По ту сторону

1
Кожа стала вязкой и какой-то липкой. Казалось, тронь её — и она воском потечёт на пол. Я слышал удары своего сердца, которые, казалось, отдавались от этих белых стен и волнами ударяли в уши, заставляя вибрировать барабанные перепонки. Бум-бум-бум-бум. Кровь свинцом ринулась в ноги, и они стали такими тяжёлыми, что сделать шаг стоило огромных усилий. Сквозь удары сердца я слышал своё хриплое дыхание. Я с трудом разомкнул крепко сжатые губы, чтобы сделать вдох. Не знаю, что меня так напугало: неуловимое движение в пустой комнате, какой-то неслышный, но ощутимый кожей звук. Что-то, что заставило меня повернуться и замереть. Я судорожно осматривал комнату, метр за метром, кусок за куском. Что? Что теперь было не так в знакомой с детства обстановке? Где-то в глубине самого себя мой собственный голос молил: «успокойся, показалось», но удары сердца всё громче ударяли: «беги». Незаметное движение, неслышный, но ощущаемый звук, я повернулся... где-то издалека я слышал свой собственный крик, а потом... потом наступила тьма. Она баюкала меня в своей вязкости, она защищала меня. Она смотрела на меня, она знала...

2
— Что случилось? — Услышал я сквозь тьму. — Ты чего так кричишь? Всё нормально?
Я еле заставил себя открыть глаза и посмотреть на источник голоса. Марта, напуганная моим криком, видимо, поспешно выбегая из ванной, забыла даже прикрыться полотенцем. Она спешно пощупала мой лоб: — Так что случилось, милый? Почему ты кричал? Почему ты стоишь, как фигура из воска. Брось эту вычурную позу. Говорила тебе, не покупай грибы у этой бабки. — Марта нежно коснулась губами лба, взяла меня за подбородок и с видом профессора медицинских наук стала наклонять мою голову. Туда-сюда. Потом улыбнулась и наконец произнесла: — Жить будешь. — И пошлепала обратно в ванную.
Я снова осмотрел комнату. Всё привычно, всё знакомо, всё хорошо. Сердце перестало отстукивать барабанную дробь и теперь мирно качало кровь. Я выдохнул, смахивая холодный пот со лба. Действительно. Что же это было?

3
Ночь.
Я слушал мерное дыхание Марты, скрупулёзно изучая потолок. На улице дождь. Осенний, серый, безрадостный и какой-то бесконечный. Теперь я слушал его быстрые удары в стекло и о наружный подоконник. Такой неуютный и бесцеремонный, как, наверное, и жизнь. Я стал засыпать, когда вдруг подумал о том, какие же тайны хранит тьма, которая так нежно защитила меня от того непонятного, что днём напугало меня. Я поймал себя на мысли, что хочу снова оказаться там. Я бегло посмотрел на циферблат настольных часов: 3:17. Я закрыл глаза.

***
Я бегу. Просто бегу. Что-то преследует меня. Я не вижу что, но ощущаю тяжесть его шагов, тяжесть его ярости, тяжесть ненависти. Я бегу. Ниоткуда и в никуда. По длинному коридору со множеством закрытых дверей. Я уже не пытаюсь их открыть — бесполезно. Просто бегу. И чем быстрее стараюсь бежать, тем длиннее этот коридор и тем ближе дыхание страха в мою спину. Я закричал.

4
Я резко открыл глаза: 3:25. Прислушался. Тишина. Только Марта еле слышно застонала и перевернулась на другой бок. Я вылез из-под одеяла и тихо прошёл на кухню. Спать больше не хотелось. Я чувствовал только спокойствие. Равнодушное спокойствие. Я улыбнулся своему сну, своим страхам и, усевшись удобнее, открыл ноутбук. Промотав пару фильмов, я надел наушники и включил музыку, стал рассматривать смешные картинки. Краем глаза я заметил шевеление. И резко вынул наушники из ушей. Я видел, что это Марта. Я слышал, что она говорит «воскресение же. Что так рано встал?» я посмотрел на часы. 7:24... но почувствовал страх и... снова тьма. Та самая, которая баюкает, которая защищает, которая знает…

5
Тьма живая. Я стал всматриваться в этот уют. И... да. Эта тьма стала редеть, вырисовывая из себя нечеткие очертания. Какие-то углы, линии, круги. Сквозь вязкую тишину я услышал какие-то крики на языке, которого не знаю или… знаю. Я почувствовал нежное касание чьей-то руки к моей щеке. Постепенно картинка становилась чётче. Теперь я различал комнату с какими-то голубыми обшарпанными стенами и пластиковыми окнами, видавшими время.  Над входом в комнату висели часы: 7:25. Теперь я посмотрел на женщину, которая плакала. Её слезы грузно текли по щекам и, срываясь с подбородка, солёным потоком падали на пол, на подушку. Она улыбалась и гладила мою голову, которая ужасно гудела. Сквозь свист в ушах я слышал её голос. Она что-то постоянно говорила. Улыбалась и говорила. Я её не понимал.
— Кто ты? — Тихо произнёс я, не узнав свой голос. Её зрачки расширились и рот приоткрылся. Я смотрел, как она шевелит губами, при этом не произнося ни звука. Я увидел, как в комнату зашёл человек в белом халате и... снова провалился во тьму, сквозь которую услышал вой сирен.

6
— Милый мой. Родной мой. — Я слышал голос Марты. — Хороший мой.
Я открыл глаза. Над моей головой красовался огромный красный крест. Вместо окон были шкафчики с какими-то склянками. Машина скорой помощи. Я посмотрел на Марту. Она не плакала. Нет, не плакала. Так же не плачут люди, которые напуганы до полусмерти. Я посмотрел на её руку, в ладони которой покоилась моя ладонь. Всю кожу Марты пронзала еле видимая дрожь. Я посмотрел на медсестру, которая так умело и так быстро воткнула мне катетер в вену.
— Марта, — произнёс я. — Кажется, я схожу с ума.

7
Я сидел на крае кровати, прислушиваясь к шорохам ночных больничных коридоров. Кто-то неспешно прошаркал мимо моей палаты и удалился. За стенкой негромко разговаривали. Спать мне совсем не хотелось, поэтому я зажег свет и теперь просто сидел в этом свете больничной палаты. Я думал о том, что произошло утром. Думал о тьме, думал об этой жизни. Думал о себе.
Будучи директором довольно успешной фирмы, я уже забыл нужду в деньгах. Дома, дачи, машины, квартиры. Я брезгливо обходил стороной простых работяг у себя на предприятии, а уж людей совсем нищих... я не хотел думать о них. Они позор нашего общества, они... они скорее не люди... отбросы. Не умеющие жить и значит… у них нет чувств. Какие чувства у тех, кто не умеет жить? Я неуютно поёжился. Нет у них чувств, — повторил я сам себе вслух. И... я скорее помог чьей-то нищенской семье, сбив этого ободранца малолетнего… Интересно, выжил ли он? Я отмахнулся от этих мыслей так же, как тогда отмахнулся от своей вины, дав денег следователю. Нет дела, нет вины.  Даже смотря по телевизору новости, развеселился репортажем обо мне: что, мол, вот сбил гражданина Индии и скрылся. Вспомнив это, я криво улыбнулся. Кто-то снова прошаркал по больничному коридору мимо палаты. На улице все так же шёл дождь, неумолимо окрашивая всё в серый цвет. Я достал телефон. Утро. Часы показали 6:12. Дверь в палату отворилась. Я снова почувствовал страх. Не такой, как в первый раз, а уже привычный. Я знал, что так приходит тьма.

8
Сквозь дымку я снова слышал незнакомые голоса. Когда картинка проявилась, я посмотрел на часы, что каким-то нелепым белым пятном красовались на этих обшарпанных голубых стенах. 6:13.
— Да что здесь, черт возьми, происходит? — Закричал я незнакомым голосом. — Где я? Позовите Марту! Немедленно!
Ко мне подбежала та же женщина и, беспокойно глядя мне в глаза, погладила мою щеку, что-то поспешно говоря. Она снова плакала. Я попытался подняться:
— Да кто же ты? Где я? Что за эксперименты? Я требую своего адвоката!
Но женщина только гладила мою щёку, согласно кивала и плакала. В комнату зашёл человек в белом халате. До меня вдруг дошло, что я нахожусь в палате, в какой-то палате для... нищих! В нос тут же ударил запах стиранных в вонючей хлорке простыней, которая въелась в этот материал и кутала собою все остальные запахи этой... больницы... для нищих!!!!
Я попытался встать с кровати, но сильная боль пронзила спину, я взвизгнул и снова упал на вонючую подушку. Женщина всё так же гладила мою щёку и что-то без конца говорила. Успокаивая меня. Я стал рассматривать её. Невероятно глубокие темно-зелёные глаза, смуглая кожа. От внешних уголков глаз разбегались небольшие лучики морщин. Она была такая светлая, такая тёплая и такая родная. Я невольно улыбнулся. Она, слегка замешкавшись, обняла меня и снова села рядом, гладя мою руку. Сейчас я посмотрел на её руки, потом на свои. Меня словно ударило током. Это были… не мои... руки. Смуглая нежная кожа, натянутая на очень худую плоть. Настолько худую, что, казалось, мышц там нет. На запястье был гипс, из которого неровными палками торчали пальцы... детские пальцы. Я даже видел, как под ногтями чернела запекшаяся кровь. Я снова посмотрел на женщину и спросил: — Кто ты? — и с ужасом понял, что голос у меня детский, что я — ребёнок. Тошнота, словно петля сдавила мое горло... я медленно падал во тьму.

9
— Марта! Марта! — Я бесконечно кричал её имя! Я кричал её имя не переставая. Я боялся, что если я сейчас замолчу, снова окажусь в нищенской палате каким-то побитым ребёнком, с сидящей рядом женщиной, говорящей на неизвестном мне языке. Может, это его мать?
В палату вбежала медсестра, она поспешно сделала мне укол и вышла. Дверь снова отворилась, и в палату зашёл врач. Он пристально посмотрел меня и тихо спросил:
— Как вы себя чувствуете, Сергей?
Я с ужасом стал рассказывать про тьму, про эти сны во тьме. Я говорил, внимательно слушая свой голос. Я не хотел заканчивать, мне хотелось говорить вечность. Своим привычным голосом, на своём родном русском языке. Мне хотелось говорить. Даже когда начал действовать укол, и я почувствовал, как сон накрывает меня, я все ещё говорил. Я все ещё пытался говорить, когда заметил на руке у доктора электронные часы. 22:01

***
Вокруг меня танцуют обнажённые женщины. На шесте, на сцене, на полу, они все обнажённые и все танцуют. Я, смеясь, раскидываю деньги, я осыпаю их деньгами. Я смеюсь. Мне весело. Среди движущихся голых тел мое внимание привлекает одна фигура. Смуглая кожа... седеющие волосы, она ко мне спиной, её бёдра мерно покачиваются в танце. Хотя она и спиной ко мне, я вижу, что она что-то держит в руках. Она качает в руках. Она резко оборачивается. Эти тёмно-зелёные глаза... эти лучики морщин… это родное заплаканное лицо. На руках у неё ребёнок. Лет семи. Весь в крови. Я встаю со своего стула и иду к ней, расталкивая голые тела почему-то безликих барышень. Я подхожу к ней вплотную. Она смотрит на меня глубиной своих глаз, её губы что-то шепчут. Сквозь громкую музыку и хохот баловниц я различаю еле слышное «беги». И я бегу. Просто бегу. Что-то преследует меня. Я не вижу что, но ощущаю тяжесть его шагов, тяжесть его ярости, тяжесть ненависти. Я бегу. Ниоткуда и в никуда. По длинному коридору со множеством закрытых дверей. Я уже не пытаюсь их отрыть — бесполезно. Просто бегу. И чем быстрее стараюсь бежать, тем длиннее этот коридор и тем ближе дыхание страха в мою спину…

10
Я резко открыл глаза.
Сегодня на улице солнце. Его лучи нагло пробились сквозь приспущенные жалюзи и теперь теплом ласкали мою щеку. Как та женщина по ту сторону тьмы. Я взял в руки мобильник: 9:29. Стало быть, я проспал всю ночь. Впервые за всё это время. Сейчас 4 октября — суббота, а стало быть... прошла неделя с того первого дня… страха. Я открыл телефонную книгу и набрал своего помощника. Когда длинные гудки сменились озабоченным «Да?», я только произнёс: «найди того, кого я сбил» и почувствовал страх.

11
Я привычно повернул голову по направлению к часам. 9:32. В палате было тихо. Неподалёку от кровати, неуютно расположившись на старом и потрепанном кресле уснула та родная женщина. Мне хотелось, чтобы она снова прикоснулась ко мне, погладила, пролила на меня своё тепло и свет, как сегодняшний луч солнца по ту сторону тьмы. Прислушиваясь к своему голосу, я произнёс:
— Мама.
Она тут же открыла глаза. Она снова начала мне что-то говорить, улыбаться мне и гладить мои детские руки. Я молча смотрел на неё, молча изучал её, молча любил её. Её слова растворялись во мне, лились во мне, успокаивали меня. Я знал, что эти слова — слова любви. Я молчал. Молчал. Просто закрыл глаза и слушал её голос. Наполнялся её голосом, жил в нём. Мне стало спокойно, и я... провалился во тьму.

12
Телефон звонил не переставая. Я нажал «ответить» и снова лёг на подушку. Мой рот был словно из воска. Я еле выдавил из себя «да?». Это была Марта.
— Ну ты как там, Сергей? Все хорошо? — Заторопилась она. — Сереж, врачи говорят, что динамика у тебя положительная, тебе уже намного лучше. Слышишь, любимый?
Мне было плевать.
— Это все лечится, дорогой. — Продолжала она. — Ну скажи мне, что любишь меня? Сережа? Сереженька? Алло?
— Я люблю тебя. — Равнодушно промямлил я.
— Спасибо, милый. — Защебетала телефонная трубка. Марта рассказывала, как она купила какую-то дорогую новую вещь, как гуляла по клубам и ещё что-то, и ещё, и ещё. Всё это пустое, что радовало меня в последнее время. Я слушал её голос и хотел слышать голос той седовласой мулатки, той, что любит своё дитя. Голос своей мамы.

Я не знал своих родителей. Рос в детском доме. Придумывал себе счастливую семью, которая возьмёт меня к себе. Этого не произошло. Дни тянулись за днями, складывая жизнь в года. Я научился быть циником, врать, ненавидеть и быть богатым. Витька — теперешний мой помощник — единственное светлое, что я забрал во взрослую жизнь из своего детства.

Сейчас сквозь болтовню Марты я услышал мерное пи-пи-пи-пи. Вторая линия. Звонил Витька. Я не задумываясь отключил Марту.
— Алле, Сереж. — Не поприветствовал меня Витька. — В общем этот пацан Радж Марин — на тот момент семилетка из глубинки Индии. Их двое. Мать и сын. В трущобах на задворках Мумбаи живут. Нищета. Так вот. Этот Радж каким-то чудом гением уродился, и его к нам направили на обучение. Государство все оплатило и т.д. и т.п. Сереж? — Прервался Витька. — ты ещё тут?
— Дальше. — Отозвался я.
— Ну дальше, — заторопился Витька, — дальше ты его сбил. Их с матерью отправили назад, в Индию, а на место пацана этого... ну... Раджа… блатного сунули. Ну ты знаешь, как это бывает.
— А Радж выжил? — спросил я.
— Не знаю, Сереж, — запнулся Витька. — Из России увозили в спецсамолете, парень был в крайне тяжёлом состоянии. А зачем это тебе? Замяли же тему.
— Надо, Витя. — Кратко произнёс я.

13
В палату зашёл врач. Он снова осмотрел меня.
— Ну что ж, Сергей. Сегодня Ваш приступ был короче предыдущих. Лечение даёт результаты.
Впервые за всё это время мне стало интересно, а что со мной?
— Какой диагноз, доктор? — спросил я.
— Каталепсия.
— Что это?
— Восковая болезнь по-другому. — Врач пристально посмотрел мне в глаза, надеясь на то, что я понял. Но я не понял ничего. Он вздохнул.
— Вы застываете в какой-то позе и погружаетесь в себя. Реакции на внешние раздражители не проявляется. Вы просто как бездушная мумия. При этом у вас очень яркие галлюцинации по поводу вашего пребывания в теле какого-то ребёнка. Вы же мне сами рассказывали, когда были в себе. Это психологическое заболевание.
Меня внезапно осенило: на пластиковых окнах, на которых криво висели жалюзи, отсутствовали ручки. Не открыть, не закрыть. И эта вечная спешка мед сестры…
— Так я...
— Да, Сергей. Вы в психиатрической больнице. Я Анатолий Александрович — Ваш лечащий врач. Приятно познакомиться.
— И когда все это закончится? — Спросил я.
— Нуууу... — Протянул врач. — Лечение даёт результаты. Сегодня Вы были в приступе недолго, всего лишь час. Раньше это длилось часами. Но стоит заметить, что у вас нетипичное течение болезни. Мы оставили Вам телефон для связи с внешним миром. Я надеюсь, связь Вы с ним не потеряете. Теперь отдыхайте. Люба сделает Вам укол.
Тут же в палату вплыла та самая Люба и уколола в руку. Я посмотрел на часы. 19:43.

***
Я бегу. Просто бегу. Что-то преследует меня. Я не вижу что, но ощущаю тяжесть его шагов, тяжесть его ярости, тяжесть ненависти. Я бегу. Ниоткуда и в никуда. По длинному коридору со множеством закрытых дверей. Я уже не пытаюсь их отрыть — бесполезно. Просто бегу. И чем быстрее стараюсь бежать, тем длиннее этот коридор и тем ближе дыхание страха в мою спину. Я остановился и обернулся. На меня смотрел я. Пустые стеклянные глаза, не выражавшие ничего, обвисшие губы нервно шевелились. Я смотрел на меня, и тот я тоже смотрел. За его спиной краем глаза я засёк шевеление. Я заглянул за его спину. Там, во тьме, на сломанных коленях, опираясь на переломанные кисти рук, ползал окровавленный маленький Радж. Я снова посмотрел в свои пустые глаза и произнёс:
— Да будь ты проклят, мой порок! Отпусти его!
Мое второе Я оскалился, а я схватил его за горло. Ладони мягко сдавили шею. Я чувствовал каждый позвонок, каждую мышцу, мне... мне самому было больно, и я закричал.

14
Я открыл глаза: 2:45. Нащупал свой телефон, нервно защёлкал по нему пальцами. После длинных гудков я услышал сонный голос Витьки: «Сережа?»
— Слушай меня внимательно, брат, — полушёпотом заговорил я. — Все. Слышишь? Все мои деньги переведи на имя Раджа Марина. Не спрашивай ничего, Витька. Слышишь? Все. До самой последней копейки. Со счетов Марты, с моих счетов. Все! Абсолютно все на его имя. Марте оставь квартиру и все машины. Понял?
— Нооо... — Протянул Витька. — Нооо...
— Витя, прошу, миленький. С утра. Все на его имя. Умоляю.
— Как скажешь. — Отозвался Витька.
Я знал, что он не подведёт. Я знал, что он все сделает, как надо. Я знал, что он поймёт.
Я грузно улёгся на кровать. На улице снова шёл дождь. Как же я ненавижу этот дождь! Как же я ненавижу!!!! Он словно издевался, барабаня по окнам в эту душную палату, из которой нет выхода… в эту мою душную жизнь.

***
Коридор со множеством дверей. Моего второго я здесь нет. Тихо. За одной из дверей я слышу плач. Открываю её. Радж. Он поднял свою чёрноволосую голову, посмотрел на меня своими тёмно-зелёными глазами... как он похож на неё. На мать. Радж снова поднялся на колени и протянул ко мне переломанные руки:
— Посмотри, что ты наделал!!!
Я также встал на колени и обнял его:
— Прости меня. Прости, малой. — Я плакал. Я плакал так, как никогда не плакал. Радж обнимал меня, он прощал меня... он прощался со мной...
— Спасибо, что избавил меня от себя. — Прошептал мне на ушко Радж. — За это я дарю тебе свободу. Теперь мне пора. Береги мать.
— Но я сирота, — произнёс я... в пустоту. Раджа нигде не было. И я открыл глаза.

15
На улице всё ещё барабанил дождь. На часах 7:49... я почувствовал страх...

16
Сегодня я слышал тиканье настенных часов. Они равномерно отбивали секунды... секунды чьей-то смерти, секунды чьей-то зародившейся жизни. Секунды всего.
— Сыночек! — Услышал я до боли знакомый голос. Я повернул голову и тихим детским голосом произнёс: «Мамочка». Она заплакала. Теперь я понимал каждое её слово. Она говорила мне о любви, говорила о небе, о солнце, о людях, которых я не знал по ту сторону тьмы, но знал здесь. Я их всех знал. Я знал этот язык, я знал эту нищенскую жизнь, я любил свою жизнь, хоть и нищую. Я любил.
В обшарпанную палату зашёл человек и, подмигнув мне, отдал конверт моей матери.
— Что там? — Я спокойно говорил на хинди, хотя... я так же хорошо знал русский… знал Россию... знал себя, как Сергея. Но... здесь... в этой нищете, в этой до одури вонючей кровати я был более счастлив, чем в пятикомнатной квартире, обложенной сусальным золотом по велению модного дизайнера. Здесь были чувства. Здесь была жизнь. Радж сделал щедрый подарок... Теперь я наблюдал за матерью. Одна её бровь высоко приподнялась, губы еле заметно шевелились. Она смущённо посмотрела на меня, потом снова уставилась в бумагу:
— Тот, который... сбил тебя, — заикаясь, произнесла она, — перевёл нам всё своё состояние.
Я почувствовал знакомое покалывание в животе. Я провалился во тьму.

17
Часы показывали 11:14. В палате находился врач. Я так и не вспомнил его имени. Просто посмотрел на него и прошептал:
— Алвида, — что на языке хинди означало «до свидания», и снова погрузился во тьму.

18
Я лениво открыл глаза и посмотрел на будильник: 06:38. Проспал. Сегодня 28 сентября. 12 лет с момента моего первого провала во тьму и 13 лет с того момента, как я, Сергей, сбил меня, Раджа. Я вышел на террасу своего дома, лёгкий океанский бриз тут же ударил мне в лицо. Мама улыбнулась, начав спешно накрывать на стол в беседке.
— Эй, соня. Так всё проспишь! Давай готовиться! Гости же придут. 20 лет же. Ну юбилей же. — Мать вся светилась. Я обнял её крепко и спросил, звонил ли Виктор?
О да. Витька нашёл меня. Каким-то своим братским чутьём. Нашёл меня, сказал, что друг того Сергея, и подружился с моей матерью и заново… со мной. Витька. Мой Витька. Самое светлое из моего детства по ту сторону тьмы. Мать часто спрашивала, о чём я, сопляк, могу часами беседовать со стареющим русским мужчиной. Эх, мама, если бы ты знала...

Послесловие.
Иногда мне снились сны, что я снова Сергей. Я обнаруживал себя сидящим за столом в этой больнице, либо на кровати, либо бесконечно колотящим какой-нибудь предмет. Витька рассказывал, что Сергей после того, как произнёс одно слово на хинди, в себя больше не приходил. Марта же… через неделю уже таскалась с новым парнем....

***
Когда мне исполнится 21, планирую слетать в Россию. Хочу навестить то своё бездушное тело, то тело, которое так и не научилось ценить свою душу. Хочу посмотреть на своё бывшее тело, что так и осталось во тьме. По ту сторону света.


Рецензии
Жаль Раджа...
По сути Сергей переместился в другое тело, молодое,получил маму,как награду и стал жить вместе со своим любимым другом.Кому он перевел деньги?Себе...а как же Радж?

Любовь Рождественская   19.02.2020 10:20     Заявить о нарушении
Читала с интересом,всплакнула,когда он перевел все деньги Раджу,но коцовка неожиданная...

Любовь Рождественская   19.02.2020 10:24   Заявить о нарушении
Написано сильно, талантливо,спасибо за испытанные эмоции.
Успехов Вам!

Любовь Рождественская   19.02.2020 10:28   Заявить о нарушении
За искреннее раскаяние Бог дарит новую жизнь. Сергею повезло...его Бог (писатель) очень хотел, чтобы он жил

Давид Галан   07.03.2020 10:52   Заявить о нарушении
На это произведение написано 30 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.