Не умереть в Париже - продолжение

Зря я изучала перед отъездом карты города, метро, достопримечательности. Бреду, судорожно сжимая руку Ханы. Может, со стороны и кажется, что мама с дочерью мирно куда-то направляются, но мне в каждом прохожем мерещится полицейский, убийца или просто бдительный гражданин.

Не вижу красот, не проникаюсь историческим моментом (сбылась мечта побывать в Париже), думаю только о том, как бы добраться до места назначения и укрыться в четырех стенах.

На одной из узких, ведущих вверх улочках Монмартра живет Лили, подружка Ханы. Она встречает нас у черного хода (многовато что-то сегодня черных ходов), заводит меня в дом, а потом бежит к парадному входу открывать Хане, которая, по легенде, появляется совершенно на законных основаниях переночевать у подружки.

По облику Лили полная противоположность Хане: если моя девочка пухленькая, смуглая с черными кудрями, слегка усмиренными обручем, то Лили худая, с коротко стриженными светлыми волосами, белокожая.

Мы с Ханой размещаемся в комнатке, которая предусмотрена для гостей. Я в полный рост валюсь на единственную узкую постель.

Просыпаюсь оттого, что обе девочки сидят в изголовье моей постели с двух сторон, как резные украшения старинной кровати, и тихо совещаются.

Сколько же времени?

- Уже утро, мадам, - подсказывает вежливая Лили, которой Хана наверняка уже все живописала про меня.

 - Хана была в отеле, но там совершенно тихо. Не похоже, чтобы работала полиция, выносили труп, опрашивали свидетелей.

Может ли быть такое, что тело ТомА еще не обнаружили? А как же те, с кем мы должны были встретиться? Они-то должны были названивать ему, теребить портье, рваться в номер. Такая тишина подозрительна. А горничная, почему она не пришла убирать и не увидела, не завизжала, не упала в обморок?

- Если на двери повесить табличку «Не беспокоить», считается, что постоялец в номере, и никакая уборка не делается, - говорит многоумная Хана.

- Что-то не видела я никакой таблички, когда ломилась к шефу, - вспоминаю я.

- Ее мог потом убийца повесить, - Хана. – Ты же слышала, что кто-то был в ванной.

Ох, да. Было такое.

- Так если те люди, с которыми у ТомА была назначена встреча, не волнуются о нем... Это может означать только то, что именно они и причастны к его смерти, - размышляю я.

- Или вы, мадам, - выдвигает предположение Лили.

- Неужели женщина может перерезать горло мужчине, - сердится Хана. – Не пугай Соню.

Но я уже испугалась. Мне дурно.

Лили подсовывает мне пиалу с кофе и круассан.

Изображая француженку, я макаю круассан в кофе, вытаскиваю оттуда нечто, похожее на тряпочку, которая плюхается обратно (девочки делают вид, что ничего не замечают), и быстро засовываю в рот тот кусочек, что остался в руке – что-то мне не вкусно совсем.

- Хоть бы они подольше не находили его, - шепчу я. – Мне бы улететь завтра утром, а там пусть ищут, неизвестно кого. - А почему вы не в школе, девочки? - запоздало интересуюсь я.

- А сейчас каникулы, - говорит Лили, забирая у меня из рук непрезентабельные остатки моего завтрака. – Мы с Ханой еще покрутимся возле отеля. И с мамой я поговорю, как-нибудь выясню обстановку. Папа ей обычно рассказывает о том, как прошел день, что произошло.

Девочки уходят из дома с важным и деловым видом. Я остаюсь одна. Моя задача соблюдать тишину, ждать, ждать и ждать.

Я начинаю логически мыслить (ну, или мне так кажется). Во-первых, понимаю, что совсем ничего не знаю о ТомА. Кроме того, конечно, что он француз, не женат, занимается поставкой продуктов, и бизнес у нас ему помог организовать какой-то чиновник из Думы или Сейма, не помню точно, а дочка этого благодетеля работает у нас секретарем.

Анализирую последние дни. Это трудновато, потому что я была отвлечена на свои семейные разборки и работу выполняла механически. Но сейчас мне кажется, что я смогу найти какие-то зацепки даже здесь в четырех стенах. Сосредотачиваюсь, думаю.

Последние дни шеф был сам не свой. Очень бледный, неразговорчивый. Подолгу отсутствовал в конторе. Поездка в Париж возникла за неделю до отъезда. Насчет отеля он распорядился особо. И надо же, я напутала! Вспоминаю, как ТомА смотрел на меня, когда это выяснилось. Словно я уже его зарезала.

На работе я отвечаю за переписку на английском. Шеф просматривает «французские письма». Корреспонденции на бумаге не так уж много. В основном в электронном виде. Но вот, постой, постой... Два дня подряд я видела у шефа в руках какие-то конверты, он разбирался с ними сам. А вдруг это были письма с угрозами? Когда вернусь, если вернусь, первым делом поищу их в кабинете.

Потом подступлюсь к Рите. Может, она что-то видела. Пусть подключит к расследованию своего отца.

Добрая душа Лили оставила мне кое-какую еду: печенье, сыр, йогурт и даже полбутылки красного вина «Кот-дю-Рон». За это, наверное, я должна поклониться папочке-полицейскому, который вечером не допил ее. Есть не хочется, несмотря на то, что моей пищей был только ненамокший кончик круассана. Наливаю себе вина. Идем дальше.

Если и сегодня никто не хватится ТомА, значит, прикончили его те, кто зазвал сюда. Пусть полиция копает, подозревает меня. А я, если сумею отсюда смыться, займусь расследованием в Риге.

За размышлениями выпиваю все вино и пытаюсь смотреть в окно так, чтобы никто меня не увидел с улицы. В доме тишина. Вижу еще одно проявление заботы Лили: бумажка с паролем от Wi-Fi. Включаю ноутбук и просматриваю сайты с парижскими новостями. Ничего, что бы могло меня заинтересовать.

Приходят девочки. Новостей нет никаких. Осталось пережить ночь. Самолет мой улетает очень рано. Так что лучше даже и не спать совсем. Полночи слушаю, как веселятся хозяева дома – у них гости. Я же впадаю в ступор и без сна, как и в ту ночь, что перед отъездом в ожидании Озолса, провожу время у окна.

Утром, прежде чем сесть в заказанное такси, даю слово Хане, что свяжусь с ней из Риги, если окажусь там, а не во французской тюрьме.

...мое место в самолете у окна. Я устраиваюсь и не смотрю на публику, которая снует по проходу, запихивает багаж на полки, плюхается в кресла. Не все ли равно? Только вот почему этот кто-то берет меня за руку знакомым жестом и подносит к своим губам? Как малахольная, поднимаю голову, и словно в замедленной съемке слежу за зигзагом, описываемым моей рукой  - Юра...

Боже мой, Юра, Юра, Юра! Я приникаю к нему, как к отцу родному, и плачу, Господи, как славно плакать на груди того, кто тебя любит!

Юра обхватывает меня двумя руками, будто боится, что я, как обычно, вырвусь и ускользну.

-Ты догадалась? Ты догадалась?

Про что это он? О чем я должна была догадаться?

- Твой паспорт. Я взял его у Озолса. Мы следили за тобой. И он, и я. Озолс не хотел, чтобы ты летела в Париж, спрятал паспорт. Но ты все равно полетела. Я ехал за тобой и шефом в аэропорт. Видел, что Озолс полетел в одном самолете с тобой. Ты ничего не замечала. Мне повезло, кто-то опоздал на регистрацию, и я купил его билет. Я думал, Озолс хочет навредить тебе. Уличить в интрижке. Он видел мертвого ТомА, когда проник в его номер, решив, что и ты там. Нашел только труп. Я боялся за тебя и поэтому подошел к нему, увидев, какой бледный он выходит из отеля. Озолс мне все рассказал, и его стошнило прямо на тротуар. Мне он даже не удивился. Показал твой паспорт. Хотели отдать его тебе. В отеле на регистрации сказали, что ты никуда не уходила. Мы стучали, но ты не открыла. Видно, уже убегала с той девочкой через запасной выход.

Я слушаю Юру и понемногу расслабляюсь.

- Мы подумали, что и тебя убили. Надо было во что бы то ни стало открыть дверь твоего номера. Ты будешь смеяться, но мне это удалось с помощью моей кредитной карты. Сам не знаю, как это получилось. Обнаружил, что все твои вещи в номере, а тебя нет. Сунул паспорт в сумку в надежде, что ты вернешься за вещами. Оставил приоткрытой дверь -  а вдруг ты потеряла карточку-ключ. Потом заметил девочку с твоей сумкой, проследил за ней, увидел тебя и успокоился. Мне оставалось только все время следовать за вами, я даже подходил к вам очень близко, но ты ни разу не узнала меня. Это я повесил табличку «Не беспокоить», которую взял у тебя в номере, на ручку двери ТомА, чтобы дать тебе время уехать. Озолс улетел в тот же день.

«Собака, - думаю я, - ничего не нашел лучше, чем свистнуть паспорт, из-за него все».

Самолет приближается к Риге. Теперь уже я держу Юру за руку, совсем не размышляя ни про какие холодные протезы. Благодаря ему я обрела уравновешенность и ясность сознания. Но теперь мне предстоит держать связь с Ханой, сообщить подруге, что ее будет искать полиция Парижа, сделать втык Озолсу, провести собственное дистанционное расследование и устраиваться на новую работу.
продолжение: http://proza.ru/2022/05/20/701