День икс. Глава шестая

Глава  шестая

                Дина  таки  встала на ноги. И  пошла, как предсказывала оптимистка Оксана.  Правда, радовалась недолго и осторожно. Кто-то там, на небесах, захотел еще раз  увидеть ее слезы отчаяния. Вдруг стала разгораться боль в спине, и с каждым днем все сильнее…
                Она перебралась в спальню, на свою кровать, чтобы можно было уединиться, закрыть дверь и за нею тихо мучиться, терзаясь подозрением:   «А вдруг это метастазы в позвоночнике?»
                Дина помнила, как ей сказали, выписывая из больницы:
                –   Химию вы не выдержите. У вас же мерцательная аритмия! Вы  умрете во время сеанса, а нам потом отвечать!  Живите, пока живется.
                – Сынок, – не выдержала   Дина, позвонила Артему. – Мне нужно к онкологу. У меня, кажется, метастазы в позвоночнике. Так болит спина – сил нет.
                Артем согласился сразу, как обычно. Это до операции  он называл ее паникершей, не веря, что мама заболела такой страшной болезнью. Потом притих.
                Пока сидели под кабинетом  врача в длиннющей  очереди страдальцев, даже собственные  страхи стали казаться Дине пустяковыми – в сравнении с теми, что  застыли на лицах  совсем еще  молодых  женщин. У некоторых  сегодня решалась их судьба.  Одни выходили  из кабинета с заплаканными глазами, другие выбегали, не  стесняясь радости: опухоль у них оказалась доброкачественной.
                – Будем реалистами. У вас были метастазы, а «химию»  не сделали, – сказал Дине врач. – Без томографии  не обойтись.
                Через два дня Артем ждал  мать уже под кабинетом томографии. Процедура была длительной, и он, волнуясь,  ходил  по коридору туда и обратно. Наконец медсестра  вынесла им заключение и диск с томограммой:
                – У вас банальный остеохондроз, – сказала она со скучающей миной. – Так у кого его нету в вашем возрасте? И никаких метастазов  не нашли.  Диск можете  показать врачу, если нам не верите.
                –  Надо ехать к Владику Синявскому, – решил Артем,  усаживая  мать в машину. – Лучшего травматолога  не найти. Помнишь Владьку?
                –   Как я могу забыть твоего школьного друга, сынок?  Жаль, что у каждого теперь своя жизнь…Помнишь, ты возил меня к нему в больницу, когда я поломала запястье?  И он первый сказал мне, разглядывая снимок: «У вас, Дина Антоновна, косточки прозрачные из-за сильного  остеопороза…Вам  нужно ходить осторожно, как по льду».
                – А ты всю жизнь летала, а не ходила, – усмехнулся Артем.– Не  будем тянуть. Я отвезу тебя домой, а потом – к Владьке, в клинику.
                Владька, ныне Владислав Михайлович,  завотделением травматологии, собрал консилиум и вынес неутешительный вердикт, возвращая диск бывшему однокласснику и другу:
                – Понимаешь, у твоей мамы позвоночник в самом плачевном состоянии.  В нем идет процесс образования кифоза. По-простому – это горб. И будет болеть до тех пор, пока не закончится процесс. Я могу только подобрать болеутоляющие лекарства. Очень, очень сожалею…Можно, конечно,  сделать операцию в спинальной хирургии. Но возраст у нее,  сердце, сам понимаешь…  Проблем куча,  и ноль прогноза.
                Лекарств накупили, Дина их выпила, а боль не отпускала. И   когда Олег в отчаянье  вызывал «скорую», врачи говорили ему:
                – Нужно колоть  опиоидные анальгетики. Другого выхода  у вас нет. Это легкий наркотик.
                – Нет, лучше я буду  терпеть, – пугалась Дина.
                – Ваше дело, – отвечали ей. – В вашем возрасте уже наркоманами не становятся. Так что выбирайте:  боль,   терпение или…
                Она выбрала первое. Правда, терпение уже исчерпалось, а боль в позвоночнике  стала просто  адской и не давала сосредоточиться  ни на чем. Дина   стонала, часто  не сдерживая  крика.  Но все равно днем  крутилась на кухне, спасая мужа от скудного меню. А тот сердился:
                – Иди и  ложись! Я сам себя прокормлю!
                « А меня кто накормит? Или Артема, если он приедет голодный?», – спрашивала себя Дина и готовила еду,  наводила в кухне чистоту, пока  Олег играл в преферанс, сидя в интернете, за закрытой дверью.
                Иногда он по-настоящему злился:
                – Ты специально, да?  Хочешь показать, что…
                А у нее не было сил отвечать на глупые намеки. Хорошо, что хоть не стал развивать эту тему.
                В общем, чем искренней она была в своих порывах облегчить жизнь мужу, тем меньше он ей верил. В другое время Дина стала бы терзать себя ненужными поисками выхода из этого многолетнего тупика, но в минуты страданий додумать мысль  она не могла.
                Олег слушал ее  ночные стоны, искренне жалея, но иногда ему казалось:  могла бы и потерпеть,  не   орать так, и он шел к ней в комнату, спрашивал:
                – Ну  чего ты плачешь так громко? Бедные соседи за стеной... Что они  подумают?
                И опять у  нее не было сил отвечать. Она знала: кто такую боль не испытывал, все равно не поймет. И не поверит.
                И тогда, измученная, она плакала уже  от обиды: «Ну почему, почему он не верит?! Если бы с ним такое случилось, разве бы я задавала эти вопросы? Я бы просто жалела, страдала вместе с ним, утешала. А он о соседях печется! Соседи бедные! А я, я какая?!»
                Она понимала, что Олег просто устал – физически и морально. Ведь это он  делал уколы, вставая ночью, разбуженный ее  громкими стонами. Это он,  перенесший столько инфарктов, недосыпал,  терзаясь от своей беспомощности. И глотал таблетки, потирая грудь…
                Дина потому и старалась изо всех сил терпеть молча. Не получалось. Из этого тупика не было выхода. Ей хотелось умереть, сгинуть, исчезнуть. Страх за Олега, вина перед ним, отчаянье, дикая боль, из-за которой она ночью не могла двинуться с места, мутили разум, сбивали сердце с ритма.
                Прибегала Оксана с очередными рецептами:
                – Вот, невропатолог  посоветовал. Они, гады, не хотят на дом приходить. Голубая кровь! Как ты, родненькая? Хоть немножко ночью поспала?
                Потом шла в комнату  Олега – скорее убедиться, что тот еще жив, чем утешить.  Понимала, что расписывается в своем  врачебном бессилии.  Получалась жалко:
                –  Олежек,  все когда-нибудь кончается!  Дина – особенный человек. На нее столько навалилось за последние годы!  Другая бы руки на себя наложила, ей богу! А она и это выдержит. Она у тебя по характеру ванька-встанька. Никогда не валяется просто так. Держись, дорогой! 
                «Дорогой» бодренько или кисло улыбался:  «Держусь».
                Через два месяца сильная боль  неожиданно отпустила  Дину, угомонилась, стала терпимой,  теперь   уже   хватало таблеток.
                Однажды, когда Олег ушел,   Дина  осмелилась глянуть на себя в трюмо. Разделась до пояса, повернулась боком – и чуть не потеряла сознание. На нее смотрела не сутулая, а горбатая старуха с потухшими глазами.
                – Это я? Это не я! – разрыдалась Дина, хватаясь за зеркало, чтобы не упасть. – Я не хочу жить, не хочу!
                За последние полгода страданий это была первая истерика,  а  не просто слезы, которые Олег в минуты ссор обзывал этим  мерзким словом.
                Оксана пришла неожиданно. Кинулась обнимать, сама расплакалась.  И все – без слов, слава Богу. Отвела  Дину  умыться, накапала валерьянки,  усадила в кресло,  вывалила  ей на коленки любимые конфеты. Даже сама развернула одну и сунула подруге в рот,  чем вызвала у той   первую робкую  улыбку.
                – Горбик у тебя ма-аленький, почти не видно, –  наконец  сказала в утешенье,   – и снова Дина улыбнулась, уже успокаивая подругу.
                Это было так давно, но Оксана запомнила, как  возвращалась тогда домой под тусклыми  фонарями, попадая в лужи от раскисшего снега и почти не замечая дороги. Грустные мысли о Дине вытеснили все тревоги прошедшего дня на работе:
                «Быть красивой женщиной просто опасно. Старение они переносят куда тяжелее, чем те, кто не привык  заботиться о своей внешности, одежде. Я вот вроде бы еще в зеркало гляжу и личико свое подкрашиваю, но мне чихать на моду и то, нравлюсь  ли я своим коллегам или пациентам. А  Динка до сих пор  волосы красит  и  на бигуди накручивает, да еще своими артритными ручками…И ради кого? Кто ее видит сейчас, кроме  близких?»

  Продолжение  http://www.proza.ru/2018/03/11/2244
Продолжение