Главное, не опоздать

  К настоящим годам, она стала тяжёлой на подъём. Давление иногда зашкаливало, поднимаясь до таких высот, что казалось, всё. Конец. Скорая спасала её и, она снова телепала потихоньку.

Болели все суставы. Да, и, казалось всё   тело, в общем. А как же иначе. Десять операций, эндо протезы   тазобедренных суставов, стержень в коленном. Всё это доставляло нестерпимую боль ей, хотя она старалась ещё, как - то хорохориться. А, в иные дни, она довольно шустро для её положения, моталась по кухне, стараясь приготовить, что нибудь вкусненькое к приходу с работы детей. Да и бельё простирнуть, когда всё это дети будут делать. Вон, целый день на работе.  И мойка оставалась,  после их ухода,  завалена грязной посудой. Ну, неужели,   же будет она лежать целый день вот так.   Старшая дочь и средняя со своим мужем уходили на работу чуть свет и, являлись с работы, когда за окном уже сгущались сумерки. Ну, как же их не покормить, если целый день на сухом, да холодном. А, ведь это же её самые дорогие сердцу существа.

 Но, дочери, возвращаясь с работы, хоть и были ужасно голодны и хватали всё съестное, что попадётся под руку, всё равно ругали её, за самодеятельность. Так они называли её готовку. Упадёшь, как нибудь и будешь валяться целый день, пока мы не придём с работы. Да и, бельё ты вывешиваешь не очень аккуратно, потом его трудно разгладить. И,  посуду моешь без средства, а по старинке с горчицей.    Но, мать не хотела их слушать и старалась изо всех сил, чтобы к их приходу, достойный ужин был на столе. И, бельё тоже стирала и, как  можно правильнее   и  ровнее,  пробовала  повесить вещи.

Казалось, один зять был доволен этим, её ужинам. Он, только открыв дверь, втягивал воздух носом и, чуть не с порога, кричал: Оооооо! Ну, слава богу, нас тут ждут. И, если я не ошибаюсь с запахом, ужин сегодня порадует меня. Да, впрочем, как и всегда. И, он, ещё не раздевшись, как следует, принимался греметь крышками кастрюль и сковородок. На ходу выуживая, что нибудь вкусненькое из этих сковородок.

Жена его, ругала его за то, что он, ещё не помыв рук, уже набивает себе живот и не думает, с каким трудом всё это приготовлено. А, мать, светясь глазами, шутила: Умру, хоть ужины эти будете помнить. На что, дочки её сразу же парировали в один голос: Ой, мама, да вы ещё нас переживёте. Вон,  какие нервы у нас на работе.   А, все болезни от нервов.

Чуть раньше их, со школы приходила внучка, и бабка прямо кидалась к ней, предлагая обед, который старалась изо всех сил успеть, приготовить к её приходу. Внучка её, дочка от старшей дочери, училась в девятом классе. Девочка была старательная и большая умница. Она хорошо училась. Несколько лет была старостой класса, взваливала на себя все обязанности, вплоть до преподавательских. Имея гибкий ум и стремление знать много и всесторонне, она не редко подменяла, даже преподавателя по инязу, почти в совершенстве владея английским. Ну, по крайней мере, ничуть не хуже самой преподавательницы.

Выматываясь на уроках по полной, она бывала часто резка дома. Да и, переходный возраст имел место быть. Бабка знала об этом и старалась не докучать ей со своими просьбами. А, их ведь было немало у пожилой, и, к тому же не блиставшей здоровьем женщины. Ведь суставы не гнулись и она не могла носки одеть сама. Но, она не смела даже об этом думать.

А, вот покормить внучку после уроков считала просто своей святой обязанностью. Внучка же, часто прямо с порога отфутболивала бабку с её обедами и, буркнув, чтобы она не приставала к ней. И, так тошно, бросала она и закрывалась в своей комнате, щёлкнув ключом в двери, при приближении бабы.

Та, тяжело ступала по половицам, опираясь на клюку и громко охала, жалуясь на своё непослушное, крупное тело. Бабка, постучав в дверь и, не дождавшись ответа из - за этой двери, тихонько бросала: Остынет же борщ – то, да и котлеты будут не такими вкусными, когда постоят. Но, не получив, ни да, ни нет, она тихонько уходила к себе, роняя беззвучно слёзы.

Голодная ведь, - шептала она сквозь слёзы и, оставляла открытой свою дверь, чтобы ещё раз предложить, если вдруг, внучка выйдет из своей комнаты. Заведомо зная, что снова нарвётся на грубость, она всё равно пыталась накормить голодную свою унуню. Ведь это повторялось почти что ежедневно. Ну, по крайней мере, частенько. И, она привыкла.

Штопая носки, или зашивая какую нибудь дыру, прохудившуюся в чьей либо одежде, ( за это она, тоже получала по полной от дочек, мама, ну не штопают люди теперь носки, отвыкай ты уже от своей привычки.) всё ждала, свою маленькую пташечку (так с детства звала внучку.) А, дождавшись, всё подсовывала кусочки по вкусней, как ей казалось.

А, уж пенсию свою она ждала, как алчущий в пустыне. Прежде, чем её получить, она уже составляла список, как распорядится ею. А, чему больше всего, она радовалась, что сможет выделить своей унуке на карманные расходы. Мать держала ту в строгости, а, ведь ей было почти пятнадцать. Это возраст, который во всём и во всех нуждается, хотя всё и всех отвергает. Но, бабка – то знала этот возраст. И знала, как ей самой, когда то, давным давно хотелось этого участия. Но, было не кому её побаловать. Бабушка жила не с ними, а у родителей было слишком много детей и их, к этому не приучали. Только на день рождения отец выделял рубль.

Вот, теперь, она, как бы исправляла те несбывшиеся, детские желания её самой. Дочка ругала её за эти карманные, но она, всё равно украдывалась от всех и, одаривала внучку определённой суммой. Та же, будучи бесхитростной, как все дети, сразу же хвасталась матери.

Мама, вы хотите испортить, мне ребёнка? – недовольно выговаривала дочка и запрещала баловать её дочь. Мам, ты не слышишь меня совсем, пеняла она ей. Вроде, возраст ещё не такой уж, чтобы выжить из ума. Или нарочно делаешь ты это. Чтобы позлить меня, или показать, что я плохая мать. Привыкнет с детства к деньгам на дармовщинку, я же не потяну её с институтом одна. Там – то запросы вырастут в разы. Ты это понимаешь.

Мать всё понимала, но и понимала, что внучке нужны эти пять, шесть сотен, чтобы чувствовать под ногами почву. Ведь она уже становилась личностью.

Летом внучка уехала на три недели в санаторий к морю. Так получилось в этом году, что путёвки были только на август. Вернулась она оттуда, как раз за неделю до школы. Она соскучилась по всем родным. И больше всего по бабуле своей. Там она поняла, как любит её бабушка и, как сама она, тоже любит её. Она привезла ей, только ей, свой большущий, пребольшущий секрет. Только ей. Маме она тоже расскажет, но, позже. А вот бабушке, прямо сейчас. Кажется, она влюбилась. По-настоящему. Это чувство захватило её от кончиков пальцев, до самой макушки. И, по всей видимости, она, тоже не безразлична ему. Оказалось, они с ним из одного города, но, она никогда не встречалась с ним раньше. Она вся трепетала от этого чувства. Так спешила к ней с этим секретом, что не поняла сразу, что дома, что – то не так. Что там, что - то случилось. Ни заплаканные глаза матери, ни угрюмый вид дядьки не насторожили её, при встрече. Она была вся в своём чувстве. Мама, ну, что ты плачешь то теперь. Я ведь уже дома.


Когда она быстро вбежала в переднюю, бабушка почему - то не встретила её, как раньше, она встречала её всегда. В доме стояла, какая то гробовая тишина, которая в раз, отрезвила её, от её чувства и напугала. От чего - то сдавило сердце и захотелось заплакать. Большущее зеркало на стене было закрыто платком и, она, ещё никого не спрашивая, вдруг поняла, что случилось.

 Хоронили бабушку на следующий день, по приезду внучки из санатория. Она была уже взрослая, чтобы не признаться ей об этом страшном событии. Да, она бы никогда не простила им этого шага. Если бы они похоронили её, не дождавшись приезда внучки.

Только на краю могилы все поняли, как они любили свою маму, бабушку и, даже тёщу.  Но, они так ни разу и не сказали ей при жизни об этом. Чаще были недовольны, да укоряли её во всём. 

А, главное, как она любила их.   

Секрет внучки, так и остался секретом и, будет ли он открыт кому, это ещё вопрос.   

После похорон, когда жизнь начала входить понемногу в свою колею, внучка, каждый раз подходя к двери, думала: Не постучит больше бабка с той стороны и не позовёт ее,   есть борщ и котлеты.

А, потом, она нашла на полке для книг, в своей комнате, конверт, подписанный рукой бабушки. Там лежали купюры по 500 рублей и листок бумаги, где написан был рукой бабушки каждый месяц, а напротив стояла цифра 500. Денежек было ровно двенадцать. Бабка за год вперёд выплатила внучке на карманные расходы.