Спектакль НМДТ Брат Алёша по пьесе В. Розова
Искренне удивляет то, насколько изменение фокуса в инсценировке и добавление розовского, не достоевского текста выглядит гармонично – думаю, те зрители, которые не читали роман, даже не почувствовали стилистической разницы между репликами, написанными Достоевским и теми, что добавил Розов, а у тех, кто читал, было удивительное чувство – понимание того, что вот этого эпизода, этого текста в книге нет, но они могли быть, да и наверняка были, просто Достоевский о них умолчал. Настолько почувствовать пространство инсценируемого романа может получиться только у того, кто способен посмотреть на мир глазами автора и увидеть его во всей полноте и объёме. Достоевский, по-моему, вообще уникален тем, что все его романы, повести и рассказы происходят в одном пространстве, не просто в одном времени и городе, а в одном мире – едином и целостном. Если задуматься, то вполне можно представить, что персонажи – как главные, так и второстепенные – знакомы или хотя бы пересекались. Например, Митя Карамазов и Рогожин могли выпивать за соседними столами в трактире, помещик, соблазнивший Настасью Филипповну, мог соседствовать в юности за карточным столом с Карамазовым-старшим, студент Раскольников мог сидеть на одной лекции со студентом Ставрогиным. Эта целостность мира романов Достоевского даёт удивительную возможность, войдя в него, обернуться в любую из сторон, в которую сам Фёдор Михайлович или не посмотрел, или не посчитал нужным задержать на ней внимание, и рассказать об увиденном. Именно так и поступил Розов, а в результате получилось совершенно самостоятельное произведение, конечно, имеющее узнаваемую литературную основу, но при этом раскрывающее другие (или те же, но – по-другому) аспекты человеческих отношений.
Понятие «розовские мальчики и девочки» встречалось мне несколько раз, и здесь именно они – главные герои действа, а Алёша – один из этих мальчиков, постарше и, наверное, поумней. Но сам выбор вот этого, молодого, ищущего звучания сюжета – оригинален и, наверное, он осовременивает пьесу и задаёт её динамику. Два момента выступают лейтмотивами постановки – проносящиеся по залу и сцене мальчики (сначала – задразнить, отлупить, потом – понять, потом - помочь) и песня о жаворонке. Их повторение создаёт контраст динамического и статического, движения, бега, развития отдельного человека, вот этих мальчиков и девочек – и неизменности макроэлементов жизненного пространства – жизни и смерти, любви и безразличия, природы и цивилизации. Этот контраст, задаваемый почти перед каждой сценой, добавляет ей глубины и сдвигает восприятие от конкретных ситуаций и судеб (однако без потери их конкретности) к символичности, общечеловечности их. Возвышение ситуации над временем – поэтому спектакль смотрится современным, несмотря на соблюдение условностей эпохи Достоевского через костюмы и речь персонажей, возвышение людей над условиями – даже в декорациях, в которых домики ниже людей – всё это в итоге переходит в импульс роста над собой, который передаётся от драматурга – актёрам, от актёров – зрителям. Наверное, это и есть главный посыл спектакля – оставаться человеком, помнить лучшее в себе и считать это лучшее камертоном, по которому нужно сверять все свои сиюминутные мысли и поступки.
Кстати, беготня, массовка, символизм декораций, места и времени действия на мой взгляд, роднят постановку с любимовскими «Бесами» в театре им. Вахтангова, по крайней мере, создают ощущение родственности драматургии. Перед спектаклем было сказано, что режиссёр-постановщик – Татьяна Розова, дочь драматурга, и это её режиссёрский дебют. Удивительно, как надо чувствовать и литературный материал, и сценическое пространство, чтобы дебют получился таким сильным, впечатляющим и заставляющим задуматься!
Свидетельство о публикации №218021702119