Бабушка Полина

Этот рассказ вошел в книгу проекта "Народная книга" (издательство АСТ) "О бабушках и дедушках"

Бабушка Полина
Из полного набора потенциальных «ангелов хранителей», т.е. двух бабушек и двух дедушек, нам с сестрой достался один ангел на двоих – мамина мама, Полина Фёдоровна Синицкая. Папины родители жили далеко и внуками не слишком интересовались, а мамин папа погиб задолго до моего рождения.
Бабушка Полина родилась в 1907-м году в городе Юзовка, так тогда назывался Донецк, была второй по старшинству в семье рабочего-модельщика металлургического завода (всего  из четырнадцати рожденных детей выжило восемь) и самой старшей из пяти сестёр.
До революции жили не богато, но в достатке, не голодали. Помогало большое хозяйство: вроде и в городе жили, а в своем доме, с курами и коровами. А потом началось: революция, гражданская война, белые-красные-зелёные, просто бандиты. Голод. Болезни. Бабушкина учеба в школе быстро закончилась – нужно было помогать матери по хозяйству, нянчить малышей. Полина так и осталась самой маленькой ростом из сестер-братьев: слишком рано пришлось ей таскать тяжести.
В 1922-м пятнадцатилетняя бабушка разрывалась  между двумя больными: годовалая младшая сестра Валечка болела оспой, а маму свалил сыпной тиф. Все были уверены, что малышка – не жилец на этом свете, а  сильная мать справится с болезнью. А вышло наоборот: Валечка выжила, только на лице так и остались оспинки, а мама…
Осиротевшее семейство, тем не менее, не разрушилось. И держалось оно на двух столпах – на Фёдоре и Полине. Отец зарабатывал деньги, моя юная бабушка вела дом. Как сейчас любят находить оправдание мамашам, бросившим детей, обвинять государство и окружающих в том, что им не помогают! Кто помогал моему прадеду? Моей бабушке?
Тогда в нашу семью попала единственная антикварная вещь. Вот она, рядом со мной стоит сейчас, верно служит тумбой для системного блока и принтеров. Может, обижается, что не использую её по назначению, а она ведь до сих пор – в рабочем состоянии. Швейная машинка бабушки, знаменитый «Зингер». Когда-то, в двадцатые-тридцатые-сороковые с помощью этой машинки бабушка не только обшивала всю семью, но и зарабатывала. А  через полвека учила на ней шить и вышивать (ришелье!) меня и сестру.
Мой прадед Фёдор так и не женился вторично, хотя претенденток, несмотря на восемь детей в приданом, хватало. Говорил, не хочет детям мачеху приводить. А дети потихоньку вылетали из гнезда, получали профессии, выходили замуж, женились. Самый старший сын стал бухгалтером. Младшая, Валюшка, первой в семье отправилась в далекий Ленинград получать высшее образование.
Полина встретила свое счастье по имени Георгий. Высокий красавец с кудрявым блондинистым чубом, инженер-металлург. Говорят, обладал блестящими математическими способностями и не менее блестящим остроумием. Его любили все. А он больше всех любил свою Полину и их маленькую Любовь – мою маму.
Я знаю, мои бабушка и дедушка были очень счастливы, да вот недолгим было их счастье.  Война, оккупация, а потом, после радости освобождения, самое страшное – арест деда по ложному доносу и гибель в лагере.
Вокруг было много женщин – товарок по несчастью. Кто-то, их было меньшинство, вычеркивал прошлое из своей жизни. Кто-то сходил с ума от непереносимой боли. Моя бабушка не могла себе позволить удариться в страдание. Даже о смерти отца она моей маме сообщила не сразу – боялась, что девочка-подросток не  сможет пережить потерю. Так и шла по жизни  – стиснув зубы, с болью в сердце.
Нужно было «поднимать» дочку. Поднимать, не имея ни профессии, ни образования, с клеймом жены осужденного. Работа – любая, какую можно найти. Уборщица, кассир, швея-мотористка. Вечерами шила «на заказ». Мама до сих пор с гордостью говорит – мы никогда не голодали. И одежда была, и обувь – не мерзла, ноги не промокали, даже нарядную кофточку или платьице бабушка всегда умудрялась сшить «из того, что было» для подрастающей дочки.
А еще моя не отягощенная высшими образованиями бабушка никогда не расставалась с книгой, ценила ученость, уважала учителей. В оккупации, когда немцы закрыли школы, пожилая супружеская пара учителей собирала детей в своем доме и проводила для них занятия. Мама, с поддержки и одобрения бабушки, была не только самой прилежной ученицей этой странной школы, но всегда несла для своих полуголодных учителей хоть самый крошечный съедобный гостинец – знак великой благодарности.
Мама кончила 8 классов, потом – техникум. Друзья и родственники шептали бабушке – вот, мол, подняла на ноги дочку, теперь пусть идет работать, помогает матери. Но бабушка отправила маму учиться дальше, в институт. Она помнила – Георгий мечтал о высшем образовании для дочки. И слишком хорошо знала, как трудно зарабатывать деньги тому, у кого нет ни образования, ни профессии.
Бабушка всю жизнь прожила с нами, вырастила меня и мою старшую сестру. Она мало походила на милую старушку из детской сказки. Не была нежной, балующей, всё прощающей. Могла, уж не вычеркнуть слова из песни, и по попе огреть, если мы этого заслуживали. Но «лучший кусочек» всегда оставляла нам, и любовь, которую почему-то считала нужным скрывать, всегда жила в её сердце и светилась в её до старости ярких глазах.
Бабушка  глубоко и наивно верила в Бога. С особым трепетом всегда готовилась к  Пасхе. Пекла куличи (впрочем, она их называла пасхами, как принято было на её родине). Красила яйца – по старинке, луковой шелухой. Отгоняла нас с сестрой от яиц и куличей до наступления Светлого Воскресенья.
Утром мы ели бабушкины «пасхи», били яйца – чье крепче. И бежали во двор, где нас ждала моя лучшая подруга и одноклассница, Лена. И тут в окне нашего, второго этажа, появлялась бабушка: «девочки, зайдите в дом. И Лену ведите!» Мы поднимались по лестнице, и бабушка давала каждому по чудесному почти красному яичку.
Потом, во вредном подростковом возрасте, я как-то решила «подначить» бабушку  и спросила – разве правильно было давать яичко Лене, она ведь не православная (еврейка). Бабушка посмотрела на меня с удивлением и ответила, досадуя на мою непонятливость: «Это ж ребенок!»
Бабушка даже не слыхала такого слова – «толерантность». Она знала другие слова: ребенок, любовь, мать, горе. Весной 1942 года  бабушка и одиннадцатилетняя мама на улице оккупированного Донецка встретили  мамину первую учительницу с маленькой дочкой.  Те шли по улице,  на их одежде были нашиты желтые шестиконечные звезды. Бабушка подошла к учительнице, спросила, не нужна ли какая помощь. Чем она могла помочь? Сами впроголодь жили. «Вы не боитесь?» - спросила учительница. «Нет», - ответила бабушка. Больше мама никогда не видела свою первую учительницу, расстрелянную вскоре  вместе с дочкой в районе одной из донецких шахт…
А с Леной мы дружим всю жизнь. И каждый год на Пасху именно она первой после родных поздравляет меня со светлым праздником...
За день до смерти, разбитая инсультом, бабушка увидела, что я, сидя у её кровати, пришиваю оторвавшуюся от кофты пуговицу. «Ну, что ты там делаешь? Разве ты пришьешь, как надо? – с трудом выговорила  она, - оставь, я встану, сама все пришью!» Но она уже не встала.
Через восемь лет после смерти бабушки я  родила дочь. Её зовут Полина, в честь прабабушки. В октябре прошлого года, в день рождения моей бабушки Полина-младшая подарила мне внучку. Крылья за моей спиной не выросли и не вырастут, но я очень постараюсь быть для своей внучки такой же любящей бабушкой, какая была у меня, какой моя мама была (и, к счастью, до сих пор есть!)  для моей  дочери. Я постараюсь научить её тому, чему меня научили бабушка и мама, чему научили мы с моей мамой мою дочь. Быть сильной. Не сдаваться. И любить, любить бесконечно тех, кто рядом, кто нуждается в твоей защите и помощи, кого так хочется закрыть от невзгод и жестокостей мира несуществующим ангельским крылом.