Уличные игры послевоенной детворы

Детство моё прошло в  Нахаловке.

Нахаловка — это район Новосибирска, расположенный между железнодорожным вокзалом и Обью. Это название район получил потому, что ещё с довоенных времён там строился кто хотел и как хотел - место не плановое. Власти к самострою относились лояльно, так как бурно развивающемуся городу требовались в большом количестве рабочие руки. Построившиеся без проблем получали постоянную городскую прописку. Домишки были в основном барачного типа, не более двадцати пяти квадратных метров, зачастую примыкавшие и друг к другу. 

Населяли это гетто в основном переселенцы из сельской местности и беженцы. Жили все ровненько – одинаково бедно. Район был, как деликатно принято сейчас говорить, криминальный.
Половина ребят старше двенадцати лет состояли на учёте в милиции или находились в колонии. Ребят старше восемнадцати практически не было – если не в армии, то в тюрьме.
А вот детей послевоенного замеса было много. В компании ребят, с которыми я проводил время, было около десятка пацанов возраста шести-десяти лет.

Весь день мы, нахаловская шпана, проводили на улице.
Старшие ребята нас не обижали. Напротив - было у нас что-то вроде братства. Если кого-либо из наших обидят пацаны с соседних улиц, и мы не в силах справиться с обидчиками -  вопрос решали старшие.
Драки между пацанами возникали часто. Но если кого-то из наших обидят чужие, закаменские или ельцовские пацаны - обиды местного значения забывались, и все как один шли постоять за честь Нахаловки. Кстати, драки эти существенно отличались от того, что мы видим ныне. Сейчас дерутся так, чтобы сбить человека с ног, а потом его начать жестоко избивать ногами. В те времена был неписаный закон – лежачего не бьют. Зачастую, бывало, кто-то обессилел или получил достаточно тумаков – просто ложился, и его никто не трогал.   

Утро. Как всегда, не вовремя забренчал будильник. Он прервал такой приятный сон! Будто я, на зависть собравшимся вокруг пацанам, выуживаю из реки здоровенную щуку. Жалко – не успел её снять с крючка. Надо вставать. Одеваюсь. Дома никого. Родители на работе, а сестра в школе. Хотя сейчас летние каникулы, но для девочек-старшеклассниц в школе работает кружок домоводства.
А мне, восьмилетнему пацану, которому осенью предстоит идти во второй класс – лафа.
На столе мой завтрак – хлеб, сарделька, картошка и стакан молока.

С улицы слышны крики ребят. Завтракать некогда – ждут товарищи. На кусок хлеба намазываю масло. Сверху посыпаю сахаром, и на улицу. Увидев в руке у меня бутерброд, пацаны хором кричат: «Сорок восемь – половину просим!». Придётся поделиться – не успел я выкрикнуть: «Сорок один – ем один».
На половину моего бутерброда оказалось три претендента: Усоля, он же Юрка Усольцев, мой лучший друг Шурик Ильин и его младший брат Коля, которого почему-то называли Тенюсей. Мои бутерброды особенно ценились у ребят, так как они были всегда с маслом. А вот у Шурки Ильина - с маргарином.

Подошли другие пацаны: старший по возрасту - Хрюня, по метрикам Витька Тарасенко. К этому времени ему было одиннадцать лет, и он перешёл в четвёртый класс, правда со второй попытки: в третьем классе он оставался на второй год. А кличку свою он получил оттого, что родители Витьки в своей сараюшке держали поросят, и Витька сдуру показал нам, как поросята хрюкают. Кулёк, он же Генка Кульков. Толька Сурлик, от рождения Толя Пермин - кличку свою получил из-за пухлых щёк. Боря Христофоров, которого поначалу называли Колумбом, но он не оправдал имя великого мореплавателя и превратился в Колуна. Колуна мы не любили. Ему часто перепадало от меня и других пацанов. После очередного побития, он жаловался своей маме, которая в спешном порядке бежала к родителям обидчика с требованием наказать своего отпрыска.               

-  Пацаны! Чем займёмся? Давайте игранём в пристенок! – предложил Хрюня.
- Ты чё, Хрюня. У тебя от большого пальца до мизинца полметра, а у Тенюси сантиметров десять. Это не честно! - не согласился Шурик. - Давайте сыграем в чику.
- Принимается! – дружно поддержали все.
- Чика – это здорово, только у меня денег нет, - замямлил Кулёк.
- Как это нет. Ты же вчера в утильку железа сдал аж на два рубля!
- Так я их вчера и потратил – мороженого два стаканчика купил, да стакан морса выпил.
- Ну что скёшься, займи что ли у Сурлика – он всегда при филках.
- Хрюнь, разменяй бумажный рубль мелочью? – спросил  Сурлик.
— Это мы завсегда могём, – вытаскивая из кармана горсть гнутых монет, ответствовал Хрюня.
Из другого кармана он вытащил окурок от Беломора и закурил.
- Оставь пару раз зобнуть, – подал голос Усоля.
- Ладно, бери, – подавая бычок Усоле, Хрюня при этом выпускал из носа дым.
- По сколь на кон ставить будим? – спросил Шурик.
- Давайте по пятаку, – предложил Усоля.
- Харэ, – дружно одобрили все.
Хрюня битком очетил черту и посередине этой черты установил кон – горку монет, кверху решкой.
-  Начинай! - обращаясь к Тенюсе, скомандовал Хрюня.
Биток, брошенный Тенюсей, не долетел до черты.
- Слепой! Каши надо больше есть, а то сил не хватает биток за черту забросить.
Следующим бросал Шурка. Биток улетел далеко за черту.
 - Ясно, кто Тенюсю объедает, - глядя на Шурку, съехидничал Хрюня.

Последним биток бросал Хрюня. Пущенный им биток попал точно в чику, причём часть монет перевернулась с решки на орла. Эти монеты Хрюня сразу высыпал в карман брюк. Затем, взяв в руку биток, начал бить им по монетам, пытаясь перевернуть их с решки на орла. Перевернув пару монет, Хрюня промахнулся. Далее биток достался очередному. Последним должен был бить Тенюся, но к тому времени банк уже был разыгран. Первым проиграл Колун и убежал домой. Игра продолжилась. Но через некоторое время прибежала мать Колуна, под руку с плачущим сыном, и забрала монеты, стоявшие на кону, при этом выругав всех нас, потому что мы-де обманываем Борю-простофилю, и вообще по нам уже давно тюрьма плачет. На этом игра закончилась. По результатам игры, в выигрыше оказались Хрюня и Сурлик - остальные проиграли.

С Шуркой у нас был общий бюджет, и поскольку мы проиграли, его надо было как-то восполнить. Дома денег мы не просили. На собственные нужды зарабатывали сами.
На соседней улице был ларёк утильсырья – мы с Шуркой там были постоянными клиентами. На тележке с пристроенной к ней ванной мы везли в ларёк собранный металлом, медь, алюминий, кости, макулатуру.
Другим источником дохода были винные бутылки, так как отцы наши часто и много выпивали. Бутылки сдавали в приёмный пункт стеклотары, по цене аж рубль двадцать.
Заработанные деньги мы отдавали Зубу – Гришке Зубову. Ему было шестнадцать, и он учился в железнодорожном училище. Зуб был главарём нашего сообщества – держал мазу.
В те послевоенные годы попасть в кино было проблематично. За билетами в кинотеатры и клубы выстраивались длиннющие очереди. Как правило, на всех желающих билетов не хватало. Сестра Зуба работала кассиром в клубе «Транспортник». На деньги малолетней шпаны Зуб покупал у сестры билеты, которые с товарищами продавал жаждущим увидеть фильм в два-три раза дороже. После реализации билетов, он рассчитывался с ребятнёй. И в качестве бонуса, каждый получал мороженое.   

Свои кровно заработанные мы с Шуркой тратили на покупку игрушек и сладостей. На кино не тратились – либо быстро проскакивали в зал мимо контролёра, либо цеплялись рукой за юбку какой-нибудь женщины, изображая из себя её ребёнка. Глядя на современных детей, которых мама за ручку водит в школу вплоть до выпускных экзаменов, я вспоминаю, что в свои восемь лет мы с Шуркой и Тенюськой, которому было только шесть, объездили и обошли почти весь город.
После неудачной игры в чику, я пошёл домой и взял припасённые две бутылки из-под «Московской», правда одна была наполовину не выпита отцом, и мне пришлось содержимое вылить на помойку. Шурик тоже пришёл не с пустыми руками, а с поллитровкой и чекушкой. Всё это богатство мы понесли к приёмному пункту стеклотары. 

Возвращались домой довольные и счастливые, вкушая стаканчики сливочного мороженого с изюмом.

На следующий день была солнечная, жаркая погода. Компания была в сборе. Пришёл и Колун. До драки не дошло, но после словесной проработки, Колун в слезах убежал домой. Не дожидаясь разъярённой матери Колуна, решили идти на Обь купаться.
К тому времени половина из нас хорошо плавали. Сурлик и Тенюся только учились плавать, а Колуну мама вообще не давала близко подходить к воде.
У берега плавать нам было неинтересно. В то время Коммунальный мост через Обь ещё не был построен, и в качестве переправы существовал понтонный мост. Мы заходили по нему метров на сто, ныряли и плыли к берегу. А вот ребята постарше, на зависть нам, пробирались на пароход, и когда он доходил до середины реки, прыгали в воду. Течением их уносило километра на три.
После купания, из политого водой песка делали холмик и рассаживались вокруг него. Хрюня достал нож, и начиналась игра «в ножички». Смысл игры – от разных частей тела и из разных положений (а их около сорока) надо метнуть нож так, чтобы он остриём воткнулся в песок. Если нож не воткнулся - право его метать передавалось соседу. Проигравший получает щелбаны от игравших. Причём количество щелбанов, пробиваемых проигравшему, зависит от места, занятого участником по окончании игры.

Было сыграно несколько партий, и никому из игравших не удалось уберечь свой лоб от щелбанов. Тут подбежали мокрые, только вылезшие из воды Кони - Мишка Меринов и Вовка Воронков:

- Пацаны! Завязывай с игрой.
- Чё случилось, Вороной? - почёсывая лоб после щелбанов, спросил Хрюня.
- Я раздобыл карбид – пойдёмте повзрываем.
- Много достал? – спросил Сурлик.
- Порядочно, аж пол ведра. Сварщики делали водопровод в школе. Отошли покурить, и я слямзил ведёрко с карбидом.
- Никто не усёк?
- Чистая работа. Где взрывать будем?
- Давайте у меня в ограде, дома никого нет, - предложил Шурик.
- А чёйто у тебя? - завозникал Хрюня.
- У тебя, Хрюня, никак нельзя – поросят напугаем, они и хрюкать перестанут. К тому же, у меня бутылки есть со сколами – их все равно не принимают, а нам в самый раз. Вот только пробок у меня нет.
- Пробки есть у меня. Штук пять, я их на поплавки собирал, - сказал я.
- Пошли.

В бутылку наложили кусочки карбида. Шурик залил воду, а горлышко заткнул пробкой. Началась реакция.

- Атас! – крикнул Шурик.

Все отбежали от бутылки метров на пять и спрятались за дровеник.

- Чё, забздели? – отойдя от бутылки метра на два, геройствовал Мерин.

Раздался взрыв. Осколки стекла разлетелись в разные стороны. Долетели они даже до нашего укрытия. Мерин закричал и упал на землю, закрыв лицо руками. Из-под пальцев сочилась кровь. Заплакал Тенюся. Все растерялись, не зная, что делать.
Услышав хлопок от взрыва, сбежались соседи. Две женщины подняли Мерина. Кто-то крикнул: "Ведите его к Ваське Солдатову, он на машине домой приехал на обед!". Мерина погрузили в «Студебеккер» и повезли в Железнодорожную больницу.
Через две недели Мерина выписали с несколькими шрамами на лице и без двух пальцев на правой руке. 

Эхо прошедшей войны проявлялось и в детских играх. Самая популярная игра тех времён – игра «в войну». В качестве оружия сначала были детские ружья и пистолетики, купленные в магазине. Взрослея, мы перешли на изготовление контактного оружия.
Из деревянных брусочков или реек делали автоматы и пистолеты. На конец «ствола» с двух сторон пристраивали тонкую резинку. Из проволоки выгибали скобу - «курок», который жёсткой резиной или пружиной прижимался к «стволу». Выгнутая из проволоки «пулька» охватывала тонкую резинку, которая натягивалась, а «пулька» подсовывалась под «курок», который прижимал её к «стволу» - таким образом, оружие было готово к действию. Это было довольно-таки опасное оружие. «Разоружение» произошло после того, как во время «военных действий» Сурлик лишился глаза.
Но не остановить «технический прогресс»! Вскоре мы перешли на изготовление ещё более опасного оружия - поджигов. Из поджига, заряженного дробью или пулей, можно не только изувечить человека, но и убить. Правда чаще от этого оружия страдали сами изготовители. Дефекты в конструкции и изготовлении, а также слишком большая закладка пороха или серы приводили к разрыву поджига в руках стрелка. Не обошла беда и нашу компанию -  так мой одноклассник Генка Баранов лишился кисти правой руки. После этого случая, участковый Николай Королёв провёл беседу с родителями нашего сообщества. Результат этой беседы – полное изъятие и уничтожение холодного и огнестрельного оружия. 

Не знаю, как бы дальше всё сложилось, но к счастью, в это время в «Транспортнике» начали показывать фильм «Вратарь», а затем «Запасной игрок». После просмотра этих фильмов, мы с Шуркой заболели неизлечимой до сих пор болезнью – Футболом.
Отец мне ни в чём не отказывал, и когда я попросил у него денег на покупку футбольного мяча – он без проблем выдал мне пятидесятирублёвую купюру. Мама не стала возражать – пусть лучше мяч гоняет, авось перестанет собирать железяки на помойках да устраивать взрывы.
На другой день с Шуркой и Тенюсей мы пришли в магазин «Спортивные товары».
Нам понравился футбольный мяч красного цвета. Продавец выписал квиток и отправил нас для оплаты товара в кассу. Кассир взяла у меня квиток с деньгами, но чек отбивать не стала.

- Откуда у вас такие большие деньги? – размахивая пятидесятирублёвкой, возмущалась кассир, – наверно украли! Ведите родителей, иначе не получите чек.

Родителей дома нет - они на работе. Ждать до вечера для нас было неприемлемо. Недалеко была столовая, где бухгалтером работала тётя Клава – мать Кулька. Тётя Клава нам не отказала. Она представилась моей мамой, и прежде чем получить чек, выслушала от кассира лекцию о том, что нельзя детям доверять такие большие деньги. Затем тётя Клава обменяла чек на красный футбольный мяч, который вручила нам.         

 После обеда мы отправились на Обь искать пацанов. Они, как обычно, играли «в ножички».          

- Пацаны! –  выкрикнул я, -  Кончай игру. Мы с Шуркой купили настоящий футбол. Пойдём в «Садуху» (так называли пустырь на территории Железнодорожной больницы), погоняем мяч.
- А где он у вас? – спросил Конь Вороной.
- У меня дома.

Взяв из дома мяч, мы весёлой гурьбой направились на пустырь. По дороге к нам прибились игравшие в зоску Шмаркот (Колька Шмаров), Васька Сарайкин и Бармалей (Хамзя Нургалиев). Увязался и Колун.
Из валявшихся камней сделали ворота. Разделились на две команды и начали играть.

Наш первый матч затянулся до темноты. Финальным свистком был крик матери Колуна: 

- А ну, шантрапа! Живо по домам!

С этого времени все наши игры и увлечения постепенно были забыты – их вытеснил его величество Футбол.