Фата в горошек Часть V

Прошло ещё несколько лет. Они что-то подарили нашим героям, а что-то, напротив, отняли…

Например, они «подарили»  Евгении Васильевне одышку и стенокардию, а забрали у неё хор по средам и пятницам и единственно близкого душевного человека, её верную многолетнюю подругу, неизменно интеллигентную старенькую учительницу Зою Алексеевну.

Нет, забрали не в известно печальном нам смысле! Просто она уже не жила под Евгенией Васильевной в своей однокомнатной квартире, похожей на литературный музей, а переехала к своей дочери на другой конец города, тоже по причине ухудшающегося здоровья. Её квартиру продали, и теперь там жила молодая семья с годовалым розовощёким Егоркой, который каждый раз громко ревел, когда Марина, его мама, вела его домой.

Но душевная близость с годами становится всё сильнее, поэтому наши подруги ежедневно созванивались. Закончив говорить про давление, магнитные бури и капризно-изменчивую погоду, они переходили к темам возвышенным, обсуждали статьи в местной газете, городские новости. Зоя Алексеевна, если была в силах, читала отрывок русских классиков с выражением, а Евгения Васильевна выносила на суд понимающего человека свои душевные стихи. С некоторых пор она стала писать их, сначала для себя, потом пару раз написала в местную газету, а потом стала писать песни для своего хора, по которому она так скучала.

- Вот послушайте, - говорила она -
«Хоть убелила нас с тобою седина,
Нас жизненные бури не сломали,
Они конечно нас немого потрепали,
Но бьются в нас горячие сердца...»

Входная дверь с грохотом закрылась. «Санечка, - по звукам доносившимся из прихожей определила Евгения Васильевна, и продолжила читать-

«Мы молодость и юность не забыли,
Забудешь ли любовь надежду, радость, смех?
А вот плохое позабыть не грех,
Чтоб в наших головах поменьше стало «пыли».

Сашка, как была в плаще, так и плюхнулась в кресло у окна. Евгения Васильевна кивнула ей, и ещё десять минут чинно прощалась со своей подругой.

Сашка училась на последнем курсе колледжа. Учёба ей нравилась, и вскоре она должна была стать дипломированным юристом. «Хочу работать в отделе кадров - говаривала она не раз бабушке - Мама говорит, что я всегда буду женственной и нарядной».

- Здорово, студентка! - положив трубку, сказала ей Евгения Васильевна, - ты на долго или как? Чего плащ-то не сняла, чай не пещера у меня - тепло.

Сашка сидела насупившись и молчала.
- Чего смурная такая? Обидел кто, али двойку Пал Палыч опять поставил?
- Я замуж выхожу скоро - не поднимая глаз, буркнула Сашка. - Завтра заявление пойдем подавать.
- А, вот почему ты такая «радостная», - сказала бабушка с ехидной усмешкой, которая так изводила порой Сашку. - Посуду мыть захотела? Давно не мыла, соскучилась? Так сходи на кухню помой. Я сегодня кастрюли чистить принялась, да вот сердце прихватило…

- Бабушка! - закричала на неё Санька, - опять ты про свою посуду! Надоели шутки твои! Что, замужем только посуду моют по-твоему?!
- А ты не шуми командир, это не шутки. Сейчас дома-то у тебя то мать, то отец помоют, да уберут, пока ты на учёбе, а замуж выйдешь, всё! - Сама  делать всё будешь… А у женщины работы всегда делай - не переделаешь… И кто это? Что за герой-то берёт тебя?
- Витька Самохин, - мрачно изрекла Сашка.
- Самохин?...  Давно ли я ругань от тебя в его адрес не слышала?…  Дня два? С чего это вдруг за Витьку-то?..  Или любовь неземная у тебя с ним приключилась?

Губы у Сашки дрожали.
- Да устала я уже! Домой не хочу! Мать со мной хоть нормально разговаривать начала, так теперь они с отцом каждый день ругаются, как собаки! - Срывающимся от отчаяния голосом, прокричала Сашка, и слёзы брызнули из её глаз. - Сейчас сижу, к экзаменам читаю, они зашли - и с порога… Видеть и слышать их не могу уже… А у Витьки комната в общежитии есть… И любит он меня давно, он  мне это вчера сказал - всхлипывая, закончила она.

Евгения Васильевна встала и побрела к шкафу, стоящему в углу комнаты. Открыв дверцу, она стала там что-то искать. Из шкафа доносился её глухой голос:
- За этого баламута белого света, значит, собралась?! Ну-ну…
- Ничего он не баламут, - возмутилась Сашка - он, между прочим, на работу устроился хорошую.
Евгения Васильевна выпрямилась и поглядела на Сашку.
- На сколько? Дня на два устроился? - безжалостно пилила она внучку.
Та молчала.
- Где он больше двух недель-то работал? - и, не дождавшись ответа, продолжала свой безжалостный «прокурорский допрос»: - Родители ей надоели! А когда Витька твой дружков в общагу к себе притащит, куда бежать-то будешь, милая? Не к ним ли?…  К маме родной и побежишь снова. Да ладно, если одна... а коли ребёночка приживёшь от него… не дай Бог и дитя ещё мучиться будет… И ты думаешь, от идивотишек дети хорошие ро;дятся?..  А я скажу тебе - нет!

И она снова исчезла за дверкой шифоньера.
- Ты, бабушка, никуда не ходишь и как будто всё знаешь, - бурчала Сашка, - чего он будет дружков к нам в комнату-то водить?.. Да я ему и не разрешу!
- Послушает он тебя, принцессу свою новоявленную, как же! - Евгения Васильевна снова показалась из-за дверцы -  Ты говоришь, не хожу я никуда, дак ведь я среди людей поди-ка живу, и глазоньки мои ещё пока видят…  Я с бабушкой его часто вижусь, когда за квартиру платить хожу… Ты думаешь, почему они ему комнату-то купили? За красивые глаза его, или что на гитаре хорошо играет, да соловьём поёт?

Сашка слушала её, поджав губы, ноздри гневно раздувались. Но Евгения Васильевна и не ждала ответов на свои вопросы.

- А я скажу тебе, если не знаешь, - продолжала она - он пьёт и дерётся. Родители устали бороться с ним, вот и купили ему комнату, чтобы с глаз долой. Говорят: пусть туда своих дружков водит… А бабушка за эту комнату каждый месяц в ЖКХ платит, потому что Витька твой не удосуживается даже на это заработать! А они платят и, как Софья Михайловна говорит - покой свой оплачивают. Дань, стало быть у них такая, за беспутство его…  Ты давно по зубам не получала?! Так сходи-сходи, посмотри каково это…

И она снова принялась что -то искать. Сашка молча слушала её, нервно покачивая ногой.

- Всё равно, я дома оставаться больше не могу! Уйду! А без меня пусть хоть убивают друг друга! - прокричала она и слёзы снова покатились из её глаз. - А про Витьку ты зря, он правда меня любит. Сказал, что сделает всё, что попрошу, лишь бы вышла за него. Сказал, что пить бросил и капли в рот не возьмёт больше… Зарплату ему хорошую обещают, может и квартиру получше со временем купим.

- Пить он бросит, как же! - доносилось из шифоньера - а ты уши свои красивые развешивай больше, пусть вешает лапшу, да подлиннее… Они все, как в женихах ходят - мягко стелят, да жестко спать!…  Он уже сколько лет с понедельника собирается жизнь новую начать, только вот понедельник этот всё никак не наступит…  Тебя не били, не оскорбляли, сходи-сходи, поживи, посмотри, каково это... А общага ваша хоть новое «кино» посмотрит, как Витька свою красивую молодую жену за волосы таскает.

Евгения Васильевна всё говорила и говорила. Она не видела выражения Сашкиного лица. От её последних слов она подскочила с кресла.
- Так всё, хватит, замолчи! Надоело тебя слушать!… Всё-то ты знаешь! - и покрутившись на месте, крикнула - Всё я пошла!

За дверкой шифоньера повисло гробовое молчание… Сашку это молчание вконец вывело из себя.

- Да что ты там ищешь-то? - крикнула Сашка, удивлённая этим молчанием.

Евгения Васильевна выпрямилась, лицо её покраснело от  долгого наклона, на лбу выступили капельки пота.

- Да вот, фату твою искала…  Думаю по такому случаю пригодится она, - она держала в вытянутой руке светлый шарфик в белый горошек.

Сашка смотрела на этот шарфик и из её глаз снова покатились слёзы.
- Я думала, ты меня пожалеешь, поймёшь - срывающимся от обиды голосом сказала она, - А ты!.. Всё, я пошла!

И резко повернувшись, не глядя на бабушку, вылетела в коридор.

- А ну-ка стой, командир! - крепко взяв за руку выше локтя, повернула её к себе Евгения Васильевна. И глядя ей в опущенные глаза, спросила: - Это я-то тебе не сочувствую и не жалею?! Это я-то тебе зла желаю?!

Своей мягкой рукой она обняла Сашку за шею и привлекла её плачущее лицо к себе на плечо.

- Да кто, как не я, тебя пожалеть и понять может, внученька? - говорила она, гладя Сашку по голове. - Коли бы я сама с таким идиотом, прости Господи… не пожила… А ну-ка, снимай плащ! Двух пуговиц опять нету. Ай-яй, как ты только ходишь! Давай пришью тебе…  Невеста!

Сашка, шмыгая носом, молча подчинилась.

Через несколько минут бабушка зашла на кухню. Сашка, собрав волосы в пучок, с красным носом, мыла посуду…
- Спасибо, девочка моя, - Евгения Васильевна поцеловала её в плечо. - Ватрушки я уже не пеку, а вот с мёдом мы чаёк сейчас попьём.
И она поставила на стол янтарного цвета баночку.
Сашка всё ещё всхлипывала.

- Бабушка, а как получилось, что ты за деда замуж вышла? Ты же его не любила…
- Не любила - эхом повторила Евгения Васильевна и, немного подумав ответила, -  да по глупости всё… В молодости же всё шутки да смех кажется… Он срочную службу проходил, их часть тогда недалеко о нашего города стояла. Как выходной - они с друзьями в увольнение в город на танцы приходили, там и познакомились.

Ну парень, да парень. А вот я ему очень понравилась. «Всё равно, женюсь и увезу тебя с собой» - часто говорил он. А меня это только веселило. «Никогда!» - говорила я, и смеялась. Мне тогда особо никто и не нравился, и замуж я не собиралась, тем более за него… Им уже последний месяц служить оставалось. Однажды гуляем мы по городу, он и говорит: «Давай сейчас в ЗАГС зайдем, если распишут нас, будешь моей, если нет - свободна будешь навсегда». Ну спор, типа, такой. Я засмеялась: «А давай»! Уверенная такая, я ведь знаю, что заявление в ЗАГС за месяц подают, и раньше не регистрируют.

Зашли… Я иду, оглядываюсь, как там всё украшено, смешно мне, и не подозреваю, что там, как военные говорят, - засада… Он уже заранее обо всём договорился, друг его там «неожиданно» появился, и ещё кто-то. Регистратор пришла, паспорта потребовала наши… До сих пор не понимаю, зачем я свой тогда отдала… А военнослужащих, оказывается, расписывали по требованию в тот же день… Вот так досмеялась я, а как вскоре оказалось - отсмеялась… И надолго!

Бабушка замолчала, а Сашка смотрела на неё во все глаза.
- Ну?…- спросила она немного погодя - Как ты поняла-то, что он плохой?
- Плохой… да не плохой, а идивотишка, каких мало!.. Прости Господи, за такие слова! - Щеки у Евгении Васильевны раскраснелись, глаза гневно поблескивали. - Увёз меня к себе на родину, жить стали сначала не плохо… На завод он поступил, зарплата хорошая была, только я её почти не видела…

А как узнал он, что я затяжелела матерью твоей, вообще власть свою проявлять стал, мол «никуда теперь не денется». Пить и драться начал, хоть года и не прожили… Я плачу, а кому пожалуешься? Ни мамы, ни родни рядом нет... Думала - ребёнок родится - остепенится он… да куда там! Я в роддом, а он «женился» тут же…  Что-то с матерью твоей неладно в начале было, месяц нас в больнице продержали… А он всего пару раз пришёл, и то пьяный. А я от переживаний молоко терять начала, и ещё больше плачу…

Медсёстры говорят: «Соки вам нужны, молоко сгущённое, чай пейте, орехи пусть вам муж приносит»… Принёс он, куда там?! - Бабушка вытирала накатившиеся слёзы, - всех мужья с цветами забирать приезжали, а я мать твою завернула в кулёчек, и пешком на руках её домой два часа несла, денег на автобус даже не было, иду по улице, как собачонка побитая, не нужная никому, а в руках горе как будто несу…

А он мне дня через два гордо объявляет, что он тут нарасхват… кавалер! «Если я тебя брошу, меня сразу любая к себе позовёт» - заявил  он мне с пьяной рожей. А я про себя думаю: «Да поскорее бы забрали, добро такое»… Денег нет, я уже не помню, что я ела, что носила и как мать твою выкормила… Тогда вот и шить да перешивать научилась.

Она снова замолчала, губы её плотно сжались, между бровей ещё глубже пролегла морщинка. Сашка ни спрашивала и не торопила её.

- Однажды не выдержала, ребёнка у соседки оставила и побежала на завод, прихожу к его начальнику, говорю: «хочу заявление писать, чтобы вы своего работника на товарищеский суд вызвали, за то что он пьёт, дерётся и жену последними словами оскорбляет». «Постойте-постойте - говорит начальник, - это вы кого имеете в виду? В нашей бригаде таких нет». Называю имя… он аж сел от удивления и рот открыл: «Кто?! Это же лучший наш работник! Мы его с доски почёта не снимаем. Самый тихий и вежливый… Вы ничего не путаете?»

Очень был удивлен, узнав такое про своего «лучшего работника». Обещал поговорить лично… И поговорил. Только Николая на месяц и хватило. А потом - всё по-старому. А я всё что-то сберечь пыталась, и хотела, чтобы у дочери отец был… А она немного подросла - он и над ней издеваться стал. Я кашу сварю ей, остужаю в кастрюльке, он с работы заходит, глаза свои красные выкатит, думает, что бы такое сделать, что бы мне ещё больнее было. Возьмёт и кашу всю в раковину выльет... - Евгения Васильевна рассказывала это уже с совершенно сухими глазами. Эти слёзы уже давно были отплаканы.

- Когда матери твоей исполнилось четыре, она вдруг снова стала писаться ночами и заикаться, и тогда я поняла, что ничего я не сохраню здесь с этим человеком, а ребёнка угроблю - и ради кого?…
- Ты ушла от него тогда? - спросила Сашка.
- Не ушла… сбежала. И пряталась месяц у знакомых, потому что знала, что издеватель этот просто так не отпустит… Ты внучка моя, и я не могу тебе рассказать всего… Да и никому особо не рассказываю. Нечего о таких гнилых людях рассказы слагать…
- Бабушка, а зачем он женился тогда, если любви не было?-
- Зачем? - мрачно повторила Евгения Васильевна, - есть такой сорт людишек, их людьми даже не назовёшь-то, именно людишки,  которые власть хотят почувствовать над слабыми и беззащитными. На самом деле так они свою слабость скрыть пытаются и гниль свою внутреннюю… Да только не скроешь её, всё равно она рано или поздно наружу вырвется.
- Бабушка, а что потом с ним было? Он ещё раз женился? У него дети другие были ещё? Вдруг у мамы брат или сестра есть где-нибудь? И он вас вернуть не пытался?
- Как же не пытался? Приезжал, когда узнал, что я к матери своей уехала. На коленях стоял, просил вернуться… Таким же надо над кем-нибудь издеваться… Слова-то какие вспомнил - книжные, красивые! Слёзы пускает, причитает. Даже мать не выдержала моя, заплакала: «Что ты сидишь, как чурка бесчувственная?! Посмотри, как любит он тебя! Вернись, пожалей его и ребёнка!» А я и вправду как чурка деревянная стала, после его издевательств… Встала и говорю матери: «Если хочешь, чтобы тебя били и оскорбляли последними словами - езжай и живи с ним сама. А я нажилась лет на сто вперёд… И ему сказала в глаза: концертом ты своим меня не удивил и не затронул» - взяла Наташу на руки и ушла к тётке ночевать. Не знаю, чего он ещё пел моей матери, но утром его уже не было.

А мать неделю со мной не разговаривала, обиделась, но поняла - меня уже назад не повернёшь. То был последний раз, когда я его видела… Что с ним, как он? Меня больше не интересовало, он для меня умер… Я такое пережила, что думала замуж больше никогда не пойду… У Наташи, матери твоей, думаешь, почему такой характер тяжёлый? То-то! Поэтому я её всегда прощаю и жалею…  И ты вот сейчас к такому гнилому человечишке рвешься! Он бабушку, мать обижает, а ты, глупая, думаешь тебя он на руках носить будет… Только не на руках, а на кулаках, запомни моё слово.

Сашка встала и подошла к окну. Она смотрела, как в густых сумерках зажигаются фонари, и как переливаются яркими огнями вывески соседних магазинов. Лицо её было мрачным.

- Знаешь, все мои подруги уже замуж повыходили. Каждый раз у кого-нибудь на свадьбе бываю и думаю: «ну почему это не я сейчас кружусь в белом платье?» … смотрю на их фотографии, какие они счастливые, куда-нибудь отдыхать ездят, цветы им дарят… А я всё одна… - и немного помолчав, с отчаянием сказала - ну посмотри на меня, я что урод? Почему нормальные парни на меня внимание не обращают? А одни балбесы липнут…

- Встретишь и ты своё счастье, вот увидишь, не торопи время. Молодость один раз бывает, вот и наслаждайся ей… А на фотографиях все мы улыбаться умеем, а как оно в жизни, там на самом деле никто не знает…  Я тебе всё время говорю, меньше заглядывай в свой «сто грамм».

Сашка повернулась к ней и рассмеялась:
- Бабуля, ты не исправимая! Ну не сто грамм…
- А по-мне, хоть ты что говори, ничего там путнего, как и в ста граммах, нет!

Она о чем-то задумалась ненадолго и сказала, не глядя на Сашку:

- Мне было уже за 30, когда я Феденьку своего встретила… Я всё смотрела на него и не верила - таких на свете не бывает! Долго боялась, что он как и Николай, просто притворяется хорошим… А когда поженились, показалось, что всю жизнь мы друг друга знали, и поняла тогда, что ради такого счастья можно и долго ждать… Вот, ты сейчас на красоту, на рост смотришь, а надо на сердце смотреть! И, если встретишь родную душу, то и жизнь в радость покажется, а как за кого попало пойдёшь - не заметишь, как ещё молодая состаришься, от унижений, да оскорблений.

- Всё равно, я дома не хочу больше оставаться, - с горечью в голосе сказала Сашка.
- Ну поживи у меня недельку другую. - сказала Евгения Васильева.
- Не-ет, ты храпишь, бабушка! А мне высыпаться перед экзаменами надо, - начала Сашка, но, спохватившись, обняла порывисто Евгению Васильевну и прижалась к её лицу щекой - бабушка, прости… Ну не обижайся!

- А чего обижаться, если я и в правду храплю… Ночью долго ворочаюсь, уснуть не могу, а потом сама от храпа своего просыпаюсь - сказала Евгения Васильевна, и положила свою руку на Сашкину, лежащую у неё на плече. - Чего обижаться-то? Ты вот старая будешь - и тоже храпеть станешь - с улыбкой закончила она.

- Я не доживу! Я на вредной работе! - голосом секретарши Верочки из «Служебного романа», смеясь сказала Сашка.
- Ох! - покачивая головой, говорила бабушка. - я вот тоже у зеркала стою иногда и удивляюсь, неужели это я? Неужели столько прожила? И где та девчонка, которая вместо этой старухи была ещё вчера? - и она грустно покачала головой.

Сашка всё ещё обнимала её за шею.
- Ладно бабушка, я пошла… - она выпрямилась - поздно уже… Мама потеряет, я же без телефона убежала…

Евгения Васильевна вышла её провожать.
- Ну, фату-то свою возьмешь? - с улыбкой спросила она.
Вместо ответа Сашка крепко обняла её, звонко чмокнула в щеку и быстро скрылась за дверью.
- Пока-пока… - донёсся уже из подъезда её звонкий голосок.
- Вот егоза! - ворчала Евгения Васильевна сворачивая шарфик и убирая его на место в шифоньер.

Она взяла трубку телефона и, немного подержав её в руках, набрала номер.
- Наташа, привет!…  Зайди завтра ко мне после работы... Лекарство купи….  Я скажу, какое...