Фауст, Мефистофель и рождение Мастера и Маргариты

ИЛЛЮСТРАЦИЯ. Первая встреча Мастера и Маргариты. Из рисунков Нади Рушевой.
          ___________________________________________________________

                -- ОНА несла в руках отвратительные,  тревожные желтые  цветы. Черт  их знает, как их  зовут,  но  они первые  почему-то  появляются в Москве. И эти цветы  очень  отчетливо  выделялись на черном ее весеннем пальто. О н а  несла желтые  цветы! Нехороший  цвет.  О н а повернула с  Тверской в переулок  и тут обернулась... По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела  не то что тревожно, а даже как будто болезненно.  И  меня  поразила  не  столько  ее  красота,  сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!

                П о в и н у я с ь  этому  желтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошел по ее следам. Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной  стороне, а  она по  другой.  И не  было, вообразите, в переулке  ни души. Я  мучился, потому что  мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдет, и я никогда ее более не увижу... И, вообразите, внезапно заговорила она...  ---  М и х а и л  Булгаков. М а с т е р  и  М а р г а р и т а. Глава 13.  Я в л е н и е   г е р о я
             
                ОПРАВДАННА ли широкая публикация отвергнутых автором редакций произведений? Представьте, что опубликованы 4 разнящихся варианта рукописи «Войны и мира»... Утонем! Конечно, учёные жаждут таких публикаций, а вот сами писатели -- не очень-то. Писатель, поэт и филолог Владимир Набоков (1899-1977) уничтожил не только свои рукописи, но, по возможности, скупил и сжег свои письма, -- чтобы потомки судили только художественно отшлифованное. И вообще "судили" только писателя, а человека с его мелкими привычками оставили в заслуженном им покое... Максимально действенный ответ! (Сам дотошный пушкинист Набоков-то знал въедливость литературоведов!)

ОДНАКО теперь, когда черновые наброски –- подступы к «Мастеру и Маргарите» -- уже опубликованы, стоит поинтересоваться ими. (1) Сравним черновики с последней редакцией «Мастера» стоит хотя бы ради осознания совершенства именно последней редакции. Ибо рукою автора вычеркнутое, и вопреки авторской воле напечатанное редко способно украсить итоговый вариант: это правило черновые подступы к «Мастеру» только подтверждают.

                Ч е р н о в и к и - наброски Булгакова к будущему «Мастеру» -- «Чёрный маг» и «Копыто инженера» (1928-29 г.) -- есть ряд остро сатирических сцен в духе фантастики скорее Эрнста Теодора Гофмана(1776 -
 1822;немецкий писатель,писавший в жанре фантастичесской сатиры), чем Гоголя. Если у нас нет под рукой 5- пяти или 10-ти томника Булгакова с выше упомянутыми отрывками, то их можно сравнить из булгаковской же ранней прозы с полу фельетоны, полу повести «Похождения Чичикова» (1922 г.) -- и «Дьяволиада» (1924 г.) -- в нэпмановско-советские годы вариант «Песочного человека» Гофмана. «Похождения...» -- можно с удовольствием перечитывать и перечитывать, улучшая своё настроение. А вот «Дьяволиада» производит несколько сумбурное и тягостное впечатление. Прямое перенесение в нэпмановские годы гофмановской фантастики с тяжёлым психическим надрывом и самоубийством героя "сработало" как-то неправильно: обнажив общественные язвы, от них не принесло даже художественного облегчения весельем. То же и «Чёрным магом» и с «Копытом...»
 
                В «Копыте...» первой отдельной главой дано «Евангелие от Воланда». В дом скорби под маской врача дьявол явится досказать свое «Евангелие» Ивану Николаевичу Попову (который в «Мастере» превратится в –- Ивана Николаевича Понырева, он же -- Иван Бездомный). В последующих редакциях идущее уже второй главой «Евангелие» продолжает производить резкое впечатление. Стиль этого пересказа древних событий ернический: вроде того, как добровольные "стукачи" --ариманы и латунские тех лет языком вульгарной советской критики насмехались над библейским. Т.е. это мнимое «Е-е от Воланда» -- есть резкая бичующая сатира... Которая не устроила своего автора -- мастера слова. Что он скажет этой сатирой, кроме всем ежедневно встречаемого?.. И поиски продолжаются в двух направлениях.

                ФОРМА РОМАНА.  П о б о ч н о е  направление  п о и с к о в. 1936-1937-ым годом датирован незаконченный Булгаковым с автобиографическими чертами «Театральный роман (Записки покойника)», где явится в узнаваемом оперном гриме Фёдора Шаляпина  чёрт М е ф и с т о ф е л ь  из оперы Шарля Гуно «Фауст» по одноимённой трагедии Гёте... На самом то деле главный герой принял за сатану редактора художественного журнала. (2) Главный герой «Театрального романа» Максудов живёт двойной жизнью: ради хлеба насущного днём сочиняет фельетоны в газету, -- ненавистная жизнь. Зато ночами в комнате своей коммунальной квартиры герой Максудов уже писатель -- настоящая духовно наполненная жизнь. Максудов сочиняет роман: именно «Записки покойника...». О чём сочиняет роман герой с сюжетно неразъяснённым прошлым? Об этом потярянном прошлом и сочиняет:

                «М н е  с н и л с я  родной город, снег, зима, гражданская война... Во сне прошла передо мной беззвучная вьюга, а затем появился старенький рояль и люди, которых нет уже на свете»; «Я описал сонную вьюгу. Постарался изобразить, как поблескивает под лампой с абажуром бок рояля. Это не вышло у меня. Но я стал упорен...» -- это история Булгаковым  создания «Белой гвардии». А Максудов -- духовный потомок Турбиных.  О т м е т и м: во первых, герой живёт в  д в у х   в р е м е н а х. Во вторых: «Толстому подражаете», -- говорит, прочитав роман Максудова Мефистофель - редактор Рудольфи. Отсюда Максудов -- по мировоззрению еще и "потомок" русских классиков: подмастерье у   м а с т е р о в. 
 
                ОСНОВНОЕ направление  п о и с к о в  формы р о м а н а.  В результате  п о и с к о в  появляется ещё три отрывка: «Князь тьмы» и «Великий канцлер» (1934-36 гг.), плюс не озаглавленная рукопись 1939 года. Во всех этих трёх вариантах  н е т  так полюбившегося нынешнему читателю героя -- м а с т е р а. Это и не удивительно! Ведь за основу взяты евангельские события времён распятия Христа, имя которого на древнееврейском действительно звучало как "Иешуа". В 4 канонических Евангелиях есть Иисус - И е ш у а, есть первосвященник К а и ф а и Понтий П и л а т, но нет и не могло быть никакого проживающего в Москве  м а с т е р а.   В указанных трёх отрывках довольно второстепенный образ П и л а т а  ещё  весьма далёк от итоговой трагической высоты: П и л а т  выглядит обыкновенным чиновником бюрократом. Переодень его -- можно сейчас отправлять в Москву успешно служить другому, переплюнувшего императора Тиверия тирану Джугашвили.
                Очутившись в доме скорби Иван Попов (будущий Бездомный) впервые в жизни читает Евангелия, из которых, кроме того, что Пилат умыл руки и не получил ответ на вопрос об истине, «мало чего узнал об этом Пилате Иван...», -- совершенно точная за Попова автором романа констатация факта. Потому как про Пилата в Евангелиях сказано немного.(3) Но сатиру на бюрократов переносить в рассказ об Иисусе как-то не того... Получается, что пять ерничанье всё перевешивает.
 
В последней, завершенной редакции «Мастера» выдвинутая в современную часть романа сатира в ершалаимской части освободит место  т р а г е д и и   "человеческого существования" -- как её понимали Шекспир и Гёте. Отсюда и Пилат сделается по театральному  а м п л у а  трагическим героем: как большая часть страны во время сталинщины Пилат вынужден жить двойной жизнью -- "давить" в себе всё тирании не соответствующее. Но человеком он оказывается духовно не мёртвым. Поэтому итоговое высоко художественное повествование о Понтии Пилате -- совсем не аналог ернического «Евангелия от Воланда». Отсюда философский анализ собственно «Мастера и Маргариты» ни в коем случае нельзя подкреплять цитатами или выводами из незавершённых набросков.

                В сохранившихся страницах «Князя тьмы» и «Великого канцлера»  в соединении двух временных частей –- современной и ершалаимской  -- заметны резкие "швы". С опорой только на игру способного перемещаться во времени Воланда единение было довольно искусственным: происходил как бы антракт между действиями на перемену декораций. Это надо было затушевать. И вот в «Великом канцлере» впервые появляется Маргарита, с воспоминаниями и печальными с н а м и  о  ещё до начала романа потерянном любовнике –- п о э т е, а не мастере. (Вообще функции - роли Ивана и поэта в повествовании ещё не определены – не разграничены: в одном из обрывков Воланд беседует уже с мертвым Иваном). Послереволюционное время числит на своём счету немало погибших поэтов: в 1921-м расстрелян Гумилёв. В декабре 1938-го погиб в лагерной-пересылке Осип Мандельштам, в судьбе которого вместе со многими принимал участие и Булгаков. Значит на месте мастера п о э т мыслился фигурой символической -- за всех уничтоженных творцов. Мыслился, но не воплотился.

Только намеченный и почти не влияющий на действие -- не сочинявший историю о Га Ноцри чисто "страдательный" герой - поэт до своего появления в романе уже попадает в сталинские лагеря: «Ватная мужская стеганная кацавейка была на нём. Солдатские штаны... Весь в грязи...» -- таким поэт будет «извлечен» со стройки Беломорканала или с лесоповала... Этот путь под маской внешней фантастики и разбитой любви привёл бы опять только к критике происходящего в СССР. А автора то в процессе работы евангельский сюжет уже увлёк сам по себе, а не как только возможность гротескных сопоставлений. Теперь с московской сатирической частью следовало связать очень отличный от первоначального замысла материал.
                *      *      *
           ...Кумушка моя
С печи тихохонько прыгнула...

И свечку тонкую зажгла,
Да в уголок пошла со свечкой,
Там с полки скляночку взяла
И, сев на веник перед печкой,

Разделась донага; потом
Из склянки три раза хлебнула,
И вдруг на венике верхом
Взвилась в трубу — и улизнула. -- А.С. Пушкин "Гусар", 1833 г.
       *   *   *
                ОБРАЗ МАРГАРИТЫ и казнь ИЕШУА. Оказавшись перед необходимостью сгладить швы между реальностью и фантастикой, Булгаков, не мудрствуя лукаво, использовал старинный приём: нередкое для г о т и ч е с к о й  прозы объяснения фантастического наркотиками. Так сверх естественные похождения Маргариты можно объяснить примесью опиума в креме, как практиковалось на шабашах по дошедшим до нас сведениям. Во вручённой героини Азазелло коробочке оказался «жирный  желтоватый  крем. Ей показалось, что он пахнет болотной тиной...» Дурманящие, вызывающие бредовые видения вещества –- не новый литературный приём и для самого Булгакова: в его рассказе «Морфий» (1927) морфинист доктор Поляков в "двойных, стеклянных" с н а х  слушает оперу, встречается с потерянной возлюбленной – певицей и из сна видит реальность -- свой кабинет, где он спит на диване.

Так и Маргарита ради возвращения любовника отправляется –- или измученной женщине видится, что она отправляется к сатане на бал: мероприятие со «всеми московскими покойниками» и плотскими подробностями (из «Каббалы», «Молота ведьм» Якова Шпренглера и др. древних источников). Истории с помилованием Фриды в этой черновой рукописи нет, -- значит, нет и противопоставления злу милосердия. И от яда Азазелло в подвальчике умирая ведьмой, в новой призрачной жизни Маргарита ведьмой и уходит из действия.

                Не обладая ясным композиционным единством, редакции 1934-36 и 1939 годов производят резкое -– психологически «неприглаженное» впечатление. Здесь дьявол выступает в настолько явно традиционной роли провокатора и убийцы, что вопрос о каком–либо наказании им зла может быть только насильно примыслен к авторскому тексту: кончается всё глобальным – наподобие 1812 года - пожаром Москвы, в огне которого гибнут и дети тоже. Дьявол любуется пожаром как Нерон. Возможно, эта аллегорически точно -- как пальцем ткнули! -- соотносится с массовыми сталинскими репрессиями. И этот резковатый текст не вызывает желание перечитывать его.

ПОСЛЕ пожара, в развязке действия извлечённому из лагерей  п о э т у  даровано право освободить мучающего памятью Пилата: как бы перемысливаемое прошлое повторится, -- возвращенный на балкон прокуратор освободит Иешуа... Но правдоподобно изменить известный ход евангелических событий –- ход всей последующей истории едва ли может самая лихая фантастика. Выходило красиво, но искусственно. Формально части скреплены – соединены, внутренне же чего-то не хватало...

А  п о ч е м у, собственно, вместе с Пилатом читатель должен получить эту неправдоподобно сладкую псевдоисторическую "конфетку" не свершения казни, когда в начале христианства свершившаяся казнь Иисус Христа изменила моральный облик мира?.. Так совершился взлёт от надуманной книжной концовки черновиков к мощи философского замысла собственно «Мастера и Маргариты».
                *      *       *

                РОЖДЕНИЕ  М а с т е р а. ОН, без к о г о  теперь роман не мыслится, вошёл в роман в последнюю очередь. В предпоследней не озаглавленной редакции 1939 года  Воланд невзначай называет поэта -- м а с т е р о м  и несколько раз -- Ф а у с т о м, -- знак дальнейших поисков Автора. Поставить свой роман вслед за наложившим печать на лицо европейской культуры «Фаустом» Гёте -- есть совсем иная высота, чем критиковать зверства только одного тирана. Тиранов было много... Не интереснее ли порассуждать о рождающей тиранов чертах человеческой природы: «Т р у с о с т ь -- самый страшный порок!» Но теперь к новому замыслу не подходил страдательный образ  п о э т а. Так из обмолвок Воланда родился всем нам знакомый м а с т е р. Собственно, знающий 5 языков м а с т е р, это преображенный Максудов, окончивший два университетских факультета: подобно Максудову явился тоже "трудный человек" -- несущий черты подлинной духовной интеллигентности  м а с т е р. В которого влились и черты гётевского доктора Фауста.

Такой г е р о й  может быть только на первом плане: теперь уже не сатана Воланд, но  м а с т е р -- автор романа о Пилате. Знакомство же с оперой «Фауст» в конечной редакции станет критерием - тестом сопричастности героев (и читателей!) «бывшей» -- подавляемой русской культуре. Вот в доме скорби выслушав рассказ Ивана Бездомного о его печальной встрече со зловещим иностранцем (Воландом, м а с т е р (г о с т ь) заявляет: 

«Ну вы, конечно, человек девственный, -- тут  г о с т ь   опять извинился, -- но  тот (зарезанный трамваем Берлиоз), сколько  я о нем слышал, все-таки  хоть что-то читал! Первые же речи этого профессора рассеяли всякие мои  сомнения. Его нельзя не узнать, мой друг! Впрочем, вы...  вы  меня опять-таки извините,  ведь, я  не ошибаюсь, вы человек невежественный?
-- Бесспорно, -- согласился неузнаваемый Иван.
--  Ну вот...  ведь  даже лицо, которое  вы описывали...  разные глаза,
брови! Простите, может быть, впрочем, вы даже оперы "Фауст" не слыхали?» Гёте и его бессмертная поэма делаются как бы внешней исторической рамкой романа –- рамкой, определяющей его место в мировой культуре. И ЭТО -- о ч е н ь  в а ж н о!

По мере такого переосмысления -- поднятия замысла романа на философский уровень очищается и фельетонный язык предыдущих редакций: сравним из них издевательское «старикашка Иммануил» и нейтральное -- «беспокойный старик Иммануилл» в итоге. В итоговом «Мастере» давящие черты московского быта смягчены и более отодвинуты во внутренний – психологический план. Ведь через несколько месяцев после ареста  м а с т е р  отпущен, -- счастливчик для тех лет! «Отделанный», но отпущенный  м а с т е р  отказывается от борьбы и сам выбирает сумасшедший дом: и его на самом высоком уровне задевает тень "трусости" Пилата...

                Убраны излишние подробности террора в московской части, зато ершалаимские главы обрастают живой плотью уже не взятых из «источников», но из души автора вылившихся - подробностей. «Евангелие» от сатаны преображается в роман ч е л о в е к а  и  м а с т е р а, как доктор Фауст, что проясняет противостояние злу. Будто, вместе с именем Фауста слетевшая тень Великого Гёте даровала мощному замыслу последнюю хрустальную ясность!

                СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ  с н а  М а р г а р и т ы. После итогового совершенствования замысла романа из основного приема совмещения реального и фантастического наркотик - крем с дурманящим запахом становится уже более экзотической деталью. Сокращены выисканные в солидных источниках из жизни ведьм: занятные, но излишние подробности. Становятся сдержаннее ранее с точки зрения психиатрии точнейшие переживания (Булгаков по профессии -- врач!) героев. ВОТ "черновой" с о н   М а р г а р и т ы:

«ЕЙ стали снится оголённые берёзы и беззвучная стая чёрных грачей. Но, чтобы ЕЙ ни снилось: шипящий ли вал воды, бегущий в удивительные голые рощи и песчаные луга, холмы, меж которыми тонуло багровое солнце, один и тот же человек являлся ей в сновидениях. При виде его Маргарита Николаевна начинала задыхаться то радости и бежала к нему навстречу по полю или же в лёгкой лодочке из дубовой коры без весёл, без усилий... неслась к нему навстречу по волне... Вода не растекалась. И это была удивительно приятно. Рядом лежало сухое пространство усеянное большими камнями, и можно было выскочить в любой момент из лодки и прыгать с камня на камень, а затем опять броситься в лодку и по желанию, то ускоряя, то замедляя волшебный ход, нестись к нему.             
                ОН же всегда находился на сухом месте и никогда в воде. Лицо его слишком хорошо знала М а р г а р и т а Николаевна, потому что сотни раз целовала ЕГО... Глаза ЕГО горели ненавистью, рот кривился усмешкой. Но в том одеянии, в каком он появлялся... навстречу ей в роще, она не видела его никогда. Он был в черной от грязи и рваной ночной рубахе с засученными рукавами. В разорванных брюках, непременно босой и с окровавленными руками, с головой непокрытой. От этого сердце М а р г а р и т ы  Николаевны падало, она начинала всхлипывать, гнала во весь мах лодку... и подлетала к нему.   Она просыпалась разбитой...» (4) -- для уже ставшей символом г е р о и н и  здесь слишком много конкретики. Это отвлекает от философского подтекста.
 
                В не озаглавленной черновой рукописи 1939 г. ночами М а р г а р и т а  гуляет со своим другом у моря: «счастливый», без ужасного вида расстрелянного в лагерях друга, но тоже длинный вариант  с н а. В последней же редакции уже потрясающая итоговая лаконичность: М а р г а р и т е «П р и с н и л о с ь  это клочковатое серенькое небо, а под ним беззвучная стая грачей. Какой-то корявый мостик. Под ним мутная весенняя речонка... одинокая осина... Неживое всё кругом и до того унылое, что так и тянет повеситься на этой осине у мостика... Вот адское место для живого человека! И вот, вообразите, распахивается дверь этого бревенчатого здания, и появляется он... Оборван он и не разберёшь, во что одет. Волосы всклокочены, небрит. Глаза больные, встревоженные. Манит её рукой, зовёт. Захлёбываясь в неживом воздухе, М а р г а р и т а  по кочкам побежала к нему и в это время проснулась».
                *     *     *

-- Вы -- писатель? -- с интересом спросил поэт (Иван Бездомный -- м а с т е р а).
          Г о с т ь  потемнел лицом и погрозил Ивану кулаком, потом сказал:
-- Я  --  м а с т е р,  --  он сделался  суров  и вынул  из  кармана  халата совершенно засаленную черную шапочку с вышитой  на  ней желтым шелком буквой "М". Он  надел эту  шапочку и показался  Ивану  в  профиль  и  в фас,  чтобы доказать, что  он  --  м а с т е р.  --  Она  своими  руками  сшила  ее мне, -- таинственно добавил он.
-- А как ваша фамилия?
-- У меня нет больше фамилии, -- с мрачным  презрением ответил странный гость, -- я отказался от нее, как и вообще от всего в жизни...
  ___________________________________________________________
                М. Булгаков. Мастер и Маргарита. Глава 13. Явление героя               

                ХАРАКТЕРЫ и бесхарактерность  г е р о я  и  г е р о и н и... Случается слышать, что у  м а с т е р а -- нет своего чётко выраженного характера. Характер у  м а с т е р а  есть, но нужно уметь его увидеть. Точнее сказать: скрытое за образом м а с т е р а увидит сколько-нибудь начитанный. Иначе -- извините!.. «Иван  опустил  ноги  с  постели  и  всмотрелся.   С  балкона  осторожно заглядывал  в комнату бритый, темноволосый,  с острым  носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми...»  Учившиеся в дореволюционной гимназии без труда признали бы в этом портрете Николая Васильевича Гоголя со страницы своего учебника (автору этой статьи ещё посчастливилось беседовать с такими людьми лично.)(5.) Почему же именно Гоголя?!

ПОТОМУ ч т о  в произведениях Гоголя и в шутку, и всерьёз много "мелькает" чертей и нечистой силы. Помните, в гоголевской повести «ВИЙ» герой её Хома Брут  «пропал он оттого, что побоялся. А если бы не боялся, то ведьма ничего не смогла с ним сделать. Нужно было только, перекрестившись...» В отличие от Хомы не побоявшийся любви  "ведьмы"  М а р г а р и т ы   м а с т е р  побоялся  другого... Можно отказаться "от всего в жизни", только не от гуманистических традиций русской классики! Подлинный же гуманизм требует борьбы со злом. Писатель борется пером...  Здесь литературно психологическая игра с читателем: узнав литературную преемственность образов, читатель подумает, -- после Хомы, Пилата и  м а с т е р а  чего же и на каком уровне больше всего боится он?.. Возможно подумает... Хорошо, когда бы подумал.

 В исследуемом нами романе  м а с т е р -- есть как бы усреднённый символ творцов словом. Почему усреднённый? Потому что и Гёте,и Пушкин и сам Булгаков боролись за жизнь своих произведений до последнего вздоха. В последней редакции Мастер - зеркало единого одновременного отражения обоих планов романа и всех героев. У  м а с т е р а  "нет"  характера также, как "нет" его у знаменитого принца Гамлета: «характером» и  п р и н ц а  и   м а с т е р а являются -- вся  драма и роман и все их породившие эпохи. Фантазиями - размышлениями Гамлета направляется трагедия Шекспира.  Происходящее в МиМ оказывается следствием написанного героем романа о Понтии Пилате. Даже возлюбленная  м а с т е р а -- М а р г а р и т а первый раз является как героиня рассказа  м а с т е р а Ивану в доме скорби: то ли реальная женщина, то ли фантазия душевнобольного?.. Совсем нет образ Маргаритыподготовлен всёй истрией русской литературы: ннаполненной музыкой лирикой Тютчева( "О, как убийственно мы любим...") нервной красотой героинь Достоевского (Настасья Филипповна в "Идиоте"). И контрастами превращения Прекрасной Дамы в проститутку в поэзии Александра Блока. У поэта непременно должна быть его Прекрасная Дама. Если нет, то Её следует выдумать:

...И каждый вечер, в час назначенный,
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.  -- Александр Блок  "Незнакомка" 1906 г.
       *  *  *
А вот как м а с т е р  вспоминает свидания с М а р г а р и т о й: «О н а  приходила ко мне каждый день, а ждать ее я начинал с утра. Ожидание это выражалось в том, что я переставлял на столе предметы. За десять минут я садился к оконцу и начинал прислушиваться, не стукнет ли  ветхая калитка... О н а входила в калитку один раз, а биений сердца до этого я испытывал не менее десяти. Я не лгу. А потом, когда приходил Её час и  стрелка показывала полдень, оно даже и не переставало стучать до тех пор, пока без стука, почти совсем   бесшумно,  не   равнялись  с  окном  туфли   с  черными   замшевыми накладками-бантами, стянутыми стальными пряжками. Иногда  о н а  шалила и, задержавшись у второго  оконца, постукивала носком в  стекло. Я  в  ту же секунду  оказывался у этого окна, но  исчезала туфля, черный шелк, заслоняющий свет, исчезал, -- я шел ей открывать...»

                ВО ИМЯ стройного целого все эти плодотворные сопоставления образа Маргариты с прочими образами русской классики автором романа оставлены за текстом. ТАМ, за текстом мерцают -- вспыхиваю то здесь, то там огоньки реминисценций: Гёте, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Блок... Всё это делает роман  «Мастер и Маргарита» поистине бездонным: в тексте романа сталкивающиеся смыслы -- скрытые цитаты и аллюзии -- рождают всё новые и новые образы.
       
1. Булгаков М.А.- Собр соч. в 5 т. Ред. Г.С. Гоц. М., 1990. Т. 5. / То же -– 1992 г. Комментарии  – Г.А. Лескиса; Булгаков М.А. Собр соч. в 8 т. Ред. Викт. Ив. Лосева. СПб., 1993., Т. 8. / То же -– 2004 г. Т. 8, и др.

2. Об этом на моей странице статья -- Гёте и Булгаков. Мефистофель в Театральном романе

3. Смотрим на моей же странице -- 3. Понтий Пилат, Иисус и Иуда в 4 Евангелиях

4. Булгаков М.А. Собр соч. в 5 т. Ред. Г.С. Гоц. М., 1992. Т. 5. С. 101-102.

5. Без сомнения, именно от символической нагруженности некоторая "зашифрованность" образа Мастера явилась причиной не особенно удачной трактовки этой роли в хорошем фильме "Мастер и Маргарита" 2005 г. Виноват тут не хороший актёр Галибин, но режиссёр Владимир Бортко -- совершенно не уловивший гоголевских реминисценций. Для знающих русскую классику режиссёрская постановка роли Маргариты тоже выглядит немного одномерно: эффекты съёмок тут не могут спасти. Почему вообще нынешние русские режиссёры не горят желанием советоваться с консультантами: историками, литературоведами?..  Надо признать: фильм "Мастер и Маргарита"  "вытянут" за счёт блестящего исполнения ролей воландовской компании плюс незабвенной игрой Кирилла Лаврова в роли Понтия