинету, беспорядочно хватал какие-то вещи со стола и полок и тут же ставил их на место.
– А, Сутенев, проходи, садись. Такие дела, нет больше Прокофьва, да. Теперь я директор, и по количеству акций, да и некому больше. Смотри что получается – значит весь его гребаный оранжевый ребрендинг это не гениальный план, а бред сумасшедшего. Как же мы просмотрели то, не поняли вовремя.
– Значит и отдел маркетинга зря… того… Я б выпил, Митрофан Модестович, – неожиданно попросил  Сутенев.
– Ну, большие дела без ошибок не делаются, сам понимаешь.  А выпить у меня нет, увы. Я как директором в пятницу ночью стал – так завязал сразу. И другим не позволю. Надо думать как дальше жить. Думаю, трудящимся про Прокофьева сообщать не надо. Это же титан, легенда комбинатская. Короче, напишешь, что взяли Поликарпа Потаповича с большим повышением в Москву. Но дело его живо, всю партию оранжевых валенок у нас оптом Судан покупает для своей армии. Вот какой замечательный контракт нам на прощание Прокофьев подарил. А еще мы вновь возобновляем выпуск серых и черных валенок. Для потребителей Европы, отсталых и непонимающих модных тенденций.
– А оранжевые валенки куда?
– Да сожжем потихоньку по ночам в котельной, куда их еще. Ничего, скоро сбыт восстановим, лучше прежнего заживем. Это я тебе как директор ответственно заявляю.
– Конечно, Митрофан Модестович.
– Теперь о главном, – новый руководитель подскочил к Сутеневу, схватил его за руку и буквально потащил к окну. – С этим что делать будем?
– С чем? – изумился газетчик.
– С драконом, бля! Вон же на крыше склада готовой продукции сидит!
Сутенев взглянул в лихорадочно блестевшие глаза начальника и понял, что тот не шутит.
– С драконом?
– Да, да. Сегодня утром прилетел и похоже улетать не собирается. Как не кстати, в такое сложное время. Надо потихоньку ополчение готовить. А пока не вооружились как следует, придется жертвы ему приносить. Девствениц на нашем комбинате нет, конечно… Может он простыми бабами обойдется? Думаю Зинку-кладовщицу первой ему отдать. Ну все, Сутенев иди, готовь народ к переменам и борьбе с рептилией.

«Ну да, бред… но с другой стороны все остальное он правильно просчитал, – думал Сутенев. – Белая горячка возможно. Или просто переутомился. Но все остальное – единственно верно, здраво. А может и дракон это метафора. Аллегория. Врагов полно кругом, конкуренты, налоговая, бандиты. Только он сможет противостоять. Только он способен комбинат возглавить. Точно – дракон это лишь символ вызовов времени. Проверяет он меня так»
«В наше сложное время, когда конкуренты всячески пытаются затормозить наше стремительное движение вперед» – начал он набирать передовицу для нового выпуска газеты.